Читать онлайн «Запад-Россия. Тысячелетняя Война». Страница 60

Тем, кто огульно обвиняют Россию в «возрождении прежних империалистических традиций», когда она встает на защиту интересов русских меньшинств в новых независимых государствах, стоит спросить себя: разве вторжения в Афганистан и Ирак, бомбардировки Ливии и Сирии силами НАТО не являются реализацией старой доброй идеи военного превосходства?

Завершив геополитическую и военную демонстрацию, Бжезинский переходит ко второй части американской стратегии в отношении России — концепции «мягкой силы»:

«Россия с большей вероятностью предпочтет Европу возврату империи, если США успешно реализуют вторую важную часть своей стратегии в отношении России, то есть усилят преобладающие на постсоветском пространстве тенденции геополитического плюрализма. Укрепление этих тенденций уменьшит соблазн вернуться к империи»[324].

Вполне логично предположить, что под прикрытием защиты демократии американские НПО и их европейские подразделения испытали свою концепцию сначала в 1999 году в Сербии против президента Милошевича, а затем, начиная с 2003 года, во время цветных революций на Украине, в Грузии и Киргизии.

В результате изобретения Всемирной паутины в начале 1990-х годов, развития новых информационных технологий и относительного неприятия кровавых военных вторжений общественностью Соединенные Штаты, воспользовавшись благоприятным моментом, разработали концепцию беспрецедентной ударной мощи. С подачи Джозефа Ная, бывшего помощника заместителя госсекретаря при Джимми Картере и заместителя министра обороны при Билле Клинтоне, эта концепция получила название «мягкой силы».

Профессор Гарвардского института государственного управления им. Джона Ф. Кеннеди Джозеф Най известен как один из виднейших либеральных мыслителей в области американской внешней политики. Его коллега Сэмюэл Ф. Хантингтон возглавлял ее консервативное крыло.

Оспаривая упаднические взгляды ученого Пола Кеннеди, написавшего книгу «Взлет и падение великих держав: экономические изменения и военные конфликты с 1500 по 2000 гг.» («The Rise and Fall of the Great Powers: Economic Change and Military Conflict from 1500 to 2000»), Най утверждает, что американская держава «и не помышляет о падении, а напротив, станет еще сильнее в ближайшие десятилетия», поскольку само понятие «держава» следует пересмотреть[325]. С одной стороны, Соединенные Штаты были и остаются сильнейшей военной державой, с другой — они располагают сравнительно новым преимуществом, которое позволит им играть все более важную роль в будущем, — способностью увлекать и убеждать другие государства, не прибегая к силе и угрозам. По мнению Джозефа Ная, речь идет о новой форме власти в современной международной политической жизни, которая, отказавшись от кнута и пряника, строится исключительно на убеждении, то есть на внушении другим своих мнений и намерений.

«Мягкая сила», или способность убеждать, базируется на таких нематериальных ресурсах, как положительный имидж или репутация государства, его престиж (часто основанный на экономических или военных показателях), коммуникативные возможности, степень открытости общества, безупречное поведение (во внутренней и внешней политике), привлекательность культуры и идей (религиозных, политических, экономических, философских), научно-техническое развитие, а также членство в международных организациях (способность влиять на содержание повестки дня и решать, какие вопросы достойны обсуждения, а какие нет). Все это позволяет государству удерживать наиболее выгодное соотношение сил.

Най разграничивает приказную власть, то есть способность менять чужие действия с помощью принуждения или поощрения, и власть ассимилирующую, то есть способность менять чужие желания. Последняя основана на умении увлечь или возможности выстроить иерархию политических проблем таким образом, чтобы не дать другим высказать более насущную и убедительную точку зрения.

Благодаря своей «мягкой силе» Соединенные Штаты неизменно оказывались главным действующим лицом на мировой арене. Дополнив традиционную «жесткую силу», «мягкая сила» стала играть первую скрипку, особенно на фоне потрясений, связанных с глобализацией. Ведь в условиях открытия границ и удешевления коммуникаций с такими межнациональными проблемами, как терроризм, глобальное потепление, незаконный оборот наркотиков и вспышки мировых эпидемий, можно справиться лишь сообща.

