Читать онлайн «Первый Удар (Повесть о будущей войне)». Страница 22

Москиты продолжали атаку. При этом с их стороны советские стрелки не видели ни одной вспышки ответного выстрела. Если бы из шестидесяти самолетов первой бригады москитов двадцать восемь не были сбиты уничтожающим огнем СБД, последствия этой атаки могли бы быть для Волкова очень серьезными. Он слишком поздно понял, что имеет дело не с обычными истребителями. Разгадав стремление москитов сблизиться с его машинами, а может быть, и таранить их, он отдач приказ маневрировать, чтобы избегнуть столкновения. Это спасло СБД, на которых летчики успели реагировать на приказ флагмана или сами сообразили в чем дело. Но восемь машин стали жертвами таранных торпед, в упор выпущенных москитами.. С того момента, когда тактика немцев была разгадана, приобретенная ими в пикировании чудовищная скорость стала работать против них. Они уже не могли с нужной быстротой реагировать на маневры уклоняющихся СБД и, с воем неслись в темную бездну, пропадая за пределами света прожекторов.

Последовавшее за атакой первой москитной бригады нападение их второй бригады не произвело на СБД прежнего впечатления. Стрелки подпускали немцев на короткие дистанции, зная, что с их стороны не последует ни одного выстрела. Летчики маневрированием уклонялись от сближения, необходимого москитам. Немцы не были подготовлены к такой подвижности советских бомбардировщиков. Они не знали, что имеют дело с самолетами Волкова, свободными от бомбовой нагрузки и сохранившими подвижность крейсеров активного боя. Потерпев неудачу в первой атаке, офицеры пытались вывести свои машины для вторичного удара, но СБД успели уже пройти зону, освещенную прожекторами. Немцам пришлось атаковать в темноте и скученности, создаваемой присутствием в воздухе машин обеих бригад. Во тьме сверкнуло несколько двойных взрывов. Сталкивались друг с другом москиты. Офицеры поняли значение этих страшных взрывов и пошли на посадку. Это было все, что. они могли сделать в таких условиях. Правда, была еще возможность искать в темноте столкновения с советскими самолетами, как это случайно или намеренно произошло с двумя-тремя москитами, но столько же шансов было наскочить и на своих.

Для наблюдавшего снизу Бельца прошла целая вечность напряженного ожидания. Только через минуту после начала боя он отметил первый характерный взрыв торпеды. Наконец-то! Первому москиту удалось прорваться сквозь огневое кольцо СБД и таранить противника. К удивлению полковника, за багровым блеском торпедного взрыва не последовало пламени и грохота рвущихся бомб противника. В следующие минуты Бельц насчитал еще четыре столкновения. Он видел, как, объятые пламенем, падали самолеты, но бомбы большевиков по-прежнему не рвались. На земле, в той стороне, куда падали горящие самолеты, тоже не слышно было взрывов. Бельц не знал, что дерется с Волковым, не имеющим на борту бомб.

Сверх отмеченных Бельцем пяти взрывов, произошло еще три за время атаки первой бригады и четыре при атаке второй бригады. С точки зрения Бельца, это было ничтожно мало: Волков потерял лишь 12 машин из своего состава, зато мот записать себе в актив 40 москитов.

Чрезмерно высокая посадочная скорость москитов создала для них большие трудности при возвращении из атаки. Ночь, не освещенная из осторожности аэродромная площадь, неразбериха в воздухе - все это привело к многочисленным авариям. Несколько машин столкнулось. Четыре москита перевернулись при посадке. Один сел на собственные ангары. Один воткнулся в землю, причем произошел взрыв его торпеды. Таким образом вне боя погибло около двадцати москитов. Из вернувшихся невредимыми шестидесяти москитов далеко не все были способны к продолжению боя. Моральная нагрузка летчиков оказалась чрезмерной. Многие не могли покинуть кабин из-за утомления и полученных ран. Пули и снаряды СБД сделали свое дело. Беглый осмотр людей и машин показал, что не все севшие самолеты смогут после отдыха вылететь навстречу новому противнику, о приближении которого с юга панически кричали теперь все радиостанции. Это будет действительно лишь москитный укус для колонны Дорохова, насчитывающей в своем составе около четырехсот машин.

Но все же Бельц отдал приказ о подготовке ко второму взлету и велел приготовить его собственную машину.

24 ч. 00 М. - 02 ч. 00 м. 18/VIII - 19/VIII

По стеклянным крышам длинных заводских зданий синели огромные надписи: "Дорнье". Сквозь матовые стекла свет рвался в ночное небо. В залитых электричеством цехах царил размеренный ритм конвейера. Конвейер на новом, третьем филиале Дорнье - гордость фирмы, он доставил ей "премию фюрера" в пробную мобилизацию.

