Читать онлайн «Революtion!». Страница 40

Упоминавшаяся идея справедливости слишком расплывчата и туманна; участники коалиции вкладывают в нее расходящееся содержание. У одних жидкие щи, а у других – мелкий жемчуг. Каким же образом возникает единство протестующих и формируется общая революционная идентичность?

На помощь приходят символы. Как хорошо известно, в истории человечества визуальный опыт значительно старше вербального, а потому визуальные раздражители, особенно если они соединены со звуками, с музыкой, эффективнее словесных обращений. Достоинство символов и цветов в том, что, апеллируя напрямую к архаическим пластам человеческой психики, они побуждают людей к действиям без осознания причин этого действия.

Это могут быть яркие цвета сами по себе: например, восстания «желтых повязок» и «красных повязок» в Китае, «оранжевая» революция 2004 г. на Украине. Интересно, что оранжевый цвет обычно ассоциируется с огнем, судьбой и желанием перемен. Люди, предпочитающие красно-желтую часть цветового спектра, обычно характеризуются высокой активностью нервной системы и принадлежат к экстравертам, которые, как нетрудно догадаться, более склонны к участию в политике, чем интроверты.

Но дело, конечно, не в воздействии цвета на нервную систему, а в его способности служить маркером, опознавательным знаком. Выбор цвета может быть идеологически и историко-культурно мотивированным: левые партии тяготеют к красному. Но может оказаться и вполне случайным. Не уверен, но, кажется, именно так обстояло с оранжевым цветом в ходе первого Майдана и с белым во время неудавшейся российской революции рубежа 2011–2012 гг.

В последнем случае выбор цвета был связан со временем года – зимой, была даже предпринята незакрепившаяся попытка называть эти события «снежной» революцией по аналогии с «оранжевой», «тюльпановой» и «революцией гвоздик». На мой вкус, белый цвет оказался не самым удачным выбором, позволив противникам революции называть тех, кто носил белые ленты, «капитулянтами».

Впрочем, справедливости ради отмечу, что, окажись революция 2011–2012 гг. более успешной, то и белый цвет стал бы вызывать позитивные коннотации. Любопытно, что один из самых брутальных критиков «белоленточных капитулянтов», высокопоставленный российский государственный чиновник, в декабре 2004 г. стоял в Киеве на трибуне Майдана с оранжевым бантом. Вот уж в самом деле мятеж заканчивается неудачей, в противном случае он называется иначе.

Так или иначе, цвет проводит баррикаду между революционерами и их противниками и маркирует оппозиционную идентичность. Это очень похоже на то, как в детстве мальчишками мы играли летом в футбол: одна команда в футболках, другая – без оных. Правда, в политической игре, тем более революционной, ставка больше, чем жизнь. И это отнюдь не риторическая фигура.

Если «негативная коалиция», которая в современную эпоху составляет основу революционных движений, лишена идеологической и даже организационной определенности, то цвет – один из лучших способов провести границы такой коалиции. Вы надеваете белую ленту, оранжевый бант, красную или коричневую повязку, и – вуаля! – вы уже стали членом оппозиционного движения и легко можете определить, где свои, а где чужие.

Между тем разделение между Своим и Чужим – базовая политическая дихотомия. В современную эпоху мы совершаем этот фундаментальный выбор не под воздействием идеологии, а руководствуясь культурным влиянием, удачным политическим маркетингом, собственным психотипом, личными симпатиями и антипатиями.

Воздействие цвета не в пример усиливается, когда он наполняет графические символы и изображения. Красная звезда советского коммунизма, вписанная в белый круг на красном фоне черная нацистская свастика – пожалуй, самые известные символы XX века. Они вызывают спектр разнообразных, но всегда сильных эмоций.

Слишком сильных и агрессивных, как по нынешним временам. Современная революция исходит не из принципа начала XX века: кто не с нами, тот против нас, а руководствуется прямо противоположной психологической установкой: кто не против нас, тот с нами. Чтобы не оттолкнуть от себя колеблющихся, неопределившихся, сомневающихся, чтобы избавить общество от исторически мотивированного страха перед революцией, можно потратить мириады слов – и все окажется без толку. А можно предложить символическое изображение революции, передающее ее мирный и гуманный характер безо всяких дополнительных слов и объяснений. Что в этом отношении лучше цветка, воткнутого в ствол автомата? Таковой была символика португальской «революции гвоздик» апреля 1974 г.

