Читать онлайн «Умножающие скорбь. Как выжить в эпоху войны элит». Страница 21

Обычно нефтегазовую отрасль не относят к отраслям Третьей (Четвертой) производственной революции. Верно это лишь отчасти. Нефтегазовая отрасль потребляет технологии ТПР, но не производит их. Использование технологий ТПР позволило в США, например, снизить себестоимость добычи сланцевой нефти с 80 дол. за баррель в 2012 г., до 25–30 долларов в настоящее время. При этом надо иметь в виду, что американские энергетические компании могут получать, по сути, беспроцентные кредиты с пролонгацией на очень длительное время.

Третий, возможно главный и подлинно хронополитический процесс, связан с борьбой в глобальной наднациональной элите и отражением ее в динамике глобальной экономики и политики. В то время, как в российском информационном пространстве элиту продолжают делить на процентщиков и менял, на Ротшильдов и Рокфеллеров, в реальном мире происходят совершенно иные процессы. В последние годы для исследователей стали доступны количественные методы изучения глобальных элит с привлечением Больших Данных, касающихся различного рода отчетности, участия в политических и экономических процессах и т. п., с использованием методов сетевого, иерархического, детерминантного и иных методов.

Сведения, полученные несколькими группами исследователей независимо друг от друга в Швейцарии, США, Японии и России говорят примерно об одном и том же. Если рисовать картину крупными мазками, то получается примерно следующее. Есть две экономики. Старая – с господством фиктивного финансового капитала, сырьевыми рынками, поддерживающими резервные валюты и подчиненным положением реального сектора. Это – экономика уходящей эпохи традиционных резервных валют, нефти и индустриального производства. Во главе этой экономики и политического мира стоят те, кого любовно называют банкстерами. Это – финансисты и связанные с ними политические круги, социальные группы и т. п.

В последние 10 лет ускоренными темпами формируется новая экономика. Ее называют по-разному. Некоторые – экономика участия, другие – экономика платформ, третьи – гибкая децентрализованная экономика. Последнее неверно, поскольку платформы – это глобальные централизованные структуры, организующие и регулирующие децентрализованную деятельность отдельных производителей. Типичная платформа – это всем уже хорошо известные в России Uber и Airbnb. Интернет-революция – это не революция, а подготовка Третьей (Четвертой) производственной революции. Именно Третья (Четвертая) производственная революция с ее гибкими производствами является производственной основой новой экономики. Ни одна экономика не может базироваться на впечатлениях, маркетинге и прочем мерчендайзинге. В основе любой экономики лежит производство.

В Третьей (Четвертой) производственной революции производство базируется на информационных технологиях в виде платформ. Вот их создатели и собственники и составляют ядро новой господствующей элиты. Эта элита носит межгосударственный характер. Это не американская, не британская или какая-то другая элита. Это элита нового даже не производственного уклада, а способа производства. Соответственно вокруг этой элиты ускоренно формируются политические, социальные, военные и иные структуры. В этом смысле скандал со Э. Сноуденом стал одним из первых проявлений смертельной схватки двух элит: элитой финансов и элитой платформ.

В принципе неизбежный в ближней перспективе, чрезвычайно серьезный не только циклический, но и системный кризис экономики, будет связан не только с традиционными циклическими факторами экономического развития, но и с глобальной борьбой двух наднациональных групп элит.

Еще одним отражением этой борьбы является все возрастающая политическая напряженность и конфликты по всему миру. В принципе, в человеческой истории это не уникальная ситуация. В прошлом никогда межэлитная борьба такого типа не происходила в мирную эпоху. Это всегда были эпохи войн. С учетом колоссальной разрушительной силы летальных высокотехнологичных вооружений, позволю высказать гипотезу: в ближайшие годы нас ждет не глобальная Третья или Четвертая мировая война, а совершенно уникальное, невиданное явление – глобальная, охватывающая все континенты и локации мировойна или жесткое противоборство, ведущееся не только и не столько привычными средствами, а с использованием всего потенциала принудительных программирующих вооружений, включая поведенческие, когнитивные и даже теологические. Итог борьбы двух элит далеко не предрешен. Каждая из них старается использовать в своих интересах все возрастающую турбулентность, неопределенность и глобальные кризисные процессы.

