Читать онлайн «Политические партии». Страница 9

Роль самих парламентских групп в партиях этих двух типов также различна. Парламентские партии испытывают глубокое их воздействие; депутаты играют здесь первую скрипку, учреждают ли они коллективно центральный орган или фигурируют индивидуально в каком-либо руководящем комитете: их там так много, что от парламентской группы он отличается лишь теоретически. Такое преобладание легко объясняется происхождением партии, в котором депутаты сыграли решающую роль. И, напротив, в партиях внешнего происхождения, конституировавшихся без участия депутатов, их роль, вполне понятно, обычно бывает меньшей. Здесь всегда обнаруживаются более или менее выраженное недоверие к парламентской группе и более или менее явное стремление подчинить ее власти независимого от нее руководящего партийного органа. Разумеется, есть немало и других факторов, объясняющих этот феномен: можно констатировать, что он обнаруживается во всех социалистических партиях, будь то партии, созданные парламентским путем, как во Франции, или партии внешнего происхождения, как в Англии. Но этот пример не опровергает предшествующего, напротив: разве не поразительно, что практическое влияние парламентской группы куда более развито во французской социалистической партии, нежели в лейбористской? И что все социалистические партии, даже самые близкие к электоральному и парламентскому циклу, испытали большее или меньшее воздействие внешних сил?

Среди факторов, которые определяют влиятельность депутатов в партии, решающим остается ее генезис. Нужно сказать больше: вся жизнь партии несет на себе родовую печать ее происхождения, и положение депутатов в партии служит частным проявлением общего соотношения электоральной и парламентской активности с другими формами ее деятельности. Партии, созданные вне парламента, гораздо более индифферентно относятся к нему, нежели те, кто вскормлен и рожден в тени этого сераля. Для последних завоевание мест в политических ассамблеях выступает основой жизни партии, оправданием ее существования и высшей целью бытия. Для первых же избирательная и парламентская борьба хотя и остается весьма значимой, но она всего лишь один из элементов общей деятельности, одно из средств, которое наряду с другими используется для достижения политических целей. Во Франции, например, для партии радикалов основной заботой неизменно выступает завоевание максимума парламентских мест; для МРП главное — это продвижение в политическую жизнь определенных духовных и моральных ценностей, и она придает воспитательной деятельности такое же значение, как и политическим битвам; для коммунистической партии, наконец, избирательные баталии есть прежде элемент, зачастую второстепенный, общей стратегии, нацеленной на полный захват власти и тоталитарное ее отправление. Конечно, подобные различия связаны не только с особенностями генезиса, но влияние последних неоспоримо. Этим и объясняется, что партии внешнего происхождения, даже доктринально связанные с парламентской системой, никогда не придают ей той же значимости, которую она имеет для партий первого типа. Их развитие фактически обнаруживает известное равнодушие (часто неосознанное и подавляемое) по отношению к парламенту и выборам.

Это замечание настолько серьезно, что порой представляется, будто электоральный и парламентский путь соответствуют традиционному, а внешнее и происхождение — современному типу. До 1900 г. большая часть политических партий зарождалась первым способом: если не считать влияния церкви на некоторые католические партии (в особенности бельгийскую консервативную), финансово-промышленных образований — на партии правой, а кружков интеллектуалов (и франкмасонства) — на ряд либеральных, до появления социалистических партий в начале XX века вмешательство внешних сил в политические процессы обнаруживается очень редко. Но с этого момента именно внешнее происхождение становится правилом, а парламентское — исключением. Недавний пример возникновения и поражения Республиканской партии свободы во Франции и ее поражение хорошо показывает исключительный характер такого пути в современную эпоху. Нужно, однако, сделать исключение для молодых (с точки зрения демократии) стран, то есть государств, где политические ассамблеи и всеобщие выборы реально только еще начинают функционировать: здесь развитие партий в основном соответствует первому из описанных типов. Это не противоречит предшествующему утверждению, но, напротив, подтверждает его истинность, показывая, что электоральный и парламентский путь создания партий характерен для определенной фазы эволюции демократии, а именно стадии постепенного становления всеобщего избирательного права (на практике, а не только в юридических документах, поскольку последние ей обычно предшествуют). Речь идет о прогрессирующем вовлечении массы новых избирателей, переходе от личного выбора к коллективному: развитие комитетов этому как раз и соответствует. Но как только эта первая фаза закончилась и партии вполне конституировались, возникновение новых наталкивается на барьер уже существующих: чтобы его преодолеть, разрозненных местных инициатив совершенно недостаточно, они глохнут там же, где зарождаются, и неспособны создать настоящую национальную партию. Иначе говоря, первый путь соответствует созданию политических партий в стране, где еще не существует системы организованных партий. С тех пор как такая система функционирует, настойчиво заявляет о себе второй путь.