Красная гвоздика – символ грузинской революции ноября 2003 г. – подчеркивала ее мирный характер. То же самое можно сказать о символах или даже просто названиях других «цветных» революций: «тюльпановая» в Киргизии, «жасминовая» – в Тунисе, «лотосовая» – в Египте. Понятно, что по отношению к кровопролитным гражданским войнам в Ливии и Сирии подобные поэтические определения неприменимы.

Существуют символы, кочующие из страны в страну. Например, изображение сжатого кулака. После «бульдозерной» революции осени 2000 г. в Сербии, которую называют (не совсем точно) первой «цветной» революцией, его можно было увидеть почти во всех последовавших позже революционных событиях.

Для конспирологов использование революциями идентичной или близкой символики служит доказательством их инспирированного извне характера. Мол, «заокеанский дьявол» ставит повсюду, где наследил, свое клеймо. Мое объяснение банальнее: графическая (и цветовая тоже) символика протеста не столь уж разнообразна, она повторяется в различные эпохи и в разных странах. И сжатый кулак – одно из универсальных изображений революции.

В противном случае нам придется допустить, что кубинские барбудос Фиделя Кастро, салютовавшие сжатым кулаком со словами Patria o muerte! тоже были скроены по лекалам ЦРУ. Если я и утрирую, то совсем чуть-чуть. Достаточно почитать весьма популярные в России опусы некоего Старикова, чтобы убедиться: современная отечественная конспирология – продукт даже не спящего сознания, а галлюциногенов и других (не)специфических усилителей ментальных процессов.

Весьма плодотворно использование национального флага в качестве революционного символа. На сознательном и бессознательном уровнях он призван показать, что именно революционеры воплощают стремления нации. И что революция против конкретного деспотического (или кажущегося таковым) политического режима имеет своим источником принцип народного суверенитета, а высшей легитимацией – волю нации. Закутавшиеся в национальные цвета и размахивающие национальными флагами революционеры подчеркивают: мы и есть нация!

В первой украинской революции (осень – зима 2004 г.) национальные цвета (желтый и синий) использовались наравне с оранжевым, но оранжевый, пожалуй, преобладал. Безальтернативными символами «революции достоинства» стали национальные цвета и тризуб – национальные знамя и герб. В данном случае символика абсолютно точно отражала национальный и демократический характер революции.

В России национальный флаг, бело-сине-красный триколор, проделал любопытную политическую и символическую метаморфозу. В 1990–1991 гг. он был символом антикоммунистического сопротивления и противостоял красному знамени, воплощавшему коммунистический режим. Хотя после поражения ГКЧП и крушения Советского Союза триколор стал официальным флагом новой России, отношение к нему среди большинства общества носило безразличный характер, а среди коммунистической и националистической оппозиции – острокритический. Оппозиционеры даже пытались предложить собственные версии национального флага. Никакого сильного, то есть эмоционально насыщенного, позитивного, отклика национальные цвета посткоммунистической России не вызывали даже у демократов.

Более того, начиная с 2000-х гг. триколор все более заметно ассоциировался именно с государством Владимира Путина, а потому даже демократы на своих мероприятиях избегали его использовать, хотя, в отличие от коммунистов и националистов, не могли предложить альтернативы официальному триколору.

Качественный сдвиг в отношении к национальному флагу произошел среди российской оппозиции в начале 2014 г. под влиянием украинской революции. «Революция достоинства», проходившая под национальными цветами Украины, натолкнула российскую оппозицию на самоочевидные вещи: надо не искать альтернативу национальному флагу или избегать его, а бороться за него, попытаться вырвать этот символ у режима. И российская оппозиция вступила в борьбу за триколор, о чем можно наглядно судить по динамике национального флага на оппозиционных мероприятиях начиная с зимы 2014 г.

Символическому наступлению оппозиции во многом поспособствовали действия самой власти, предложившей и активно навязывающей новый символ – георгиевскую ленточку. Формально приуроченная ко Дню Победы 9 мая и поначалу призванная дать обществу неофициальный объединяющий символ, сплотить его, георгиевская ленточка стала использоваться и помимо 9 мая – как опознавательный знак пророссийских повстанцев в Донбассе, прорежимных активистов и организаций, для маркировки определенной политико-идеологической позиции.