Читать онлайн «Запад-Россия. Тысячелетняя Война». Страница 38

«Немцы и венгры являются не только символом прогресса и революции, но также просветителями и носителями цивилизации для славян»[213].

Удивительно, что тезисы Маркса и Энгельса все еще востребованы в XXI веке, и европейская журналистика с успехом использует их в рассуждениях о Европе и России!

Личная свобода как альтернатива русской общине

Но вернемся к спорам о демократии и противостоянию между западной либеральной демократией и русским коммунизмом-деспотизмом.

На протяжении всего XIX века не затихает единый интеллектуальный спор. Должно ли равенство быть полным или относительным? Кому должна принадлежать верховная власть: народу, помазаннику божьему или группе людей (среднему классу)? Чтобы избежать «злоупотребления равенством» и ликвидировать угрозу, которую представляет систематическое большинство народа, либеральная демократия призывала учредить институты, необходимые для сдерживания абсолютной власти (нейтрализовать исполнительную власть путем разделения властей) и власти народного большинства (гарантируя таким образом права численного меньшинства). Отсюда вытекает важность ассоциаций и гражданского общества, способных компенсировать возможную «тиранию» большинства населения.

Открытие коммунистического компонента организации русского общества, сопровождающего «восточный деспотизм», предоставило либералам возможность критиковать и российское самодержавие, и российский социализм. Они хотели положить конец соблазну, который исходил от русского самодержавия и искушал ностальгирующих по монархии, и заткнуть рот романтикам и социалистам немарксистского толка, восхвалявшим Россию как «райский уголок равенства и независимости».

Критиковать самодержавие — что может быть проще! Поэтому критики обрушились на русскую общину, которую выставили в качестве источника единообразия и подавления личности государством. На передний план вышла чудовищная власть бюрократии. Как замечательно резюмировал аргентинский историк Эсекьель Адамовский, французские либеральные мыслители уделяли приоритетное внимание человеку. Дискуссия о среднем классе отошла на второй план и уступила место культу личности, в данном случае собственника, как носителя демократии, прогресса и цивилизации перед лицом сил, которые пытаются его сломить (царского деспотизма и эгалитаризма крестьянской общины).

Тем временем Россия, несущая двойную угрозу, стала постепенно вытесняться в западном сознании за пределы Европы и превратилась в особый, восточноевропейский, азиатский мир. В XVIII веке понятие Европы включало Россию, но в 1850-х годах восторжествовала концепция западной цивилизации, в которой для России уже не было места. Данный период совпал с Крымской войной и созданием франко-британской коалиции против России. К тому же французский император Наполеон III, который мечтал взять реванш за унизительное поражение своего венценосного дяди Наполеона I, отнюдь не испытывал к России дружеских чувств.

Анатоль Леруа-Больё и окончательный синтез французской русофобии

Только начиная с 1870-х годов тон высказываний в адрес России во Франции изменился. Понадобились отречение Наполеона III от престола, унизительное поражение Франции в войне с Пруссией, объединение Германии, отмена крепостного права в России, чтобы высказывания о русских, пожелавших в глазах Европы присоединиться к цивилизованным странам и встать на путь индустриализации и капитализма, стали более примирительными.

Изоляция Франции и растущая мощь Германии беспокоили лидеров Третьей республики. Начались поиски новых союзников. Эта перемена курса особенно заметна на примере крупных славянофилов и экспертов по России, в частности самых известных из них, братьев Поля и Анатоля Леруа-Больё. Первый заведовал кафедрой экономики в Коллеж де Франс, второй в 1880–1910 годах преподавал современную историю и отношения с Востоком в Институте политических исследований. Оба бывали в России и хорошо знали ее культуру. Основная работа Анатоля Леруа-Больё «Царская империя и русские» (в четырех томах, опубликована в 1881–1889 годах) переведена на множество языков, она не утратила актуальности и по сей день.

Став на словах другом России, Леруа-Больё, тем не менее, использует привычные русофобские клише: «азиатский деспотизм», «неполноценность», «невежество», «фанатизм», «искусственное подражание западной цивилизации», «двойственная натура», «ненормальность». Он называет Россию «страной пробелов», которой многого не хватает, чтобы по праву принадлежать к западной цивилизации.

