Читать онлайн «Том 4. Время реакции и конситуционные монархии. 1815-1847. Часть вторая». Страница 3

Радикальная литература и тори. Весь этот довольно печальный семилетний период замечателен появлением целого ряда блестящих литературных произведений, авторы которых придерживались крайних политических мнений. Если Байрон и Шелли, проживая под голубым небом Италии, не забывали своей родины, то только для того, чтобы проклинать дух, царивший в ее политической и социальной жизни. Байрон был революционно настроенным филэллином, Шелли же предавал проклятию все условности, в особенности религиозные предрассудки, которые, по его мнению, мешают прогрессу человечества. Правда, он ограничивался требованием прогрессивной избирательной реформы, но его негодование, вызванное назначением национального траура по поводу смерти Каролины, не отличается особым благородством. «Свобода умерла, — писал он, — последуем же медленно, почтительно за трупом английской свободы»[3].

В то же время торийские, тенденции поэтов Озерной школы Вордсуорта и Соути усилились в такой же степени. Первый отдал свое перо на службу ретроградному правительству, второй предложил ссылать в колонии лиц, виновных в проступках по делам печати. Торийский писатель Вальтер Скотт добился исключительного успеха серией своих национальных и исторических романов. Аристократическое общество сильна увлекалось этим блестящим воскрешением прошлого.

Торизм Каннинга. В конституционной истории Англии шннингитами называют государственных людей, которые начиная с 1822 года пытались смягчить торизм, в то же время не отказываясь от него в принципе. Нам необходимо сначала познакомиться с консервативной стороной взглядов этой партии.

Она по прежнему стояла за аристократический парламентаризм и отвергала умеренные предложения лорда Джона Росселя. Чего, собственно, добивался Россель? Он хотел заклеймить скандальные злоупотребления, имевшие место благодаря существованию так называемых «гнилых местечек», лишить немедленно представительства некоторые из последних, наиболее скомпрометированные, затем постепенно или сразу уничтожить их и предоставить сто мест промышленным городам, быстро разросшимся за эти годы. «Какой-нибудь джентльмен, — говорит он в одной из своих речей, — является из Лондона в местечко, о существовании которого он, возможно, даже и не подозревал. Избиратели не интересуются ни его мнениями, ни характером, они хотят только знать, насколько его намерения нечисты. И раз он выбран, никто уже не станет протестовать, так как его противники так же виновны, как и он. А через несколько дней после открытия парламента каждый из достойных и независимых избирателей получает приличное вознаграждение».

Каннинг относился отрицательно и к этому тону, и к этим проектам лорда Джона, так как, по его мнению, одна уступка должна была неизбежно повлечь за собой другую, вплоть до окончательного крушения конституции. «Палата общин, говорил он, — несмотря на все свои несовершенства, хорошо выполняет предназначенные ей функции… Она представляет не только общенациональные интересы, но и интересы отдельных частей нации. Полумерами реформаторов не удовлетворишь, они потребуют личного представительства, прямого выражения народной воли. Но если правительство является только формой, а воля народа должна быть представлена непосредственно, то отсюда следует, что она-то и должна стать правительством; в таком случае королева и палата лордов как представители власти оказываются просто вредными, а палата общин становится всем. Для меня всегда будет утешением, что я боролся с такими проектами до конца изо всех сил». Вследствие- такого упорного сопротивления решение самого важного вопроса былшо отложено в долгий ящик.

Либерализм Каннинга. По другим вопросам Каннинг выступал как прогрессивный министр. В дальнейшем мы увидим, как он поддерживал своих коллег Гёскиссона и Пили, когда они проводили реформы в своих министерствах.

Каннинг проявил либерализм в своем ведомстве, в министерстве иностранных дел, а также в своем отношении к двум «открытым вопросам» (т. е. к таким, по которым каждый министр мог свободно высказываться свои личные мнения): о рабстве негров и о политическом равноправии католиков.

Каннинг решителвно сделал британскую дипломатию независимой от Священного союза; он пе скрывает своих симпатий к конституционным партиям на континенте. Он признает независимость восставших испанских колоний, которая открывала обширные рынки для английской торговли. Он высказался также и в пользу греков, несмотря на то, что король и чистые тори питали к ним неприязненные чувства, как к восставшему народу.