Структура партий характеризуется многообразием. За одним и тем же понятием стоят три или четыре социологических типа, различающиеся по базовым элементам, способам их интеграции в определенную целостность, внутренним связям и руководящим институтам. Первый из них соответствует «буржуазным» партиям XIX века, которые и сегодня все еще существуют в виде консервативных и либеральных партий. В США они продолжают полностью занимать политическую сцену (вместе с тем американские партии отличаются и весьма оригинальными чертами). Они базируются на небольших комитетах, довольно независимых друг от друга и обычно децентрализованных; они не стремятся ни к умножению своих членов, ни к вовлечению широких народных масс — скорее они стараются объединять личностей. Их деятельность целиком направлена на выборы и парламентские комбинации и этом смысле сохраняет характер наполовину сезонный; их административная инфраструктура находится в зачаточном состоянии; руководство здесь как бы распылено среди депутатов и носит ярко выраженную личностную форму. Реальная власть принадлежит то одному, то другому клану, который складывается вокруг парламентского лидера; соперничество этих группировок и составляет жизнь партий. Партия занимается проблемами исключительно политическими, доктрина и идеологические вопросы играют весьма скромную роль; принадлежность к партии чаще всего основана на интересе или традиции.

Совершенно иначе построены социалистические партии континентальной Европы: они основаны на вовлечении максимально возможного количества людей, народных масс. Здесь мы обнаружим четкую систему вступления, дополненную весьма строгим механизмом индивидуальных взносов, что в основном и обеспечивает финансирование партии (тогда как для так называемых «буржуазных» партий первого типа источником средств чаще всего выступают пожертвования и субсидии каких-либо частных кредиторов — коммерсантов, предпринимателей, банков и других финансовых структур. Комитеты уступают место «секциям» — рабочим единицам более широким и открытым, важнейшей функцией которых помимо чисто электоральной деятельности выступает политическое воспитание членов. Массовость членства и взимание взносов требуют создания значительного административного аппарата. В такой партии всегда есть большее или меньшее количество так называемых «постоянных» — то есть функционеров, которые естественно тяготеют к превращению в своего рода класс и закреплению определенной власти; так складываются зачатки бюрократии. Личностный характер руководства здесь смягчен целой системой коллективных институтов (съезды, национальные комитеты, советы, бюро, секретариаты) с настоящим разделением властей. В принципе на всех уровнях царит выборность, но на практике обнаруживаются мощные олигархические тенденции. Гораздо более важную роль внутри самой партии играет доктрина, так как личное соперничество принимает форму борьбы различных идеологических течений. Кроме того партия выходит далеко за пределы собственно политики, захватывая экономическую, социальную, семейную и другие сферы.

И уже в наше время коммунизм и фашизм создали еще более оригинальный социологический тип организации. В целом для него характерны: развитая централизация, противостоящая полуцентрализации социалистических партий; система вертикальных связей, устанавливающая строгую изоляцию базовых элементов друг от друга, которая противостоит любой попытке фракционирования или раскола и обеспечивает беспрекословную дисциплину; основанное на автократических принципах (назначение сверху и кооптация) руководство, роль парламентариев в котором практически равна нулю. И тот и другой отводят избирательной борьбе всего лишь второстепенную роль: их настоящая деятельность — иная, она развертывается на почве непрерывной пропаганды и агитации. Они используют прямые, а подчас и насильственные методы: забастовки, восстания, путчи, etc. И те, и другие стараются приспособиться к условиям как открытой, так и подпольной борьбы, если государство применяет против них запреты и преследования. Оба основываются на жестких тоталитарных доктринах, требующих от членов партии не только политической приверженности, но и полного подчинения всего существа. Они не приемлют разграничения публичной и частной жизни, претендуя распоряжаться как той, так и другой. Обе партии развивают в своих членах нерассуждающую преданность, замешенную на мифах и преданиях религиозного толка, соединяя таким образом церковную веру и армейскую дисциплину.