Читать онлайн «Книга мечей». Страница 59

Под словом utraque militia подразумевались кавалеристы легиона, количество которых несильно изменялось по отношению к пехоте. Во времена Полибия это отношение составляло две сотни к четырем тысячам. Они были одеты в полный комплект бронзовых доспехов, который был легче греческого или галло-греческого [436]; небольшие щиты из бычьей кожи были круглыми, овальными или многоугольными. Оружием всадников были копья (contus), часто в дополнение они носили дротики, кинжалы и мечи, которые крепились справа. Последние, в отличие от современных кавалерийских сабель, сохраняли форму пехотных мечей. Греческие кавалеристы на римской службе при осаде Иерусалима, как мы узнаем у Иосифа Флавия, имели длинные мечи, носимые на правом боку.

За легионом тянулась его тяжелая «tormenta» — артиллерия: катапульты (для метания дротиков) и баллисты (для метания камней), в сопровождении векстиллариев (старых солдат), составляющих вексиллум, и обслуживаемые саперами — фабрами (лигнариями и т. д.). Обслуга лагеря (калоны, ликсы) и обоз (импедименты) шли позади.

Римляне тщательно муштровали свою пехоту. Вегеций рассказывает нам, что рекруты тренировались с ивовыми щитами и кольями, которые были в два раза тяжелее, чем обычное вооружение. Также регулярно проводились учебные поединки с деревянными мечами и метательными копьями, на наконечники которых были надеты шары.

В изнеженный период империи вскоре после Константина военная дисциплина ослабла и структура легиона была нарушена. Вместо того чтобы нести свои пожитки на себе, солдаты стали возить их в тележках. От гасты отказались, от шлема и кирасы солдаты тоже были избавлены, как от слишком тяжелых вещей. Вегеций [437] имел на то причины, когда приписывал разгром легиона готами недостатку былого защитного снаряжения воинов.

Римляне изучали возможности оружия не только во время ведения войн. На Марсовом поле и остальных семи парках столицы толпы молодых людей тренировались в верховой езде, владении мечом и спортивных дисциплинах. Могучим «тренировочным залом» служил также и Амфитеатр. Для этого полностью военного народа бои гладиаторов имели большое значение. «На самом деле это великолепный пример сильного влияния на людей, когда они постоянно видят в течение нескольких веков поединки бойцов, которые рубят друг друга, проявляют чудеса храбрости и никогда не молят о пощаде», — утверждает Монтень [438].

Мне кажется, что XIX век слишком много тратит чувств в отношении «отвратительного варварства ланист [439] (тренеров гладиаторов)» и в отношении бедняг, «забиваемых ради праздника римлян». Гладиаторские бои [440] зародились среди древних этрусков, которые, вместо того чтобы убивать над погребальным костром рабов и пленников, как Ахилл и Пирр, позволили им сражаться за свою жизнь. Изначально бои проводились только на публичных похоронах, и только в результате неправомочного использования обряда они стали проводиться на частных похоронах, затем — в качестве представлений и в конце концов — как элемент праздничных зрелищ.

Согласно Ливию [441], «когда Сципион показывал гладиаторов в Карфагене (в 546 г. до н. э.), это были не рабы и не люди, продававшие свою кровь, какие обычно попадали в обучение к ланистам» [442]. Эта служба была исключительно добровольной. Бойцов часто присылали вассальные князья, чтобы продемонстрировать доблесть своих людей; другие же выходили биться в честь своих генералов, а были и такие, что с помощью меча решали личные споры. Среди выдающихся можно называть Корбиса и Орсуа, двух родственников-германцев, которые решили боем отстоять свои претензии к городу Ибес; они «представили армии в высшей степени интересное зрелище» того, как старший боец легко отражал неумелые атаки младшего.

Даже когда гладиаторами в Риме стали приговоренные преступники и пленники, лишенные древними законами войны права на жизнь, еще оставалась некоторая гуманность. Хотя злодеев, приговоренных к ad gladium (gladius — меч), и должны были убить в течение года, те, которых приговаривали лишь к ad ludum (ludus — игра), могли в течение трех лет заслужить освобождение. А при империи принимать участие в шоу стало модно; Северу пришлось специально запрещать свободнорожденным гражданам, воинам, сенаторам и даже женщинам вступать на арену.

Жизнь гладиатора заставляла «честную бедноту» проклинать свой жребий. Они тренировались в самых лучших условиях, питались самой лучшей нищей (sagina gladiatoria); так, Цицерон называет крепкое здоровье и хорошие условия «gladiatoria totius corporis firmitas» [443]. Гладиатор становился членом семьи после того, как принимал клятву, которую Монтень приводит по Петронию (117): «Клянемся сражаться своими мечами… и терпеливо сносить все, что гладиатор должен терпеть от своего учителя, вручая ему свое тело и душу». Другими словами, ему хватало общества, и он был дисциплинирован. Под руководством ланисты гладиаторы ежедневно тренировались в школах [444]. Здесь они занимались «боем с тенью», состязались с рудисами (деревянными мечами). Гладиаторы рубили «палусы» подобно тому, как это и сейчас практикуется в армии, и укрепляли мышцы плеч и спины с помощью гантелей и тому подобных тренажеров. В результате рана, которая для нетренированного человека оказалась бы смертельной, находящегося в столь прекрасной форме гладиатора могла лишь временно вывести из строя [445]. Плиний отмечает, в какой небольшой опасности находился гладиатор. Рассказывая о двух вращающихся театрах К. Курио, которые во время представления могли крутиться внутрь или наружу, этот ворчун заявляет: «Гладиаторы подвергались едва ли большей опасности, чем римские граждане, позволявшие вот так вот крутить себя из стороны в сторону».

Будучи побежденным в бою и приговоренным к тому, чтобы «получить меч» (ferrum recipere), гладиатор, готовый к своей судьбе, встречал ее мужественно и твердо. Когда же поднятые вверх пальцы даровали ему пощаду, побежденный оставался в живых. Август гуманно отменил варварские бои, в которых не давалось пощады. Победителю даровали пальмовую ветвь и деньги, которые, вне всяких сомнений, повышали его привлекательность для женщин. Мы встречаем упоминания о старых гладиаторах, что говорит о том, что карьера гладиатора не обязательно прерывалась смертью. Эти ветераны, а иногда и новички, прошедшие всего несколько гладиаторских боев, по просьбе публики освобождались от своей службы распорядителем игр. В таких случаях им даровали рудис (rude donati), и в качестве рудиариев они счастливо доживали свой век.

Имеются и упоминания о гладиаторах выдающихся. Диоген Лаэртский не пренебрегает упоминанием четвертого Эпикура «…и, в конце концов, гладиатора». Спартак, Крикс и Эномай сбежали из фехтовальной школы Лентула, ушли из Капуи и разбили лагерь на склонах Везувия; они так действенно орудовали выкованными рабами железными мечами, что Афиней заявляет: «Если бы Спартак не погиб в бою, он бы натворил в нашей стране немало дел, как Эвн на Сицилии» [446].

Первый бой гладиаторов произошел в 246 г. до н. э. в форуме Боариум между Марком и Д. Брутом на похоронах их отца, во время сатурналий (наше Рождество) и праздников Минервы [447]. Отменил их Константин Великий (306–333 гг.), но его указ, казалось, лишь вдохнул в это явление свежую кровь: пленных франков на арене в Треве убивали сотнями. В конце концов их полностью уничтожил Гонорий, тот, что возвел в сан мученика монаха Телемаха. Вряд ли нужно подробно рассказывать, как этот полезший не в свое дело священнослужитель бросился в амфитеатр, чтобы разнять дерущихся, за что был незамедлительно закидан камнями.

В конце концов пришло время отменить это славные зрелища; как это часто происходит, давний обычай стал использоваться не по делу, что в конце концов заставило Лактанция воскликнуть: «Tollenda est nobis!» [448] Злоупотребления начались при Дивусе Цезаре, который собрал для боев столько гладиаторов, что его недруги встревожились и сократили это число. Калигула сильно увлекался этими боями и даже произвел некоторых гладиаторов в командиры своей германской стражи. Он лишил мирмиллонов [449] некоторых видов оружия. Когда один из них, по имени Колумб, вышел из боя раненым, но живым, Калигула отравил его раны ядом, который впоследствии получил название «колумбиум». Нервный Клавдий (Кальдий) ассистировал на этом зрелище, «закутавшись, по новой моде, в плаш». Пощадив одного из проигравших гладиаторов, вняв мольбам четырех его сыновей, он пустил по амфитеатру табличку с напоминанием зрителям о том, как важно иметь детей, поскольку они могут обеспечить жизнь гладиатору. Позже он стал жесток. Если кто-нибудь из сражающихся падал, особенно если это был ретиарий, Клавдий приказывал убить его, чтобы насладиться выражением агонии на лице. Если двое бойцов убивали друг друга, император повелевал сделать из их мечей много маленьких ножей. Нравилось ему и наблюдать бестиарии; он сделал это зрелище очень жестоким и кровавым. Нерон во время своего «золотого пятилетия» приказал, чтобы ни одного гладиатора, будь это даже приговоренный преступник, не добивали; он же заставил сражаться на арене четыре сотни сенаторов и шесть сотен всадников, многие из которых были богаты и славны. Нерон поддерживал сторону фракийцев или пармулариан и часто присоединялся к восторгам публики в отношении прасины, или «зеленой фракции», чем, разумеется, компрометировал свою священно-беспристрастную позицию как императора. В конце своего правления, бывшего более жестоким [450], услышав однажды, как хозяин школы гладиаторов заявил, что фракиец не хуже мирмиллона, а распорядитель игр не согласился с ним, Нерон стащил последнего со скамьи на арену и затравил собаками, повесив на него табличку «пармуларий-клеветник». Как «Неро» вызывал пересуды своей страстью к пению и игре на арфе, так и Коммод унижал себя любительским участием в гладиаторских боях. Он фехтовал хитро, но трусливо. Будучи сильным человеком и тренированным гимнастом, он надевал непробиваемые доспехи и сражался тяжелым мечом, а противникам его доставался только меч из свинца или олова. Даже гуманный Траян выставлял на зрелище после своих побед около десяти тысяч дакийских «единоборцев». Милитаризм римлян делал их хорошо знакомыми с убийством. Так, Тацит заявляет: «Германцы порадовали нас зрелищем битвы, в которой было убито около шести тысяч человек». Это «представление гладиаторов» произошло возле Друзского канала, где римская стража на Рейне руководила происходящим с другого берега.