Он подготовил, далее, уничтожение рабства на Антильских острогах с помощью целого ряда переходных мер, к которым относятся: предоставление неграм права владения имуществом и передачи его по наследству; права быть свидетелем на суде; права выкупа своей семьи и самого себя; признание законом этой семьи и запрещение продавать ее членов в розницу; сохранение для одних только мужчин телесного наказания, применявшегося, впрочем, все реже и реже, и, наконец, устройство церквей и школ для черного населения.

Эти прогрессивные меры не удовлетворяли депутатов-аболиционистов, но Каннинг приводил им соображения такого рода: «Я знаю, что в колониях на горсть белых приходится значительное число чернокожих. Необходимо уяснить себе, каким образом можно предоставить блага цивилизации, морали и общественного порядка этой массе рабов, в то же время обеспечивая белым неприкосновенность их жизни и интересов. Палата рассчитывает на благоразумие самой этой массы, при котором только и будет возможно осуществление благодетельных мероприятий». Вскоре благодаря красноречивому министру этот вопрос в палате окончательно был поставлен на очередь.

Наконец, Каннинг подготовляет, вопреки воле короля и своих коллег, эмансипацию католиков: «Мы предоставили избирательное право ирландским католикам, но при том лишь условии, чтобы они не посылали в парламент католиков; таким образом, между нами и ирландцами воздвигнута непреодолимая преграда. Я никогда не поверю, будто корона потеряет свою ценность, а монархия утратит свой престиж из-за того, что все христиане будут допущены к пользованию благами и вольностями нашей конституции. Католик, веривший в пресуществление, лишился своих прав за то, что связал свою судьбу с семьей, находившейся в изгнании. Теперь этой семьи уже нет, и выходит, что теперь он несет наказание только потому, что верит в пресуществление. Утверждали также, будто бы приходится опасаться, что вследствие этого мероприятия в парламент проникнут демагоги. На это я отвечу, что я хотел бы их видеть именно в парламенте. Мы наслаждаемся миром, достигнутым общими усилиями католиков и протестантов. Какое было бы счастье, если бы удалось заменить недовольный ропот целого народа выражениями национальной признательности!» Столь доброе дело, защищаемое с таким талантом, рано или поздно должно было восторжествовать.

Гёскиссон; экономическая свобода и проведение железных дорог. Тем временем выдающийся экономист партии Каннинга, министр торговли Гёскиссон, ускорил возвращение благоприятных экономических условий благодаря постепенному применению принципов свободной торговли. Другой каннингит, канцлер казначейства Робинсон, составлял государственную роспись доходов и расходов в таком же духе. Сверхсметные, поступления, достигнутые благодаря хорошим урожаям, заключению мира и росту предприимчивости, дали возможность погасить часть громадного долга и уменьшить таможенные сборы. Это понижение пошлин коснулось как сырых материалов вроде шелка и некоторых металлов, так и предметов потребления, например сахара. Принцип взаимности в сношениях с иностранными государствами играл очень важную роль в системе Гёскиссона, который, между прочим, смягчил «Акт о мореплавании», ставший слишком обременительным для современных международных сношений. Сторонники свободной торговли считают эти 1823 и 1827 годы исходным пунктом своей доктрины.

Здесь необходимо сделать два замечания. Во-первых, предложения Гёскиссона были чрезвычайно практичны и умеренны. «Если мы видим, — сказал он в 1824 году по поводу торговли шелком, — что какая-нибудь отрасль нашей промышленности находится в затруднительном положении благодаря плохим законам или неразумной регламентации вроде ограничения свободы труда, таможенных пошлин на сырые продукты и пр., то я полагаю, что прямой обязанностью правительства, располагающего известным излишком доходов, является понижение прямых налогов с целью уничтожения этих неприятных стеснений». В 1825 году в одной из своих речей он заявил: «Я очень далек от желания применять новые принципы, раз это не требуется обстоятельствами». Во-вторых, каннингиты пе решались распространять либеральный принцип и на ввоз заграничного хлеба. Аграрный протекционизм, благоприятный для интересов крупной земельной аристократии, являлся основным элементом их торизма: «Я никогда не говорил, да и не думал даже говорить, — заявляет Каннинг, — что хлебный закон не нуждается в пересмотре; но я настаиваю на том, что этот пересмотр в настоящее время был бы несчастьем». Впоследствии он все-таки желал улучшить этот закон, но система «подвижной шкалы» цен пережила его.