Читать онлайн «Конфессия, империя, нация. Религия и проблема разнообразия в истории постсоветского пространства». Страница 37

Нерешительность после 1905 года

Сам по себе отказ от конфискации армянского церковного имущества не мог решить основные противоречия между внутри-и внешнеполитическими приоритетами в отношении католикоса. Причины, побудившие наместника и МИД снова вспомнить о международном значении Эчмиадзина, следует искать, в частности, в переоценке российских внешнеполитических целей после неудачной войны с Японией, особенно при министре иностранных дел А.П. Извольском (1906–1910). На фоне растущей нестабильности на Балканах и проявления немецкого влияния в Турции имперское правительство старалось предотвратить «преждевременный» распад и раздел Османской империи и вместе с тем – возможность захвата проливов третьей державой, что нарушило бы статус кво . Извольский считал, что при необходимости Россия должна действовать в восточном вопросе решительно. Политические революции в Персии (1906–1911) и Османской империи (1908–1909) еще более усложняли ситуацию, и их влияние на зарубежных армян оставалось открытым вопросом. В этом контексте царские чиновники, занимавшиеся внешней политикой страны, старались не раздражать армян новыми посягательствами на права их церкви. К 1912 году Петербург даже хотел реактивизировать армянский вопрос, что было трудно, пожалуй, даже невозможно без содействия католикоса. Таким образом, сочетание факторов: меняющиеся внешнеполитические цели, политические события в Турции и Персии, назначение Воронцова-Дашкова – заставило Петербург отступить от конфронтационной политики двух предыдущих десятилетий [449] .

Это не значит, однако, что правительство, и в особенности МВД, снова взялось за старую политику без изменений и колебаний. После смерти Мкртича в октябре 1907 года министр внутренних дел П.А. Столыпин вспомнил о предложении бывшего главы администрации Кавказа Голицына низвести католикоса «на степень обыкновенного духовного начальника» с ограничением района его ведомства только пределами Российской империи. Непризнание «вселенского значения» католикоса лишило бы его привилегированного положения и позволило бы правительству относиться к нему как к обыкновенному подчиненному. Столыпин также выразил беспокойство по поводу созыва католикосом собрания армян в Эчмиадзине в 1906 году для обсуждения вопроса о будущем участии народа в разрешении церковных дел. Особое опасение вызывало преобладание на собрании членов Дашнакцутюн и сочувствующих ему. «[И]скусственно восстановив в Эчмиадзине духовно-политический центр армянского народа, мы тем самым если не узаконили, то молчаливо признали за католикосом фактическую возможность объединить вокруг себя армянские партии местного и иностранного происхождения, и поэтому Эчмиадзин сделался в некоторой степени очагом революционного движения среди русских армян» [450] . Результатом было широкое обсуждение в 1908 году привилегий католикоса и отношения российского государства к его вселенскому значению.

Самым горячим сторонником католикоса и ориентации государства, выразившейся в Положении 1836 года, был наместник на Кавказе Воронцов-Дашков, который протестовал «категорическим образом» против предложения Голицына. Предполагавшаяся к проведению сразу после неудачной попытки конфискации церковного имущества, эта мера не могла бы реализоваться «без крайне трудной и грозящей осложнениями борьбы», и в любом случае указ российского правительства вряд ли бы заставил армян отказаться рассматривать католикоса как главу всех армян. В данный момент, по мнению наместника, нужно было постараться убедить армян в том, что они являются прежде всего российскими подданными, «а отнюдь не создавать из них снова врагов русской государственности». Воронцов-Дашков признавал, что, в отличие от глав других христианских исповеданий, католикос получает особые формы признания со стороны императора, «но для меня несомненно, что это сделано в свое время законодателем вполне сознательно, так как Верховний патриарх-католикос представляется главою целой отдельной церкви, между тем как все находящиеся в России другие высшие сановники иных христианских исповеданий, не исключая и православного, являются только начальниками отдельных епархий». Наместник подчеркивал глубокую мудрость, лежавшую в основе законодательного признания католикоса главой всех армян и настаивал на его важности для защиты русских интересов в Закавказье и на Ближнем Востоке. Если какие-либо цели в этом отношении оставались невыполненными, то причины следовало искать в репрессивных мерах правительства против армянского духовенства. Наместник предложил всего лишь одно существенное изменение в управлении армянской церковью, а именно – введение закрытой баллотировки на выборах католикоса для защиты делегатов от влияния «крайних партий» и «террора» [451] .

