Читать онлайн «Восток - Запад. Звезды политического сыска». Страница 31

Писатель К. Зелинский весьма сочен в оценке Агранова тех лет: «Я очень часто видел Агранова, когда приходил к Брикам. Вспоминались всегда строки Лермонтова о Басманове: «С девичьей улыбкой и змеиной душой». Вспоминались потому, что тонкие и красивые губы Якова Сауловича всегда змеились не то насмешливой, не то вопрошающей улыбкой. Умный был человек... Именно Агранов (бывший правой рукой Ягоды), начальник секретно-следственной части ОГПУ, приятель Леопольда Авербаха, был тем человеком, который заставлял задумываться над вопросами «что у тебя на душе? кто ты такой?»17.

С этого внутреннего вопроса Агранов начинал дела по молодым поэтам.

Дело Алексея Ганина, №28980 от 13 ноября 1924 года. Ганина взяли на основании агентурной информации о том, что он автор так называемых тезисов «Мир и свободный труд — народам». На допросе у Агранова Ганин заявил: «Эти тезисы я подготовлял для своего романа». Тезисы — это девятнадцать страниц текста, написанного химическим карандашом. Было отчего ОГПУ прийти в беспокойство.

Аграновские пометки на самых важных, по его мнению, абзацах:

«Достаточно вспомнить те события, от которых все еще не высохла кровь многострадального русского народа, когда по приказу этих сектантов-комиссаров оголтелые, вооруженные с ног до головы, воодушевляемые еврейскими выродками банды латышей беспощадно терроризировали беззащитное сельское население...»

«...та злая воля, которая положена в основу современного советского строя, заинтересована в гибели не только России как одной из нынешних христианских держав, но всего христианско-европейского Запада и Америки».

«Для того чтобы раз и навсегда покончить с так называемой РКП, сектой изуверов-человеконенавистников, и с ее международным органом III Интернационалом, необходимо... путем повседневных систематических разоблачений (речи, беседы, воззвания и прокламации) дискредитировать в глазах рабочих масс не только России, но и всего мира деятельность современного советского правительства и III Интернационала... и взамен жидовского III Интернационала выдвинуть идею Лиги наций как единственной международной организации...»

«Необходимо объединить все разрозненные силы в одну крепкую целую партию, чтобы ее активная сила могла бы... в нужный момент руководить стихийными взрывами восстания масс, направляя их к единой цели. К великому возрождению Великой России».

Ганину было предъявлено обвинение в создании русской фашистской организации. Агранов исходил из его же показаний: «С Петром и Николаем Чекрыгиными я познакомился весной в «Альказаре», во время обеда они читали мне свои стихи. Через некоторое время... встречает меня Петр Чекрыгин на Тверской и предлагает вступить в Орден русских фашистов, говоря при этом несколько комплиментов о моем уме».

И Ганин объясняет, как возникли тезисы: некий гражданин Вяземский, чиновник Центрального статуправления собирался уехать к брату, живущему во Франции. А брат имел связи в среде русской белогвардейской эмиграции. «Для того чтобы нашу группу признали, необходимо было сочинить нечто вроде манифеста. Вот так возникли тезисы. А весь материал, — как признался Ганин,у меня имелся до знакомства с Вяземским, я собирал его для характеристики белогвардейских и черносотенных типов задуманного мною романа».

А в следственном деле формулировки жестки и однозначны: «В июле месяце прошлого, 1924 года в СО ОГПУ поступили сведения о том, что в Москве группа литераторов с целью борьбы с соввластью приступает к образованию террористической организации. Выясняя сущность и направление данной организации, выявляя участников ее, СО ОГПУ... установил, что наиболее активно проявляющие свою деятельность были поэты — Ганин Алексей Алексеевич, Чекрыгин Петр Николаевич, Дворяшин Виктор Иванович, Галанов Владимир Михайлович. Эти лица... вокруг себя сгруппировали исключительно «русских» людей, имевших за собой контрреволюционное прошлое. Последнее обстоятельство побудило СО ОГПУ рассматривать зарождающуюся организацию как ярко выраженную национальную с явно фашистским уклоном».

Беспощаден язык следствия: «Имея перед собой задачу произвести террор над членами совправительства, организация наметила в первую очередь жертвами Калинина, Рыкова, Дзержинского, Луначарского, Радека и Зиновьева». Одновременно с Ганиным братья Чекрыгины проектируют выпуск прокламации в виде извещения русскому народу: «Сообщаем о скором свержении советской власти путем беспощадного террора, призываем русский народ к спокойствию, сочувствию нашему великому делу, освобождению Руси от ига жидов и коммунистов».