Размеренно двигались рядом с конвейером рабочие. Видны были только коротко остриженные затылки склоненных голов. На холщовых комбинезонах те же яркие голубые росчерки: "Дорнье", "Дорнье", "Дорнье".

Шуметь имели право только машины. Рабочие не должны были отвлекаться от работы. Даже мимолетный шепоток грозил карцером, избиением. Но сегодня рабочие не могли молчать. Эти замученные люди, поставляемые концентрационными лагерями, не могли не говорить, несмотря на все угрозы. Расхаживающие парочками охранники, прежде наводившие страх одним своим появлением, сегодня не оказывали обычного действия.

Шепотом, от рабочего к рабочему, от склоненной головы к согнутой спине, обгоняя движущиеся по конвейеру скелеты самолетов, бежала необыкновенная весть: "Колонна большевиков движется на Нюрнберг".

Откуда, каким образом могла проникнуть сюда эта новость, тщательно скрываемая даже от вольнонаемных служащих? Но ее уже знали, ее обсуждали приглушенным шепотом по всему стеклянному городу завода.

- Говорят, большевики прорвались к нам...

- Дай-то бог!

- Бог здесь ни при, чем.

- Не придирайся, я радуюсь, если только это правда.

- Правда? Этого мало. На наше проклятое гнездо летят четыреста машин.

- Говорят - шестьсот!

- Может быть, тысяча?!

- Во всяком случае, достаточно для того, чтобы пробить башку наци...

- Рвать их в клочья!

Шепот бежит, бежит от головы к голове, такой тихий, что его не улавливают уши охранников. И вдруг - с другого конца зала, где шепоту уже некуда двигаться, он возвращается едва уловимым тихим пением. Песня потекла вдоль конвейера. Пение сквозь стиснутые зубы, как жужжание шмелиного роя, разливалось по цеху. Слов не было, но жужжанье приобретало мотив, оно взлетало к стеклянной крыше боевым напевом "Интернационала".

Как проснувшиеся сторожевые псы, вскинулись охранники.

- Молчать!!

На крик сбегались черные куртки.

- Молчать!!

Но пение, затихнув в том месте, куда они подбегали, сейчас же вспыхивало там, откуда они ушли.

Вахмистр с револьвером в руке подбежал к инженеру.

- Остановить конвейер! Инженер пожал плечами:

- Программа, господин комиссар. Я отвечаю за программу.

- Я арестую вас, - рычал охранник и тянулся жилистой лапой к побледневшему инженеру. Но лапа повисла в воздухе.

Жужжание тихой песни прорезала дрожь тревожных звонков. Над конвейером, над конторками мастеров, над столом инженера вспыхнули яркие надписи экранов:

"ВОЗДУШНАЯ ТРЕВОГА"

Свет, за секунду до того ослепительно яркий, померк. Еще и еще. Через полминуты, кроме синих лампочек у дверей, в длинном здании цеха не было ни одного огонька.

По мере того как угасало электричество, усиливался напев. Из робкого жужжания он вырос в боевую песню, поднялся к почерневшему стеклянному небу, заполнил весь зал цеха, заглушил хриплое рычание охранников. Могучие звуки "Интернационала" стихийно гремели под сводами. Обезумевшие от собственного крика черные куртки гнали рабочих.

Подняв над головами карманные фонарики, охранники били рабочих по чему попало. Резиновые палки с тупым звуком опускались на спины, плечи, головы. Серые комбинезоны, как шествие привидений, тянулись к выходу под неумолкающие звуки гимна...

Среди общего шума и сумятицы высокий рабочий торопливо говорил соседу:

- ...нужно понимать, Ганс, это единственный случай разнести к чертям всю лавочку. Сосед испуганно отшатнулся:

- Ты с ума сошел, Эрих!

- ...слизняк!

- Что будет с нами?

- В большом деле нельзя без издержек. Ганс покачал головой:

- Я не хочу быть издержкой. Эрих вспылил:

- За каким же чертом ты шел в партию? Толпа рабочих была уже на заводском дворе. Подгоняемая палками и сапогами дружинников, она втягивалась в нору подземного убежища. Гудели мелькающие клетки патерностера (Патерностер (буквально: отче наш) - так называют подъемник, состоящий из непрерывной ленты с кабинками прим. автора).

Эрих впился в рукав Ганса. Они пробегали мимо двери, сквозь щель которой пробивался слабый луч света. По ту сторону белел мрамор распределительного щита. Дежурный электрик стоял у рубильников.

Эрих потянул Ганса к двери:

- Только включить рубильник, ты понимаешь?

- Нет, нет, - испуганно прошептал Ганс и вырвал рукав из пальцев Эриха.