Читать онлайн «Тульский край глазами очевидцев. Выпуск 2». Страница 8

После отпадения Болхова, Белева и Лихвина, Тула не могла долее держаться: голод усиливался, вода прибывала; однако осажденные ее хотели покориться; ждали только понижения воды, чтобы сделать вылазку и пробиться сквозь неприятелей. Какой-то чародей, старый монах, изъявил Петру и Болотникову готовность прорыть плотину и спустить воду; требовал только 100 рублей за услугу. Когда обещали ему награду, он раздался донага и бросился в воду: вдруг послышался в глубине страшный шум; монаха не видно было долее часу; все думали, что он попался в когти дьяволу. Но чародей наконец выплыл, только весь исцарапанный, и на вопрос, где он так долго был, ответствовал: «Не дивитесь! Мне было довольно дела: 12,000 бесов помогали Шуйскому сделать плотину и запрудить Упу. С ними-то я все возился, не щадя себя, как вы можете судить по этим язвам; 6 000 демонов я склонил на нашу сторону; но прочие 6 000, самые злобные, не дают разрушить плотину: с ними я не мог сладить!»

Димитрия все не было; в Туле утратили последнюю надежду на спасете; изнуренные голодом жители едва могли держаться на ногах; наконец Петр и Болотников известили Шуйского, что они готовы сдать ему крепость, если им даровано будет помилование; в противном случат, умрут с оружием в руках и скорее съедят друг друга от голода, нежели сдадутся.

Изумленный Шуйский ответствовал: «Я дал клятву не щадить никого из Тульских жителей; но ваша доблесть и неизменное соблюдение присяги, хотя и вору данной, побуждает меня даровать вам жизнь, если только вы согласитесь служить и мне с тою же верностью». Такие слова Царь подтвердил крестным целованием. Тула покорилась 1607 года в день Иуды и Симеона.

Выехав в задние ворота, где разлитие воды было не так сильно, Болотников явился пред ставкою Шуйского, сошел с коня, обнажил саблю, положил ее себе на шею, ударил челом в землю и сказал Василию: «Я исполнил обет свой; служил верно тому, кто называл себя Дмитрием в Польше (справедливо, или нет, не знаю: никогда прежде царя я не видывал). Я не изменил своей клятве; но он выдал меня; я в твоей власти! Если хочешь головы моей, вели отсечь ее этою саблею; но если оставишь мне жизнь, послужу тебе столь же верно, как и тому, кто оставил меня». Шуйский послал его с князем Петром и 25 Немцами в Москву, под надзором приставов. Немцы могли видеться с друзьями своими; но Болотников и Петр ни с кем не имели сношения и находились несколько времени под стражею. Василий сдержал царское слово так свято, как только можно ожидать от подобных ему людей: князя Петра, который мог быть истинным царевичем, приказал повысить; Болотникова отправил в Каргополь и заключил в темницу, а потом велел утопить; Немцев разослал в Сибирские степи, на 800 миль от Москвы, где они более 4 лет, до сего 1612 года, живут среди народов диких, варварских, не видят ни куска хлеба, питаются только рыбою и мясом. Да поможет им милосердый Бог, ради Иисуса Христа, освободиться из этой неволи! Князь Григорий Шаховской, главный виновник войны, счастливо спасся от петли, благодаря своей тюрьме: искусному плуту все сходит с рук. Казаки и Тульские граждане посадили его в темницу за ложное уверение в помощи Димитрия; Шуйский, овладев городом, приказал выпустить на волю всех заключенных, в числе их и Шаховского, который уверил царя, что народ озлобился на него за намерение покориться государю. И так грубый обманщик получил полную свободу; но в последствие, при первом удобном случае, передался Димитрию II и сделался его главным воеводою и вернейшим советником.

В знак благодарности за покорение Тулы, Василий отправился на богомолье в Троицкий монастырь, в ненастное осеннее время; усердно молился там св. Сергию, просил его заступления против прочих врагов Калужских, Козельских, особливо против супостата Самовского, именовавшего себя Дмитрием, и дал обет в честь св. Сергия установить в Троицкой обители празднество, когда смирит изменников.