Следствие вели сотрудники ОГПУ Врачев и Словатинский. Но установки давал Агранов. Иногда допрашивая сам. Следственные версии подтверждались показаниями арестованных и отчасти изъятыми при обысках записями. Агранову было достаточно этого, чтобы создать впечатляющую картину деятельности подпольной фашистской русской организации. Попытки этих молодых литераторов набросить на образ власти антирусское, коммунистическо-семитское покрывало являли, по Агранову, несомненную угрозу России социалистической, пусть даже нэповской. С дела Ганина брала начало линия борьбы с интеллигенцией, проповедующей националистические идеи для России, борьбы, где историки, философы и поэты-националисты были для ОГПУ объектами самой активной разработки, самого непримиримого противостояния.

Что в этом противостоянии судьба отдельной запутавшейся, мятущейся личности — Алексея Ганина? Он был расстрелян 30 марта 1925 года.

В тот год Агранов становится завсегдатаем салона Бриков, Осипа и Лили, близких Маяковскому людей. Лиля Брик и Агранов явно симпатизировали друг другу. «Любовники», — говорили о них некоторые знакомые. «Друзья»,настаивали другие. Как бы там ни было, Агранов был своим человеком в доме Бриков. И Лиля искренне привязалась к его дочери от первой жены. Игрушки, детские вещи — все любимому ребенку от доброй феи — тети Лили. Она же восхищалась новым супружеством Агранова.

Валентина, в девичестве Кухарева, жена заместителя наркома земледелия, работала в тресте «Цветметзолото». И вдруг ее вызвали в ГПУ на допрос как свидетеля по делу одного сотрудника треста. А допрос вел Агранов. Вызывающе красивая брюнетка лет двадцати семи разбередила его душу. Что-то в ней было от Зинаиды Райх. Скоро он понял, что без этой женщины жизнь тускла. Оставил жену, а Валентина разошлась с мужем, и в счастливом браке они прожили около десяти лет. Валентина стала самой близкой приятельницей Лили Брик и заинтересованной участницей ее салона.

Л. Чуковская в «Записках об Анне Ахматовой» роняет: «...салон Бриков, где писатели встречались с чекистами». В этом «бриковском» салоне по вторникам встречались участники группировки «Левый фронт искусства» (ЛЕФ). Современник подмечает: «На лефовских «вторниках» стали появляться все новые люди — Агранов с женой, Волович... На собраниях они молчали, но понимающе слушали... Агранов и его жена стали постоянными посетителями бриковского дома»18. А вот свидетельство художницы Е. Семеновой: «На одном из заседаний ЛЕФа Маяковский объявил, что будет присутствовать один товарищ — Агранов, который в органах госбезопасности занимается вопросами литературы... С тех пор на каждом заседании аккуратно появлялся человек средних лет, в принятой тогда гимнастерке, иногда в штатском. У него были мелкие, не запоминающиеся черты лица. В споры и обсуждения он никогда не вмешивался»19.

Журналист В. Скорятин утверждает, что за смертью Маяковского маячит фигура Агранова, а за ним — ОГПУ. Оказывается, Маяковский много знал, выполняя поручения чекистов по связи с заграничной агентурой. Кроме того, у поэта намечался духовный кризис из-за начавшегося неприятия советской действительности — кризис, способный обернуться антисоветскими стихами.

Однако вряд ли ОГПУ так уж было заинтересовано в смерти Маяковского. Он всегда считал себя строителем социалистического искусства. И он вполне осознанно вступил в Российскую ассоциацию пролетарских писателей (РАПП), порвав с так называемой группой революционного фронта. В своем заявлении в РАПП 3 января 1930 года он писал: «Никаких разногласий по основной литературно-политической линии партии, проводимой РАПП, у меня нет и не было». Он писал это за три месяца до своей гибели. Но чванливые руководители-рапповцы встретили его враждебно, отказывая в праве быть пролетарским поэтом (по их выражению), и назначили ему испытательный срок. Такое отношение угнетало Маяковского. Он и с Аграновым делился своими переживаниями. Тот, конечно, убеждал взять нервы в кулак и работать.

Но если бы поэзия поглощала целиком! Была еще и женщина, ставшая любимой. И с ней было непросто. Сцепление запутанных коллизий вложило в руку револьвер. Да еще тот, что подарил Агранов. Ближе всего оказался к разгадке этого самоубийства Анатолий Луначарский, когда сказал: