Читать онлайн «Том 3. Время реакции и конситуционные монархии. 1815-1847. Часть первая». Страница 48

Никогда до тех пор Греции не приходилось иметь дело с таким могучим неприятелем. Она не успела еще оправиться от междоусобной войны, и Ибрагим застиг ее врасплох. Президент Кондуриотис наскоро собрал немногочисленный отряд и двинулся навстречу Ибрагиму. Но он не был военачальником, и паликары питали к нему очень мало доверия. Притом на греков угнетающим образом подействовало превосходство египетской тактики. Ибрагим, напаЕший на них при Кремиди, без особого труда обратил их в бегство (19 апреля). А через месяц Наварин, осаждаемый с суши и с моря, вынуяеден был капитулировать (18 мая). При таких ужасных обстоятельствах между враяедующими партиями состоялось временное примирение. Старому Колокотронису, которому снова была дарована амнистия, поручено было руководить защитой Пелопонеса. Но все его отчаянные усилия не могли помешать Ибрагиму занять Триполицу и продолжать свой поход на запад. 22 июня паша находился в Мили, т. е. в нескольких милях от Навплии, которая служила местопребыванием греческого правительства. Успехи, одержанные Миаулисом и Сахтурисом на море, не. имели настолько решительного характера, чтобы принудить египетскую армию к отступлению. С другой стороны, грозный полководец Решид Мехмед-паша, который был назначен недавно «румеливалиси» и командовал войсками в Албании и Фессалии, осадил со всеми своими силами город Мисолунги, который ему приказано было взять под страхом смертной казни в случае неуспеха. Торжество мусульман казалось обеспеченным, а Греция на этот раз представлялась обреченной.

Филэллины. Греция пала бы в неравной борьбе, если бы ей на помощь не пришли, наконец, иностранные державы, к заступничеству которых она так долго и так тщетно взывала. Многие правительства, до тех пор относившиеся к ней индифферентно или недоброжелательно, начали выказывать ей некоторую симпатию и заботливость, когда увидели, что она близка к гибели. Каким образом могла произойти эта удивительная перемена? Мы не в состоянии были бы объяснить ее, если бы стали искать причины только в расчетах дипломатии, игнорируя при этом то движение общественного мнения в пользу Греции, которое происходило с самого начала войны во всей Европе. Мы должны поэтому описать в самых общих чертах зарождение и развитие филэллинизма с 1821 до 1825 года.

Умственное и моральное возрождение эллинского народа, которое стало заметно в конце XVIII и начале XIX века, привлекло к нему сочувствие таких знаменитых людей, как, например, Шатобриан и лорд Байрон[71]. Когда это возрождение греческой нации перестало ограничиваться словами и литературными проявлениями и стало выраяшться в действиях, то дело этого маленького народа начало пользоваться во всей Европе величайшей популярностью. Конечно, греки имели и свои недостатки, но европейская публика хотела в них видеть одни только достоинства, так как в конечном счете они отстаивали дело цивилизации против варварства.

В Европе полюбили этот народ за его славное прошлое, за его долгие страдания, за его слабость, за нежелание нести ярмо рабства, за борьбу с исламом, которая придавала ему характер борца за христианство. Во Франции сторонники и противники революции, либералы и ультрароялисты сходились в своем преклонении перед греками и в стремлении прийти к ним на помощь, и все желали им полной победы.

