Читать онлайн «Загадка Куликова поля, или Битва, которой не было». Страница 11

Неужели Гоняный с Двуреченским будут всерь­ез утверждать, что какие-то акыны, авторы «Сказа­ний о Тимуре» и непонятно каким образом забред­шие на Дон сербы были очевидцами побоища? А ес­ли не были, то какова цена всех этих «следов далеких от России памятников культуры»? Да грош им цена в базарный день. Весьма показательный пример «прав­дивости перекрестной ссылки» дает хроника Дитмара Любекского, не акына, заметим себе, не бродячего серба, а «профессионального историка» своего вре­мени-монаха-хрониста, практически современника Куликовской битвы. В своей хронике он пишет: «В то же время была там великая битва у Синей Воды ме­жду русскими и татарами, и тогда было побито на­роду с обеих сторон четыре сотни тысяч; тогда рус­ские выиграли битву: Когда они хотели отправиться домой с большой добычей, то столкнулись с литов­цами, которые были позваны на помощь татарами, и взяли у русских их добычу, и убили их много на поле».

На Синюхе (Синей Воде) в 1362 году великий князь Литовский Ольгерд разбил объединенное войско за­падных ордынских улусов. То есть сражение име­ло место между литовцами и ордынцами. Спрашива­ется, как могли русские победить в битве, в которой не участвовали? Как могли быть литовцы позваны на помощь татарам, если именно они и воевали против этих самых татар? Численность войск каждой из сто­рон в той битве, по современным оценкам, не превы­шала двадцати пяти тысяч человек. Откуда взялись четыре сотни тысяч убитых? Очевидно, что Дитмар «слышал звон, не зная где он» и в своей хронике сме­шал и свалил в кучу битву на реке Синюхе и Куликов­скую, причем, по крайней мере, в отношении послед­ней, вне всякого сомнения, пользовался московскими летописными данными, откуда и сотни тысяч побитого народу, и призванные на помощь татарам литовцы, и ограбление ими русских обозов. Ничего удивительно­го в этом нет. Судя по количеству дошедших до наших дней письменных материалов о Куликовской битве, они в древности были весьма многочисленны и попу­лярны. Их копировали отечественные летописцы, пе­реписывали иностранные хронисты, пересказывали сказители и перепевали акыны. Многие из них были творческими личностями и вносили свой авторский вклад самого разного свойства в устные и письмен­ные предания. Но никого из них на Куликовом поле, конечно же, не было, а единственным источником их вдохновения были все те же наши летописи.

Двуреченский, безусловно, вправе оставить скользкую и действительно любимую «псевдоистори­ками» тему реальности Куликовской битвы без своих комментариев. Особенно если возразить «псевдоис­торикам» попросту нечего. Самым лучшим подтвер­ждением реальности Мамаева побоища именно на Куликовом поле были бы археологические находки, однозначно подтверждающие факт сражения, в пер­вую очередь братские могилы. Но именно этим ар­хеологи, включая копающихся как раз на этом самом поле Гоняного с Двуреченским, похвастаться не мо­гут. Титанические усилия профессионалов и энтузиа­стов-любителей дали пока что более чем скромный улов. Гора упорно раз за разом рождает мышей. Вот и в 2009 году археологическая экспедиция Государст­венного музея-заповедника «Куликово поле» на четы­рех гектарах исследованной мемориальной террито­рии нашла только 18 предметов снаряжения и воору­жения, отнесенные к XIV—XVII векам. Сколько из них приходится на время Куликовской битвы и какая их часть могла бы быть как-то с ней связана, скромно не уточняется.

Отдадим должное сценарию «Тающий айсберг» – он снимает почти все нелицеприятные вопросы, на ко­торые был бессилен ответить классический сценарий. Пусть численность московского войска взята с потол­ка, но она вполне реальна для Московского княжест­ва того времени. Уход небольшой конной дружины к черту на кулички, то бишь Куликово поле, не оголял тылы и радикально не снижал боеспособность остав­шихся защитников городов. В маневренном конном бою управление большими массами войск весьма за­труднительно, поэтому Мамаю не нужны были ника­кие союзники, он их и не ждал. В такой «турнирной» схватке стратегия и тактика не играют особой роли, и Дмитрий Иванович вполне мог принять в ней лич­ное участие, не теряя общего оперативного руково­дства боем. Потеряв судьбоносность, эта локальная битва перестала оказывать влияние на историю, а, пе­рестав влиять на дальнейшие события, в свою оче­редь, потеряла связь с разорением Москвы Тохтамышем. Два разделенные двумя годами локальных собы­тия оказываются просто никак не связанными между собой. По-прежнему непонятна только одна мелочь: чем Дмитрий Иванович заслужил почетное прозва­ние Донского?