Согласно Наю, существуют три типа ресурсов: военные, являющиеся основой «жесткой силы» (в данном отношении у США нет соперников); экономические (присущие всем крупным промышленным странам, а также быстро развивающемуся Китаю) и нематериальные, которыми в той или иной мере обладают все правительства, НПО, предприятия и культурные учреждения.

В краткосрочной перспективе Соединенным Штатам необходимо защищать свои универсальные ценности и сохранять привлекательность, опираясь на международные организации, дабы и впредь проводить свою политику и не допускать возникновения антиамериканских настроений. В долгосрочной перспективе развитие новых технологий сократит объем нематериальных ресурсов США и приведет к более сбалансированному распределению сил в мире. Перефразируя Клаузевица[326], «мягкая сила», с точки зрения Ная, есть идеальное продолжение войны иными средствами. Это абсолютное оружие американской демократии, которая, подчиняясь общественному мнению, не хочет и не может вести настоящую войну.

На протяжении 2000-х годов Най оттачивал свою теорию. Он был уверен, что «Америка должна применять „умную силу“ — сочетание „жесткой“ и „мягкой“ силы, как во времена холодной войны». В 2009 году Хиллари Клинтон, на тот момент госсекретарь США, решила взять на вооружение «умную силу» для реализации стратегии администрации Обамы.

Применение «мягкой силы» и различных мобилизуемых ею ресурсов зависит от политического чутья американских президентов. Возможности этой концепции поистине безграничны. Можно использовать то кнут (высадки в Сомали и Афганистане, вторжение в Ирак), то пряник (пропаганда американской модели демократического плюрализма и экономического либерализма). К «мягкой силе» прибегают абсолютно все администрации, поскольку она позволяет не проливать кровь.

Приверженцы более левых взглядов или гуманисты, например политолог Бенджамин Барбер[327], предлагают заменить превентивные войны превентивной демократией, быть скорее «совами», чем «коршунами» и «ястребами». Иными словами, ласковый зверь предпочтительнее свирепого, даже если последний всего лишь осуществляет экспорт «рыночной демократии», то есть капитализма чистой воды.

«Желание способствовать распространению демократических ценностей является ключевой составляющей превентивной демократии, под которой подразумевается политика национальной безопасности. Однако ее часто путают с не менее пылким желанием экспортировать капитализм и расширять мировые рынки»[328].

Тесная связь между военной силой, «демократической» консолидацией и экономическими интересами является неотъемлемой частью стратегии западных завоеваний на окраинах России. По словам Габриеля Галиса, соглашение об ассоциации, предложенное Евросоюзом Украине в 2013 году, «наглядно иллюстрирует стремление воздать должное украинским богатствам (недрам и житницам, а также нефте- и газопроводам) посредством подкупа новой элиты ради свободной и неискаженной конкуренции, мобильности работников и ликвидации или репатриации инвестированных капиталов и любой полученной с их помощью прибыли».

«Не забыт и военный аспект: содействие постепенному сближению в области внешней политики и безопасности. Статья 10 соглашения предусматривает участие Украины в гражданских и военных операциях ЕС по преодолению кризисных ситуаций, а также в соответствующих учениях и тренировках, в частности тех, что проводятся в рамках Общей политики безопасности и обороны. Покровитель торговли Меркурий идет рука об руку с богом войны Марсом! В той же статье 10 упомянуты потенциал военно-технического сотрудничества и повышение военного потенциала. Напомним, что в 2009–2013 годах Украина занимала восьмое место в мире по экспорту оружия. Европейцы и американцы намерены модернизировать ее военную промышленность, убив двух зайцев одним выстрелом. Не ждет ли нас евроамериканская империя?»[329]

Более радикальные левые ратуют за пресечение глобализации американской империи в прямом смысле слова. Например, французский ученый и политик Сами Наир предлагает проанализировать мировые изменения «с более радикальной точки зрения: хотя Америка сильна, как никогда, лицо мира определяет не сила, а, скорее, образование глобальной рыночной империи, которая обладает собственной динамикой. Эта империя стрижет под одну гребенку политические, культурные и социальные системы. Силой закона или принуждением она насаждает единственную радикальную перемену — расширение власти товаров над людьми».