Читать онлайн «Добыча». Страница 173

Компании отправили небольшую команду на переговоры в Тегеран. Начались еще одни нескончаемые персидские переговоры, когда вопросы, цели и определения постоянно меняются. Мосаддыка не было у власти, иранские государственные деятели очень хотели возобновить экспорт нефти, но они не могли себе позволить в глазах общественности ставить под угрозу суверенитет Ирана или экономические выгоды от ренты. Более того, шах и участники переговоров с иранской стороны боялись — и не без оснований — восстания, изгнания из страны или того хуже. В результате они заняли жесткую позицию и были неуступчивы.

Был момент, когда представители компаний, участвующих в переговорах совсем отчаялась и приготовилась вернуться в Лондон, оставив в Тегеране несколько человек, которых они в шутку называли заложниками Говард Пейдж из «Джерси» снова привел в Тегеран свою команду в 1954 году. Наконец 17 сентября 1954 года. Пейдж, игравший главную роль в переговорах, и иранский министр финансов парафировали соглашение между консорциумом и «Национальной иранской нефтяной компанией». Шах подписал его 29 октября 1954 года. На следующий день, три года спустя после бесславного отступления британцев из Абадана под звуки «Полковника Боуги», в Абадане состоялась иная церемония. Пока Пейдж и иранский министр финансов выступали с праздничными речами, нефть стала поступать в танкеры. Первым отошедшим от дока танкером был «Бритиш Адвокат», принадлежавший «Англо-иранской нефтяной компании». Иран вернулся в нефтяной бизнес.

Основание консорциума стало одним из поворотных пунктов в развитии нефтяной отрасли. Концепция концессии, которой владели иностранцы, впервые уступила место переговорам и взаимному соглашению. Мексиканский опыт привел к экспроприации. Но теперь в Иране все стороны признали, опять-таки впервые, что нефть принадлежит в принципе Ирану. По этому новому соглашению, в собственности национальной «Иранской нефтяной компании» находились нефтяные ресурсы страны и средства производства. Но на практике было непонятно, что делать консорциуму. По контракту консорциум будет управлять иранской нефтяной отраслью и выкупать всю ее продукцию, которая затем реализуется каждой компанией в отдельности через свою собственную систему сбыта.

Несколько униженная, «Англо-иранская компания» все же была главной в консорциуме, ей принадлежало 40 процентов. Шелл — 14, каждая из пяти американских компаний — 8, а ФГК — 6 процентов.

Прошло несколько месяцев, и структура консорциума несколько изменилась. По договоренности с американским правительством каждая из американских компаний должна была уступить один процент новому образованию, названному «Ирикон» — что-то вроде «малого консорциума» внутри большого. Он состоял из девяти независимых американских нефтяных компаний, в том числе «Филлипс», «Ричфилд», «Стандард оф Огайо» и «Эшлэнд». На их вступлении вконсорциум настояло правительство США по политическим причинам, боясь нарушения антитрестовского законодательства. Без их участия консорциум не согласовывался с внутренней американской политикой. Как позже шутил Говард Пейдж, было ощущение, что «если об этом говорят, нам следует включить несколько независимых компаний». Англичане пришли в ярость от такой идеи. «Мы не знали этих независимых, — вспоминал глава британской делегации на переговорах. — Мы не думали, что они достойны уважения. Мы считали, что они только спутают наши планы на Ближнем Востоке, что они были такими людьми, с которыми нельзя вести дело». Но у англичан не было выбора, и они не могли не сдаться перед американским напором.

«Малый консорциум» был открыт для любой независимой американской компании, чья финансовая дееспособность была проверена и подтверждена аудиторской фирмой «Прайс Уотерхаус». Но стремясь успокоить недовольное британское правительство, государственный департамент уверил Лондон, что США взяли на себя ответственность за независимых и обещал, что в консорциум будут допускаться только компании, заслуживающие доверия.