Проконсультировавшись с посольством в Константинополе, МИД также выступил против предложений МВД, в особенности в пункте отрицания «вселенского значения» католикоса [452] . Извольский заметил, что оно «покоится отнюдь не исключительно на постановлениях нашего свода законов», а на канонах армянской церкви. Таким образом, даже если Положение 1836 года в какой-то мере «искусственно» подкрепило это значение, «нет никаких оснований предположить, что с изменением некоторых статей свода законов это сознание исчезнет». Извольский также сомневался в причинной связи между вселенским значением католикоса и развитием армянского революционного движения. Он настаивал на сохраняющейся важности католикоса для внешней политики России, подчеркивая громадные усилия правительства после Крымской войны, направленные на поддержку духовной подчиненности турецких армян Эчмиадзину. Даже если нельзя было указать на конкретную выгоду для России от признания вселенского статуса католикоса, политика, получившая выражение в Положении 1836 года, «несомненно, способна принести свои плоды», поскольку важно, «чтобы значительная часть населения соседних провинций Турции, принадлежащая к армянскому племени, не была настроена враждебно к нам, а воспиталась в сознании, что только России она обязана сохранностью наиболее дорогих идеалов армянского племени». Извольский выступал за крайнюю осторожность в проведении реформ, которые не должны возбудить у армян подозрение, что правительство снова пойдет по пути преследования их церкви [453] .

МВД эти аргументы не убеждали. Ссылаясь на печальное состояние армянского дела со времени выбора католикосом первого турецкого подданного в 1857 году, директор Департамента духовных дел иностранных исповеданий Всеволод Владимиров [454] заявлял, что «дезорганизация» армянской церкви достигла критического состояния. Он считал, что новые выборы предоставляли властям возможность пересмотреть если не Положение 1836 года, то во всяком случае статус католикоса. Его особые права и несменяемость следовало отменить, а отношение к Синоду «выяснить» в интересах поддержки коллегиальной формы управления. Далее Владимиров выражал сомнение в том, что признание вселенского значения католикоса правительством несет какие-то конкретные выгоды. Ввиду гораздо большего значения католикоса для армян внутри России, чем для их зарубежных единоверцев, Владимиров считал желательным уравнивание влияния этих двух контингентов на выборах. Что касалось подданства кандидатов на Эчмиадзинский престол, опыт Матеоса, Кеворка и особенно Мкртича показал, «что упомянутые лица, рожденные и воспитанные в Турции, не были в состоянии понять справедливых требований нашего Правительства и постоянно пытались применять у нас те деспотические приемы, к которым они привыкли в прежнем своем отечестве, вследствие чего не могли питать к закону того уважения, которого вправе требовать Правительство благоустроенное». Забывая, видимо, о Макарии (1885–1891), Владимиров заключил, что многие из имевшихся затруднений прекратились бы при занятии престола католикосом, знакомым с требованиями «цивилизованного государства» и знающим русский язык. Возвращаясь к логике 1883 года, директор предложил утверждать в качестве католикосов только русских подданных, знакомых с русским языком.

В то же время Владимиров прислушался к аргументам наместника и выразил готовность до некоторой степени смягчить свои требования. Он признал, что лишение католикоса внешних атрибутов патриаршей власти неизбежно было бы истолковано армянами как признак недружелюбного отношения к этой церкви со стороны государства. Он даже был готов отступиться от принципа избрания исключительно российских подданных, пока вселенское значение католикоса будет официально признаваться правительством. Но если Воронцов-Дашков считал, что методы его предшественника «революционировали армянские массы до крайней степени возбуждения», то Владимиров обосновывал строгие меры тем, что армянское духовенство «было заражено мечтаниями о практическом осуществлении идей политической самостоятельности армянского народа». Он, в отличие от наместника, не считал вопросы о школе и присяге «мелкими» делами церкви, в которые правительству вмешиваться не следовало. В конечном итоге Владимиров предложил три основные реформы, считая, что они не должны еще более радикализировать армян: 1) любой кандидат на Эчмиадзинский престол должен был владеть русским языком; 2) на выборах католикоса количество голосов российских и зарубежных армян должно быть равным; 3) отношения католикоса с Синодом должны быть прояснены [455] .