Ситуация для России в ближайшие годы сложится очень сложная. Например, российский экономический кризис только начинается, поскольку вне зависимости от ситуации внутри страны, он будет мультиплицирован глобальным экономическим кризисом. К тому же по объективным причинам сегодня в мире каждый заботится только о себе. Поэтому со стороны особо ждать помощи неоткуда. Российские шансы связаны с тремя факторами. Во-первых, навыками нашего народа находить выход из самых сложных, казалось бы, безвыходных, положений. Во-вторых, в мировых элитах нарастает раскол и важно своевременно установить взаимодействие с теми, кому принадлежит завтра, а не вчера. Наконец, в-третьих, в силу особенностей исторического развития у России до сих пор сохраняется комплекс уникальных технических, гуманитарных, социальных, организационных и энергетических технологий, которые могут выполнить роль «дикой карты» и до неузнаваемости изменить ситуацию. Наша «дикая карта» для кого-то вполне может стать «черным лебедем».

Казалось бы, ответ на вопрос ясен. Враг – это американцы, янки, пиндосы и т. п. Однако, в действительности, все сложнее и одновременно проще.

Любой человек воспринимает мир и действует, используя семантические или концептуальные решетки[53]. По этой причине люди существуют не в огромном, разнообразным мире, а в своеобразных «тоннелях реальности». Об этом много и хорошо написано у В. Аршинова, В. Лепского и С. Переслегина[54]. И надо понимать, что огромный мир и персональный или групповой тоннель реальности – это «две большие разницы». Как говорил великий Филипп Дик: «Реальность – это вещь, которая продолжает существовать даже тогда, когда ты перестаешь в нее верить». Поэтому необходимо стараться выйти из собственного тоннеля реальности, пока в нем не обнаружился яркий свет от приближающегося встречного поезда.

Главными тоннелестроителями всегда были и будут семья, школа и улица. В советских школах замечательно учили географии. Почти каждый школьник мог за несколько секунд найти на карте столицу Гвинеи или Бутана. Когда школьники подросли и стали серьезными дядями – российскими политиками, аналитиками и т. п. они продолжают мыслить в географическом тоннеле. Поэтому любимицей российского политикума, аналитики и СМИ – от интеллектуальных до желтых, остается геополитика, а еще лучше геостратегия.

Друзья, враги, союзники и угрозы продолжают восприниматься исключительно в масштабе географической карты, в перекрестье параллелей и меридианов. Между тем, если не заниматься одеванием короля, можно в определенной мере согласиться с Максимом Шевченко, полагающим, что «… государство в современном мире – достаточно условная вещь, поскольку государство является просто территорией, которая контролируется определенной группой бюрократии. И статус того или иного государства зависит от того, признается ли данная группа бюрократии на этой территории так называемым мировым центром силы». Касательно исключительного контроля бюрократии и наличия мирового центра силы, это – вероятно, преувеличение, однако, необходимость преодоления геоцентризма в реальной политике схвачена верно. Эту необходимость замечательно показал со свойственным ему перехлестным эпатажем В. Пелевин: «А что касается пути, по которому пойдет дальше Россия, то непонятно, как и куда символическое понятие может пойти по абстрактному».

В динамичном, неопределенном, нелинейном мире, полном «черных лебедей» и «волшебных драконов» жить в унаследованных от прошлого тоннелях реальности становится сложно, а зачастую невозможно. В стране и в значительной степени в мире в последние десятилетия произошла, по глубокому замечанию профессора В.Бурова, когнитивная катастрофа. Когнитивная катастрофа – это ситуация, «когда человек или группа по психологическим причинам, из-за неверных когнитивных и нейрокогнитивных стратегий не могут воспользоваться имеющимся знанием для постановки и решения сложных задач и в осуществляемых ими выборах, и идут на редукцию системных уровней к доступным им низшим, более простым уровням. Дефицит и измельчение когнитивных ресурсов приводит к тому, что решаются только малоресурсные задачи, а сложные вопросы не рассматриваются или рассматриваются в катастрофически редуцированных контекстах, когда игнорируется сложность и выбираются самые простые, пускай неверные решения тяжелых проблем»[55]. В этой связи знаменитый математик Г. Перельман, по слухам, любит говорить: «если реальность полагается фата морганой, а фата моргана – реальностью, то с позиции науки это нормально, а вот в обыденной жизни с таким подходом пропадешь». Когнитивная катастрофа имеет своим следствием трагические политические ошибки, экономические кризисы и даже военные действия. Поэтому когнитивных катастроф, особенно в политике и обслуживающей ее аналитике, надо любой ценой избегать.