В Германии, в Англии, а также во Франции появилась масса сочинений, посвященных греческому вопросу; публика интересовалась ими, — журналы и газеты наперерыв отстаивали дело греческой нации. Поэты воспевали подвиги, победы и несчастья греков. В 1821 году образовались комитеты для сбора всякого рода пожертвований и для вербовки волонтеров. Такие комитеты возникли в Штутгарте, Мюнхене, Цюрихе, Берне, Женеве и Марселе, а впоследствии в Лондоне и Эдинбурге и даже в Соединенных Штатах. Первые волонтеры (англичане Норман, Эбней-Гастингс, Гордон) скоро нашли подражателей, число которых непрерывно возрастало. Из Марселя в продолжение двух первых лет войны было отправлено восемь партий филэллинов. Если правительства и пытались вначале наложить узду на пропаганду, которую политические деятели Священного союза признавали опасной, то эти попытки окончились полной неудачей. Когда дело революции показалось надолго проигранным в Италии и Испании, тогда взоры всех, замешанных в революционном движении, обратились на Восток, и участники освободительного движения массой направились в Грецию, чтобы там продолжать свою борьбу за свободу. В конце 1823 года пьемонтцы Санта-Роза, Колленьо и француз Фавье предложили эллинскому правительству свои услуги. В это же самое время лорд Байрон принес в дар этому делу свой гений, свое имущество и себя самого. Известно, что он умер 19 апреля 1824 года в Мисолунги после тщетных попыток примирить враждебные партии, разрывавшие на части Грецию. Благодаря, главным образом, содействию Байрона правительству Навплии удалось с успехом заключить в Англии заем в 800 000 фунтов стерлингов, без которого оно оказалось бы совершенно лишенным материальных средств[72]. В начале 1825 года лондонские банкиры дали свое согласие на заключение нового греческого займа, на этот раз в 2 миллиона фунтов стерлингов. А так как в это время положение Греции становилось все более критическим, то во всей Европе, а особенно в Германии, Швейцарии и Франции, движение в пользу греков приняло самые широкие размеры. Новый баварский король Людовик I, исповедовавший настоящий культ Греции, послал туда деньги и множество офицеров, между прочим одного из своих адъютантов, полковника Гейдека. В Женеве банкир Эйнар оказывал искусное содействие терпеливой политике Каподистрии, который, живя отшельником в этом городе, держал в своих руках все нити греческой революции и выжидал того момента, когда ему снова можно будет выступить на сцену. В Париже образовалось Филантропическое общество помощи грекам, в комитете которого принимали участие представители всех политических партий (Шатобриан и Лаффит, Ларошфуко, Дальберг, Сент-Олэр, Фитц-Джемс, Лафайет, Бенжамен Констан). За 1825 и 1826 годы одно это общество доставило грекам около трех миллионов франков денежной субсидии, не говоря уже о солдатах, оружии, снаряжении и одежде, которые оно им постоянно отправляло.

Но, к несчастью, не все средства, с 1821 года направлявшиеся филэллииами в Грецию, были ею использованы. Деньги часто раскрадывались или употреблялись не по назначению недисциплинированными и жадными вождями, оспаривавшими друг у друга руководящую роль. Что же касается добровольцев, то греки не всегда оказывали им дружественный прием; ревниво относившиеся ко всякому иностранному влиянию и неспособные подчиниться требованиям европейской дисциплины, вожди-паликары в течение долгого времени щеголяли презрением к опытности, военным познаниям и талантам офицеров-филэллинов, многие из которых, возмущенные оказанным им пренебрежением, отказались от участия в военных действиях. Санта-Роза не мог добиться командования отрядом. Он был убит при осаде Наварина в качестве простого волонтера. И только после взятия этой крепости и Триполицы, когда египтяне стояли уже лагерем перед Навплией, греки, умудренные несчастьем, которое сделало их более справедливыми, стали выказывать больше доверия своим союзникам, которых они так долго игнорировали. Полковнику Фавье, который в течение двух лет служил грекам, можно сказать, почти против их воли, правительство поручило, наконец, организацию корпуса регулярных войск и командование. Это было ядро армии, которой Греция после четырех лет войны еще не имела. Но какое значение могла иметь эта запоздалая мера ввиду приближения войск Ибрагима?

Дипломатический поворот в пользу Греции. Греции необходима была помощь великих держав, в ожидании которой ей нужно было выиграть время. И она выиграла его благодаря повороту, совершившемуся в ее пользу в британском кабинете. Этот поворот мы сейчас постараемся объяснить.

Руководство английской дипломатией с конца 1822 года находилось в руках Каннинга, смелого политического деятеля, который не чувствовал такого панического страха перед успехами революции, как Кэстльри. Не подлежит никакому сомнению, что этот государственный человек стоял за сохранение Оттоманской империи. Но он был в основном оппортунистом, а так как греческая нация за последние несколько лет обнаружила явные доказательства своей жизнеспособности, он ст$л склоняться к мысли, что конечная ее победа неизбежна. А раз Греции наверное предстоит победа, то нельзя допустить, чтобы она считала себя обязанной своим успехом державе, являющейся соперницей Англии. Поэтому Англия должна быть готова в решительный момент взять в свои руки руководство движением для того, чтобы, во-первых, отнять это руководство у России, а во-вторых, придать делу оборот, сообразный с британскими интересами, и воспрепятствовать окончательному разрушению Оттоманской империи. Прибавим, что Каннинг понимал необходимость считаться не только с общественным мнением (которое в Лондоне, как и повсюду, было решительно настроено в пользу греков), но и с английскими капиталами, вложенными в греческую революцию. Наконец, до английского министра доходили слухи, что французские филэллины предлагали инсургентам в короли какого-пибудь французского принца, например, сына герцога Орлеанского[73]. Англия должна была позаботиться о том, чтобы ее не предупредили другие. Этим и объясняется перемена ею политического фронта.