«История России отличается от истории других европейских государств в первую очередь тем, чего ей не хватает, а не тем, чем она обладает; каждому пробелу в прошлом соответствует пробел в настоящем, который время не может заполнить — пробел в культуре, обществе, а также в самом русском духе.

Эта пустота в истории страны, отсутствие традиций и национальных институтов у народа, который пока еще не понял, как приспособить чужие, кажется мне одной из тайных причин негативного образа мышления русского интеллигента, одним из скрытых источников нигилизма в морали и политике. <…> Русская история в сравнении с историями западных народов представляется абсолютно негативной»[214].

Несмотря на свою декларируемую прорусскую позицию, Анатоль Леруа-Больё активно эксплуатирует стереотипы, рожденные в ходе либеральных антирусских дискуссий XIX века. Он утверждает, что Россия отличается от прочих стран отсутствием феодализма, который принес понятие права, рыцарство (понятие чести), независимых институтов, таких как Церковь (необходимая для смягчения власти государства), гражданского общества и общественных объединений, среднего класса, личной инициативы и пр. По его мнению, России можно симпатизировать, но это не сделает ее менее отсталой. В этом смысле автор выступает как настоящий представитель европейского прогресса и американской демократии, что неудивительно в разгар колониальной экспансии. В книге Элизе Реклю «Гегемония Европы», опубликованной в 1894 году, автор приветствует всемирную европеизацию и тот факт, что Запад цивилизует Восток и остальную часть мира.

Эсекьель Адамовский искусно демонстрирует сходство работ «Демократия в Америке» Токвиля и «Царская империя и русские» Леруа-Больё с помощью великолепной сравнительной таблицы. Главы двух книг во многом дублируют друг друга, несмотря на различные взгляды авторов, причем Россия постоянно противопоставляется Америке.

Это магистральное противопоставление наблюдается с первых страниц, посвященных у обоих авторов физической географии изучаемых стран. В описании Токвиля климат США разнообразен, география способствует развитию промышленности, а торговля расцвела благодаря усилиям европейских иммигрантов. Россия же, согласно Леруа-Больё, обладает компактной и однородной территорией, которая кардинально отличается от европейской и потому не приспособлена для заселения ее иммигрантами, а местный климат способствует лишь индивидуальной пассивности.

Остальное выдержано в том же духе. Третья глава книги Леруа-Больё посвящена социальному англо-американскому государству, населенному равноправными, независимыми и образованными индивидами-собственниками, в то время как социальная иерархия России демонстрирует пропасть между классами, подавление крестьян деспотизмом и бюрократией, а также коллективную собственность и отсутствие личной инициативы.

Власть народа, демократия и ненасильственное соперничество партий в США Леруа-Больё противопоставляет развитию революционного духа, нигилизму, терроризму и риску революционных событий в России, на протяжении всей книги неоднократно цитируя Токвиля.

Тезис об исправимой России и ее небезнадежном отставании

Леруа-Больё творит в переломный для русско-французских отношений период. Результатом нового курса на сближение двух стран стало заключение в 1892–1894 годах нескольких соглашений, закрепивших франко-русский союз. В 1907 году две державы объединяются с Великобританией, после многих лет вражды, для создания Антанты — противовеса новому общему сопернику, Германии, и ее союзнику, Австрии. Повторяя антирусские стереотипы, Леруа-Больё должен теперь учитывать новый контекст. В результате родился искусный синтез противоположных положений. В нем прекрасно уживаются и буржуазная демократия, сторонником которой является Токвиль, и царский «деспотизм», и даже российский уравнительный коммунизм.

При этом автор не подвергает опасности новый союз, уходя от полемики с ярой русофобией французских и английских интеллектуалов, разгоревшейся с 1820 года и особенно во время Крымской войны 1850-х годов. Знаменитому профессору удалось натурализовать либеральную критику России в академическом мире и наделить ее моральным и научным авторитетом, который доживет в европейских и американских университетских кругах до наших дней.