С созданием иранского консорциума Соединенные Штаты стали главным игроком в нефтяном бизнесе и в изменчивой политической жизни на Ближнем Востоке. Несмотря на то, что перебои в снабжении, вызванные иранской сумятицей, удалось ликвидировать легче, чем ожидалось, находились люди, которых беспокоила растущая зависимость от ближневосточной нефти. Через несколько месяцев после падения Мосаддыка и возвращения шаха Лой Хендерсон, американский посол в Тегеране и бывший помощник государственного секретаря по Ближнему Востоку, попытался выразить свои мысли. Он не мог быть уверенным, что отстранение Мосаддыка означало, что долговременный риск стал меньше, особенно это касалось безопасности поставок нефти. «Кажется почти неизбежным, что когда-нибудь в будущем… ближневосточные страны… объединятся и будут проводить общую политику, что может иметь разрушительные последствия для действующих там компаний, — предсказывал он в 1953 году. — Продолжающаяся и увеличивающаяся зависимость Запада от ближневосточной нефти может в конце концов привести европейских потребителей к ситуации, когда они окажутся во власти ближневосточных государств». А тем временем продолжалось дело о нарушениях антитрестовского законодательства. Одобрение министром юстиции иранского консорциума автоматически освобождало другие крупные объединения в верхних эшелонах отрасли, такие, как «Арамко», от ответственности. Таким образом, дело сузилось до дочерних компаний, до маркетинга и средств сбыта продукции. Результатом его стал развал «Станвак» — совместной компании «Джерси» и «Сокони» на Дальнем Востоке. Система дочерних предприятий «Калтекс» в Европе, которой совместно владели «Сокал» и «Тексако», была ликвидирована по коммерческим соображениям. Все больше и больше независимых и национальных компаний появлялось на мировом нефтяном рынке, но только в 1968 году американское правительство прекратило дело. К этому времени консорциум уже существовал и работал в Иране полтора десятка лет.

Со своей стороны, «Англо-иранская нефтяная компания» успешно вышла из иранского кризиса. Она все время настаивала, что должна получить компенсацию за национализированную собственность, что это должно быть одним из условий создания консорциума. Неуступчивый, нераскаявшийся сэр УильямФрейзер крепко держался этой точки зрения, настолько, что разозлил всех других участников, как корпоративных, так и государственных. Он не хотел отступать. Простой настойчивостью он в конце концов добился компенсации, хотя и не от Ирана, который во главе с шахом утверждал, что ничего не должен, а от других компаний, присоединившихся к консорциуму. Они заплатили «Англоиранской компании» 90 миллионов долларов в качестве предоплаты за 60 процентов акций. Кроме этого, «Англо-иранская компания» должна будет получать в качестве отчислений 10 центов с каждого барреля нефти, производимой консорциумом, пока сумма выплат не достигнет 500 миллионов долларов. Таким образом, несмотря на официальное признание национализации и факта владения Ираном всеми нефтяными ресурсами и нефтяной промышленностью, другие компании платили «Англо-иранской компании», а не иранскому правительству, за право разработки нефтяных ресурсов. «Для Фрейзера это была чудесная сделка, лучшая в его жизни, — сказал Джон Лаудон, главный управляющий „Ройял Датч/Шелл“. — На самом деле „Англо-иранской компании“ нечего было продавать. Она уже была национализирована»20.

Другой раздражительный старик, сыгравший главную роль в иранском кризисе, поживал совсем не так хорошо. Мохаммед Мосаддык был отдан под суд восстановленным на троне шахом, на суде он произносил пламенные речи в свою защиту, затем провел три года в тюрьме. Остаток дней он прожил под домашним арестом в своем поместье, где продолжал эксперименты с гомеопатическими препаратами, как и раньше, тридцать лет назад, когда отец шаха посадил его под домашний арест. Тем временем растущие доходы от нефти превратили шаха из неуверенного молодого человека в удобно устроившегося на украшенном павлиньими перьями троне Ирана самонадеянного монарха с амбициями мирового масштаба.

Суэцкий канал — узкий водный путь длиной в сто миль, прорытый через египетскую пустыню, чтобы связать Красное море со Средиземным — стал одним из величайших достижений девятнадцатого века. Он был делом рук Фердинанда Лессепса, француза, которого потом называли не иначе как «Великий Инженер». В действительности, он совсем не был инженером, хотя он был человеком других значительных достоинств — дипломат, предприниматель и учредитель. И его таланты не исчерпывались эти. В возрасте шестидесяти четырех лет он женился на двадцатилетней женщине, от которой у него впоследствии родилось двенадцать детей.