Читать онлайн «De Conspiratione / О Заговоре». Страница 22

Капитализм, несмотря на всю якобы стихийность рынка, значительно преувеличенную и мифологизированную (даже так называемый «mid-Victorian market» 1850-1870-х годов — это не более чем регулируемый социальный институт, просто регулировка неплохо камуфлировалась), — это проект. Проект, далеко не всегда успешно реализуемый относительно небольшим числом связанных друг с другом регулярными отношениями лиц, групп и структур, действующих организованно, в соответствии с долгосрочными планами и вовсе не открыто, а, как правило, тайно. Аналогичным образом в закрытом режиме действуют и организации этого проекта — его «конструкторские бюро». Тайный (закрытый) проект — что это, если не Заговор в самом широком смысле слова? КС, Заговор суть формы нормального функционирования капитализма — реального капитализма, а не той идеологической, далекой от научности схемы, которую преподносят как его апологеты, так и его многие критики из профанно-профессорской науки. Без понимания того великого эволюционного перелома, который произошел в середине XVIII в., мы не поймем ни капитализм, ни прошлое, ни сегодняшний день, когда на повестке дня КС стоит демонтаж капитализма. Не поймем и в результате проиграем Большую Историческую Игру, приз в которой — достойные жизнь и место под солнцем в посткапиталистическом мире.

Начало проектно-конструкторского этапа в истории Европы и мира совпало с подъемом англосаксов, Великобритании и — шире — наднационального североатлантического субъекта со всей его этнической мозаикой и его КС. Это не случайно: исходно масонские организации как первая форма КС эпохи капитализма были тесно связаны с политическими и финансовыми интересами английского (с 1707 г. — британского) государства. Для финансово-аристократического союза операторов мирового рынка и европейской/мировой политики, сложившегося в столетие между английской революцией и Семилетней войной, т. е. в период, наполненный окончательной победой британской олигархии над Стюартами, т. е. устранением угрозы их восстановления на троне, и двумя победами над Францией — над Людовиком XIV и над Людовиком XV, Великобритания стала чем-то большим, чем государство и империя. Для них это был кластер торговых домов и масонских организаций, некая Матрица, в которой как в старой форме реализовывались новые интересы и в то же время в которой как в обновленной форме продолжали развиваться старые интересы. Показательно, что именно в середине XVIII в. войной за австрийское наследство (1740–1748) Великобритания, как заметил Г.У.В. Темперли, открыла счет войнам, в которых абсолютно преобладали торговые интересы и которые велись исключительно ради баланса торговли, а не баланса сил. Показательно и то, что в середине XVIII в. прекратилось трехсотлетнее противостояние между Австрией (Габсбурги) и Францией, которое было одной из главных геополитических осей 1450–1750 гг., т. е. эпохи, когда феодализм уже закончился, а капитализм в строгом системном («формационном») смысле еще не начался, — эпохи Старого порядка. Это еще одна черта совершившегося в середине XVIII в. исторического перелома.

Иными словами, Великобритания в середине XVII — середине XVIII в. оформилась как нечто невиданное до тех пор — новая, компромиссная форма взаимодействия старых, коренящихся в английском и венецианском средневековье, в гностической античности и ближневосточной крылато-львиной вавилонской и иудейской древности, сил, ставших наряду с новыми силами операторами мирового рынка. При этом и рынок, и его операторы в виде буржуазии и новой аристократии словно вдохнули жизнь, энергию новой эпохи в старые формы, произошел энергоинформационный обмен. В то же время уже к середине XVIII в. наметилось то противоречие, которое со всей остротой проявится два века спустя в США — между США как государством и США как кластером транснациональных компаний. В Великобритании XVIII в. то было противоречие (далекое от американской остроты) между Великобританией как государством и Великобританией как кластером, паутиной торгово-финансовых структур, аристократических клубов и масонских лож. Зонами несовпадения интересов государства и лож были вопросы дальнейшей судьбы Ост-Индской Компании и событий в североамериканских колониях; зоной совпадения — экспансия лож в Европе («на континенте»), уничтожение Франции как конкурента. Процессом и структурой, полем и средством устранения этих несовпадений/противоречий стала Вторая Британская империя (1780-1840-е годы). Однако этому предшествовал период активной работы по трем «конспирологическим направлениям», в котором интересы государства и лож отчасти совпадали, отчасти вступали в противоречие:

1) создание сети масонских континентальных лож, управляемых из Лондона;

2) создание масонского государства, свободного от традиционных государственных ограничений и в этом смысле — искусственного, экспериментального, а следовательно, территориально вынесенного за пределы Европы;

3) подрыв Франции на международной арене и изнутри, путем создания серьезных внутренних проблем и беспорядков с активным использованием масонства, масонских лож как мощного оргоружия.