Очевидное достоинство сценария «Тающий айс­берг» не столько исторического, сколько политиче­ского свойства. Он устраняет предмет взрывоопасного спора между двумя основными народами и конфессия­ми России. Единственный же недостаток – это, по су­ществу, упразднение Куликовской битвы как великого подвига русского народа и основания для присвоения московскому князю почетного прозвища.

Пустячок?

В последнее время тающая льдина былого айс­берга сценария «Руси защитник» неожиданно напе­рекор естественному течению времени начала дрейф в прошлое. Для начала российский историк А. Жура­вель[7] передвинул Куликовскую битву с традиционно ей приписанного 1380-го на 1379 год и привел для та­кой передвижки сразу пять аргументов.

Во-первых, несвойственная ордынским правите­лям двухгодичная задержка с реакцией на вожский разгром 1378 года. По сложившейся в Орде практи­ке Мамай должен был бы наказать Москву немедлен­но в том же, в крайнем случае, следующем, то есть 1379 году. Вместо этого он осенью 1378 года огра­ничился разорением рязанских земель, а отмщение главному врагу, Дмитрию Московскому, почему-то от­ложил еще на два года. Во-вторых, хронометраж обме­на посольствами между восшедшим на престол Тохта­мышем и Дмитрием Ивановичем. Анализ Журавелем наших летописей дает не двух, а трехлетний интер­вал между Мамаевым побоищем и разорением Мо­сквы Тохтамышем 1382 года. Обратный отсчет вновь приводит к 1379 году. В-третьих, гибель Мамая, по ор­дынским источникам, где-то весной-летом 1380 года. По золотоордынской хронологии, Тохтамыш разбил Мамая весной 1380 года, тот после поражения бе­жал в Феодосию и был там убит. Следовательно, если Дмитрий Донской бился с Мамаем в начале осени, а именно на день Рождества Богородицы, как утвер­ждают наши летописи, то он успевал это сделать не позже 1379 года. В-четвертых, освящение церкви Ус­пения Богородицы на реке Дубенке Сергием Радо­нежским 1 декабря 1379 года. Согласно летописям, эту церковь Дмитрий Донской заложил во исполне­ние обета после победы в Куликовской битве. Таким образом, либо, по общепринятой хронологии, Сергий освятил ее за год до закладки, либо, по единственно разумному объяснению, Мамаево побоище и заклад­ка церкви состоялись в 1379 году. Наконец, в-пятых, датировки в «Сказании о Мамаевом побоище» этого самого побоища. В разных списках «Сказания» встре­чаются годы и 1380-й, и 1379-й. Еще больший разброс наблюдается в днях недели. В разных источниках бит­ва происходит в среду, пятницу, субботу и воскресе­нье. Такая же неразбериха и с другими промежуточ­ными датами: сбором и смотром войск в Коломне, вы­ходом в поход, переправой через Оку.

В связи с этими нестыковками А. Журавель при­водит примеры других неверных датировок в на­ших летописях и объясняет их тем, что они были про­ставлены задним числом по прошествии многих лет и получены пересчетом с помощью специально со­ставлявшихся для этого таблиц. [8] Однако даже табли­цы не избавляли летописцев от ошибок. В отношении же конкретно Куликовской битвы Журавель идет еще дальше и предполагает, что «Сказание о Мамаевом побоиице» специально вводит нас в заблуждение в уго­ду православной церкви и ее тогдашнего предстояте­ля митрополита Киприана. Дело в том, что некоторые редакции относительно поздно написанного «Сказа­ния» представляют Киприана вдохновителем похода и духовным наставником Дмитрия Донского. Но на са­мом деле по причинам, к которым нам еще придется вернуться, Киприана в Москве в 1379 году вообще не было, появился он там не ранее весны 1380 года. По­этому авторы «Сказания», чтобы ввести митрополита Киприана в число действующих лиц, вынужденно пе­ренесли Куликовскую битву, реально состоявшуюся осенью 1379 года, на следующий год и задним числом скорректировали дни недели, не учтя небольшой ню­анс – високосность 1380 года, – из-за чего и возник­ли многочисленные ошибки с днями недели.

Что ж, может быть, А. Журавель и прав. Но, по большому счету, так ли уж важно, состоялась ли Ку­ликовская битва осенью 1380 года или годом рань­ше? В большинстве случаев для истории и нас, гля­дящих на исторические события с расстояния в не­сколько веков, не столь принципиален сдвиг того или иного события на год-другой вперед или назад. Одна­ко последствия оказались совсем другими и далеко не безобидными, когда наша тающая льдина, набрав ход, продрейфовала навстречу течению времени еще один годик и ненароком заплыла в год 1378-й.