Все люди военные, осаждавшие Тулу, получили дозволение отлучиться в дома для отдыха, до первого зимнего пути; те же воеводы и ратники, которые стояли под Калугою, обязаны были оставаться на службе. Царь отправил в сей город боярина Егора Беззубцева, (бывшего прежде на стороне изменников, сперва в Калуге, потом в Туле), с обещанием даровать милость мятежникам, если они покорятся добровольно. Калужане отвечали, что они и не думают о сдаче; что не знают другого царя, кроме Димитрия, который не замедлит подать им помощь; потом сделали вылазку и побили множество Москвитян.

Раздраженный таким упорством, Василий решился овладеть городом непременно; не хотел ожидать войска, распущенного до зимнего пути, и приказал объявить пленным казакам, отбитым у Болотникова под Москвою 2 декабря 1606 года, что если они желают получить свободу, оружие и деньги, пусть присягнуть ему в верности и пойдут на врагов. 4 000 Казаков поклялись немедленно; получили несколько бочек пороха и отправились под Калугу, чтобы взять ее приступом. Но там вскоре поссорились с боярами и замыслили измену. Воеводы Шуйского, бросив стан, бежали в Москву.

На другой день, казаки подошли к стенам крепости, рассказали осажденным о бегстве Москвитян, советовали скорее воспользоваться порохом и съестными припасами, в лагере оставленными, и просили дозволения войти в город. Но как воевода Шотуцкий не верил их словам, то они переправились чрез Оку, ниже крепости, и объявили, что пойдут искать царя своего Димитрия. Калужане решились осмотреть лагерь Московский, и увидев, что он оставлен неприятелем, послали вслед за казаками с просьбою возвратиться; но уже поздно: огорченные отказом, казаки продолжали путь; воротились только 100 человек и несколько атаманов для покупки разных припасов: казаки остались в Калуге, атаманы же уехали обратно.

Между тем Калужане захватили все, что нашли в стане Московском, и потом храбро оборонялись до приезда Димитрия II, признали его истинным Дмитрием, присягнули ему в верности, и не изменяли клятве до самой смерти Самозванца, как ниже будет сказано в конце сей книги.

Желая выгнать Димитрия II из Самова, Шуйский вывел в поле всех бояр и отправил их с войском под Болхов; но глубокий снег, выпавший в январе 1608 года, остановил военные действия; можно было вредить только одним кормовщикам. Между тем Димитрий, сведав о многочисленности Васильевой рати, отправил в Польшу гонца с требованием прислать как можно более конницы. По призыву его, Самуил Тишкевич привел к нему 700 всадников; потом явился с таким же отрядом Александр Лисовский.

Димитрий выступил со всем войском из Самова и осадил Брянск. Здесь начальствовал сотнею Немцев пленный Ливонец Ганс Берг, мошенник преискусный: за год пред тем, он оставил Шуйского и передался Димитрию; потом изменил своим товарищам, осажденным в Калуге, явился к Василию и был щедро награжден; спустя несколько времени, снова перебежал к Димитрию, покинув в Москве детей и взяв с собою только жену; Самозванец хотел его повесить; но паны Польские испросили ему прощение. Не прослужив и года Димитрию, Ганс Берг выдал Тулу, опять очутился в Москве и снова заслужил милость царскую. Сообщником сему изменнику был другой старый плут, также Ливонец, Теннирг фон Виссен; они выдали Димитрию боярина Ивана Ивановича Годунова, мужа доброго и благочестивого, которого Самозванец велел утопить в Калуге.

