Читать онлайн «Свобода в СССР». Страница 59

Наступление на «русскую партию» было частью общего закручивания гаек, под которое попали представители всех общественных течений[565]. Только диссиденты в ходе этого наступления были сокрушены полностью. Остальные течения и движения, в том числе и патриоты, сохранились, чтобы принять участие в событиях Перестройки.

Помимо «Нового мира» штабом интеллигентской фронды в середине 60–х гг. была Академия наук.

В 1964 г. под влиянием книги Ж. Медведева о притеснениях генетиков при Лысенко группа академиков–антисталинцев выступила против избрания лысенковца Н. Нуждина членом АН. Это было первое публичное общественное выступление А. Сахарова. Успех в борьбе с лысенковцами вдохновил академиков на дальнейшую общественную активность – 13 из них подписали письмо против реабилитации Сталина.

Андрей Сахаров до начала 60–х гг. был кабинетным ученым, далеким от общественной борьбы. В 1948 г. он был включен в исследовательскую группу по разработке термоядерного оружия, стал одним из «отцов» термоядерной бомбы. С 1953 г. — академик. В условиях «оттепели» Сахаров стал время от времени сталкиваться с новыми для него общественными проблемами. В 1957 г. Сахаров помог пострадавшему за неосторожные высказывания врачу жены, на совещаниях иногда спорил с влиятельными чиновниками. Дальше – больше. «Начиная с 1957 года (не без влияния высказываний таких людей, как А. Швейцер, Л. Полинг и некоторых других) я ощутил себя ответственным за проблему радиоактивного заражения при ядерных испытаниях,”[566] — вспоминал Сахаров. С конца 50–х гг. Сахаров выступал за ограничение и прекращение ядерных испытаний. На этой почве с 1961 г. даже конфликтовал с руководителями советского государства. В итоге победила линия тех, кто выступил за ограничение испытаний, и Сахаров стал одним из инициаторов договора 1963 г. о запрещении испытаний в трех средах.

Как человека науки, Сахарова впечатлила история о гонениях на генетику в 1948 г. «Ходившая по рукам, минуя цензуру, рукопись биолога Жореса Медведева была первым произведением самиздата, которое я прочел. Я прочел также в 1967 году рукопись книги историка Роя Медведева о преступлениях Сталина. Обе книги, особенно вторая, произвели на меня очень сильное впечатление. Как бы ни складывались наши отношения и принципиальные разногласия с Медведевыми в дальнейшем, я не могу умалить их роли в своем развитии»[567].

Сахаров принялся осваивать Маркса – путь, обычный для левых инакомыслящих. «Впрочем, желание изучать марксизм и теорию социализма по первоисточникам у Сахарова быстро прошло»[568], — с печалью вспоминает Р. Медведев. Источниками социальных взглядов Сахарова стали западные ученые А. Эйнштейн, Н. Бор, Б. Рассел, Л. Полинг и А. Швейцер.

В 1968 г. академик А. Сахаров написал работу «Размышления о прогрессе, мирном сосуществовании и интеллектуальной свободе», в которой предложил путь «конвергенции» двух мировых систем: «Я считаю, что в ходе углубления экономической реформы, усиления роли экономических рыночных факторов, при соблюдении необходимого условия усиления народного контроля над управляющей группировкой (это существенно и в капиталистических странах) все шероховатости нашего распределения будут благополучно и безболезненно ликвидированы. Еще больше и принципиально важна роль углубления экономической реформы для регулирования и стимулирования общественного производства методом правильного (рыночного) ценообразования, целесообразного направления и быстрого эффективного использования капиталовложений, правильного использования природных и людских ресурсов на основе соответствующей ренты в интересах нашего общества»[569]. Этот взгляд, пусть и не столь прямо выраженный, разделяли многие представители правящей элиты. Казалось, что сочетание элементов социализма и капитализма окажется синтезом именно всего лучшего, а не худшего в них, что некоторый демократический контроль за элитой позволит преодолеть застой в карьере и сделает аппарат более эффективным.

Многие конкретные предложения А. Сахарова также фактически развивали официальную доктрину:

«1. Необходимо всемерно углублять стратегию мирного сосуществования и сотрудничества…

2. Проявлять инициативу в разработке широкой программы борьбы с голодом».

Однако некоторые предложения шли в разрез с «линией партии» и отражали интересы слоя специалистов:

«3. Необходимо разработать, широко обсудить и принять «Закон о печати и информации», преследующий целью не только ликвидировать безответственную идеологическую цензуру, но и всемерно поощрять самоизучение в нашем обществе…

4. Необходимо отменить все антиконституционные законы и указания, нарушающие «права человека».

5. Необходимо амнистировать политических заключенных, а также пересмотреть ряд имевших место в последнее время политических процессов… Немедленно облегчить режим для политических заключенных.

6. Необходимо довести до конца — до полной правды, а не до взвешенной на весах кастовой целесообразности полуправды — разоблачение сталинизма…»[570]

Этот набор общедемократических требований затем повторялся и дополнялся в различных обращениях либерально и демократически настроенной интеллигенции.

Впоследствии Сахаров скромно оценивал эту свою работу: «Основные мысли, которые я пытался развить в «Размышлениях», не являются очень новыми и оригинальными. В основном это компиляция либеральных, гуманистических и «наукократических» идей, базирующаяся на доступных мне сведениях и личном опыте. Я оцениваю сейчас это произведение как эклектическое и местами претенциозное, несовершенное («сырое») по форме»[571].

Брежнев воспринял письмо Сахарова с раздражением – не дело физиков лезть в политику. Поскольку Сахаров настаивал на своей правоте, его отстранили от секретных работ и перевели в Физический институт в Москве.

Пропагандистом левого варианта конвергенции был Р. Медведев, стремящийся к налаживанию диалога между реформистами и властью, а в перспективе к оформлению легальной оппозиции в виде советской Социалистической партии. По мнению Р. Медведева необходимо было сохранить несколько модернизированную хозяйственную систему СССР, демократизировав политическую надстройку (подобные взгляды были популярны во время Перестройки): «Я глубоко уверен, что в обозримом будущем наше общество должно строиться на сочетании социализма и демократии, и что именно развитие марксизма и научного коммунизма позволит создать наиболее справедливое человеческое общежитие.

Инженеры и ученые должны иметь гораздо больший вес в нашем обществе, чем они имеют сегодня. Но это вовсе не исключает и научно организованного политического руководства. Оно предполагает, в частности, отмену большинства привилегий для руководителей, разумное ограничение политической власти, эффективный народный контроль, самоуправление везде, где оно только возможно, расширение полномочий местных органов власти, разделение законодательной, исполнительной и судебной властей, ограничение любых политических полномочий определенными сроками, полную свободу слова и убеждений, включая, естественно, и свободу религиозных убеждений и религиозной проповеди, свободу организаций и собраний для людей и групп всех политических направлений, свободные выборы с одинаковым правом на выдвижение своих кандидатов для всех политических группировок и партий, свободу передвижения по стране и свободу выезда и т. д., и т. п.»[572]

Р. Медведев считал себя коммунистом, ленинцем, и возлагал основную вину за нынешние проблемы СССР на Сталина. В 1962–1968 гг. Р. Медведев написал книгу «К суду истории», в которой рассматривал преступления Сталина, обращая основное внимание на его роль в массовых репрессиях. В 1969 году за эту книгу был исключен из КПСС.

Критикуя позицию Р. Медведева, оправдывающего массовый террор большевиков времен гражданской войны и осуждающий террор Сталина, И. Шафаревич ставит вопрос:

«Не в том ли здесь разница, что насилие во имя марксизма — вообще не насилие и поэтому не противоречит «принципиальным соображениям»? А причина та, что марксизм — это наука, и насилие во имя его — это просто эксперимент. Такую точку зрения Р. Медведев действительно высказывает. Один раздел в его работе так и называется: «МАРСКСИЗМ, КАК И ВСЯКАЯ НАУКА, ИМЕЕТ ПРАВО НА ЭКСПЕРИМЕНТ». Подобно классическому силлогизму о смертности Кая, это утверждение расчленяется на два положения: 1) «Всякая наука имеет право на эксперимент» и 2) «Марксизм есть наука». Вряд ли стоит опровергать первое положение: доказывать, что не только не ВСЯКАЯ, но НИКАКАЯ наука не имеет права на эксперимент, за который надо расплачиваться человеческой жизнью, тем более — миллионами жизней»[573].