Это и составило основное содержание первого этапа развития КС. Но прежде чем перейти к характеристике основных этапов развития этих структур, необходимо представить «рамку», а точнее рамки, в которых это развитие протекало. Речь пойдет о циклике капсистемы: циклах накопления, циклах борьбы за мировую гегемонию, кондратьевских циклах, волнах революций цен. Вне этого контекста развитие КС, его логика будут недостаточно понятны.

Начнем с базовых циклов — циклов накопления капитала.

Поскольку главное для капитализма — бесконечное накопление капитала, именно качественно особые циклы этого накопления становятся вехами на пути развития данной системы. Дж. Арриги выделяет четыре системных цикла накопления капитала: генуэзско-иберийский (XV — начало XVII в.), голландский (конец XVI — конец XVIII в.), британский (середина XVIII — начало XX в.) и американский (с конца XIX в.).

Особенности генуэзско-иберийского системного цикла накопления определялись тем, что Генуе не хватало ни территории, ни военной мощи, которую она была вынуждена «покупать» у других государств, прежде всего у Испании; «материальная экспансия первого (генуэзского) системного цикла накопления была организована и проводилась дихотомической структурой, состоявшей из аристократического территориалистского компонента (иберийского), который специализировался на обеспечении защиты и на стремлении к власти, и буржуазно-капиталистического компонента (генуэзского), который специализировался на покупке и продаже товаров и на стремлении к прибыли»[113].

Во времена голландского цикла Соединенные провинции представляли собой организацию, «сочетавшую некоторые черты исчезавших в тот период городов-государств с элементами структур возникавших национальных государств»[114]. Это позволяло голландцам обходиться без «покупки» защиты у территориальных государств (интернализация оборонных издержек, или «интернализация издержек защиты» — термин Н. Стеенсгора). Голландцы, которых английский разведчик и писатель Д. Дефо назвал «маклерами Европы», активно и гармонично использовали обе стратегии накопления — венецианскую (региональная консолидация, основанная на самодостаточности в политике и войнах) и генуэзскую (всемирная экспансия на основе политического обмена с иностранными державами).

Ф. Бродель, несколько упрощая, писал: «В Венеции все делалось ради государства, в Генуе — все для капитала»[115]. В целом, «венецианский и генуэзский режимы накопления развивались по расходящимся траекториям, которые в XV веке кристаллизовались в две противоположные элементарные формы капиталистической организации. Венеция в конце концов превратилась в прототип всех будущих разновидностей “государственного (монополистического) капитализма”, в то время как Генуя превратилась в прототип всех будущих разновидностей “космополитического (финансового) капитализма”[116].

Особенности британского цикла накопления Арриги обусловливает наличием у Великобритании национального государства вкупе с коммерческой и территориальной империей. Это позволяло британцам, контролировавшим огромные трудовые и природные ресурсы, интернализировать уже производственные издержки. В результате чего «капитализм не только сохранился как способ реализации власти и способ накопления капитала, но превратился также в способ производства»[117]. Думаю, у Арриги здесь некоторая путаница с несколькими «капитализмами»: капитализм может быть только один — в смысле «способ производства», другие «капитализмы à la Арриги» можно обнаружить в Шумере, Египте и древнем Китае, и столь многосмысленное использование термина выводит его за рамки научности и подлежит отсечению с помощью «бритвы Оккама». Однако главное здесь в том, что Арриги связывает капитализм как способ производства с британским циклом накопления, в основе которого лежат индустриальная система производительных сил и… британские КС, именно их наличие придает завершенность и целостность капитализму как системе.