Не взяв Брянска, Димитрий двинулся к Орлу, куда уже прибыл князь Адам Вишневецкий с 2 000 конных копейщиков, и князь Роман Рожинский с 4 000. До сих пор главным полководцем Дмитриевым был Меховецкий; Рожинский, отняв у него начальство над войском, в апреле 1608 года приступил к Волхову. Москвитяне ужаснулись: многие князья, бояре и Немцы, видя многочисленность Поляков, уверились, что их привел истинный Димитрий, перешли к нему и в награду получили столько поместьев, сколько никогда прежде не имела; почему, хотя в последствии и увидели в мнимом царе обманщика, однако не хотели его оставить. Димитрий еще более увеличил число приверженцев, объявив в разных городах, что крестьяне, согласные присягнуть ему, могут присвоить земли господ своих, служивших Василию и жениться на дочерях боярских, которых успеют захватить в поместья, Таким образом, многие холопы сделались боярами; а господа их, преданные Шуйскому, умирали с голоду.

17 апреля начальники Немецкой дружины послали к Димитрию II ротмистра Бертольда Ламсдорфа, юношу неопытного, никогда в чужих краях не бывавшего, попутчика Иохима Берга и прапорщика Георга фон Аалена, людей столь же малоопытных, но в плутовства довольно искусных: они предлагали Дмитрию свои услуги и просили не останавливаться походом, обещали при первом сражении перейти на его сторону с распущенными знаменами. Надобно знать, что эти люди присягнули Шуйскому, около двух лет служили с честно, брали деньги, и притом слышали, что Димитрий Самозванец. Вероломные уговаривали и прочих Немцев передаться Димитрию, хотя многие из них имели в Москве жен и детей. Если бы то случилось, Шуйский не пощадил бы ни одного Немецкого младенца; но Всевышний, по вечной своей премудрости, удержал простых воинов от измены, а начальников так ослепил, что они ежедневно напивались допьяна и забыли о своем предложении неприятелю. 23 апреля, в день св. Георгия, Димитрий встретился с Русским войском при Каминше: битва завязалась. Начальники Немецкой дружины были так трезвы, что вовсе позабыли свою измену; простые же всадники, ничего об ней не зная, по первому приказанию, ударили на Поляков и побили их до 4 000 человек. Раздраженный потерею Димитрий и полководец его Рожинский верно перевешали бы Немецких переметчиков, если бы они не скрылись. Рожинский отдал приказ не щадить ни одного Немца в следующем сражении. 24 апреля Димитрий двинулся всеми силами под Болхов на Москвитян. Конные копейщики его, ударив на самый многочисленный отряд, обратили его в бегство. Предатель же Ламсдорф отвел в сторону своих всадников и хотел идти к Димитрию с распущенными знаменами. Многие честные люди говорили ему: «Все кончено! Русские бегут; Поляки нас окружают: одни мы не в силах устоять. Куда же идешь ты, капитан?» «Тот будет бездельник», воскликнул Ламсдорф, «кто оставит свое знамя!» «Называй нас как хочешь», ответствовали воины; «мы не останемся: сражение проиграно, а ты замышляешь передаться; жены и дети еще слишком для нас милы, чтобы губить их изменою. Плутовства не любим!» Сказав это, они поскакали за Русскими в Москву. Вскоре Запорожские казаки, окружив покрытого латами изменника Ламсдорфа и всех единомышленников его, исполнили в точности приказание Рожинского: все Немцы, числом до 200 человек, были изрублены, оставив жен своих горестными вдовицами, а детей несчастными сиротами. Никогда не загладит своей вины легкомысленный ротмистр, рано затеявший быть слишком умным: в преисподние ада низринут его слезы вдов и сирот, коих мужья и отцы сделались жертвою столь постыдного поступка! Измена его была бы еще пагубнее, если бы он живой передался неприятелю: тогда всех Немцев, оставшихся в Москве, Шуйский велел бы, наверное, перебить. Теперь же, когда многие из их единоземцев пали на поле битвы, Русские жалели о страдальцах и не отняли поместьев у вдов беззащитных. Ламсдорф и единомышленники его затеяли измену единственно для того, чтобы заслужить почтение Поляков; пускай другие лишились бы головы, с женами и детьми: для них было все равно. Правосудие Божие покарало предателей; не найдут они себе покоя и в могиле: и там будут преследовать их невинные жертвы!