Читать онлайн «Свобода в СССР». Страница 51

Наиболее заметным из «белых патриотов» был, вероятно, И. Глазунов. Он был настроен антикоммунистически, контактировал с диссидентами–патриотами и с НТС, и, таким образом, был одним из важнейших источников поступления самиздата и тамиздата в «патриотические» круги[461].

Подъем национально–патриотического течения как самостоятельной силы стал заметен в середине 60–х гг. «Первым звонком» было выступление художника И. Глазунова на заседании Идеологической комиссии ЦК, которое, несмотря на почти нескрываемую критику антиправославной кампании, не встретило отпора «сверху» (см. Главу II).

Круг национал–патриотов складывался в 60–х гг. во время таких же квартирно–салонных бесед, в которых формировалось либерально–западническое течение[462]. Патриоты общались также в редакциях журналов «Наш современник», «Знамя» и «Молодая гвардия». Последний стал главным органом течения национал–патриотов.

Оно складывалось из писателей–русофилов и близких им по взглядам аппаратчиков ВЛКСМ, которые после падения их покровителя С. Павлова ушли в редакционно–издательскую сферу, включая издательство «Молодая гвардия» (в 1968–1978 гг. его возглавлял Д. Ганичев)[463]. Оказавшись вне контроля охранителя Павлова, эта группа аппаратчиков под действием националистической пропаганды литераторов стала сдвигаться к более радикальному национализму.

Новое руководство страны, склонное к преодолению интернационалистических и антирелигиозных «перегибов» Хрущева, стало поощрять радетелей за русскую национальную культуру. Западническая интеллигенция с тревогой отметила эту тенденцию в связи с празднованием юбилея С. Есенина в 1965 г.[464] Но все же этот юбилей прошел в тени триумфа советского патриотизма – юбилея Победы.

Развить успех в 1965 г. национал–патриотам не удалось – разразился скандал, связанный с Университетом молодого марксиста (УММ) – начинанием Московского городского комитета ВЛКСМ. Сам по себе проект УММ был существенным для того времени прорывом в направлении вольномыслия. Это был лекционно–дискуссионный клуб, где выступали такие философы, как Э. Ильенков, Г. Батищев и др., обсуждались «острые» темы. В качестве материала для одной из дискуссий инструктор горкома В. Скурлатов подготовил «Устав нрава» – крайне радикальный националистический манифест (позднее он объяснял, что сам не исповедует взгляды «устава», а лишь хотел с помощью этого «гротеска» устроить интересную дискуссию). В «Уставе» предлагалось при воспитании молодежи «в центр поставить сердце, голос крови», настраивать молодежь на «перманентную смертельную борьбу» за осуществление «космической миссии своего народа», создать кастовую систему, культ предков и солдата, военизировать молодежь, осуществлять «яростное возмездие» за каждый проступок, обличать «подлые» интеллигентские занятия, ввести телесные наказания, а девушек, «отдающихся иностранцам», клеймить и стерилизовать[465].

3 ноября Скуратов распечатал «Устав» на ротаторе МГК ВЛКСМ в 50 экземплярах и раздал потенциальным участникам дискуссии. Поскольку в УММ участвовали люди, близкие к реформистам, «Устав» попал в руки инакомыслящей интеллигенции, и без того обеспокоенной усилением национал–патриотических тенденций. 7 ноября на праздничных застольях «Устав» был оценен как манифест русского фашизма, а затем попал за границу. Ущерб престижу СССР был огромен – в год юбилея Победы выяснилось, что в комсомоле завелся «обыкновенный фашизм» (как раз в это время вышел документальный фильм под таким названием, где режиссер М. Ромм также намекал на параллели между нацизмом и сталинским режимом). Разразился скандал, УММ закрыли, Скуратова уволили и исключили из партии[466].

Молодежное фашистское движение возникнет в СССР позднее – в 70–е гг. – как протест против культуры взрослых, эпатаж и увлечение красивой нацистской символикой. В 1980–1982 гг. нацисты провели несколько небольших митингов в центре Москвы. Но тогда с напастью справились, ограничившись профилактическими беседами в правоохранительных органах с маленькими фюрерами.

Лишь в 1969 г. патриоты решили презентовать свою программу более открыто. Миссию публично изложить основы национал–патриотической концепции взял на себя В. Чалмаев. Он пишет как бы юбилейную статью о Горьком. Но Горький здесь – повод изложить собственную точку зрения по основным вопросам историософии. Суть ее – «вера в Русь, которая скажет свое слово по всем вековым тяжбам человеческого духа. Ведь есть же в сердце России тот заветный ключ, родник, который незаметно, непрерывно рождает кристально чистый, светоносный поток идей, чувств, так необходимых в ХХ веке, когда Запад уже задыхался от бездушия, избытка ненависти, рационализма мещан, культа толпы, террора безнравственного общественного мнения, созидаемого продажной прессой»[467].

И написано это не в Российской империи XIX в., и не в эРэФовском XXI в. каким–нибудь Прохановым, а во времена «марксистского тоталитаризма» и «сусловского догматизма». Ну какой тоталитаризм, право слово – что хотели, то и писали. Получали за это порцию критики, и снова что хотели, то и писали, лишь для приличия прикрывая откровения свои ссылками на литературных классиков.

В. Чалмаев подчеркивает, что Горький утверждал «свой идеальный принцип жизни неизменно на одном фундаменте – русском народном характере во всем его многообразии…»[468] Горький тут даже не вполне последователен. Вот Толстой и Достоевский «видели в народе цельную (благодаря религиозности) опору, внутренне монолитную, всегда «спасавшую» дворянство и Русь от физического и духовного вырождения»[469]. Чем не идеал, способный поспорить с коммунизмом и придать новую прочность «морально–политическому единству советского народа»?

Горький не дорос до идеала «православия, самодержавия, народности», он считает, что «народ – не «опора», не «кариатида», а главный, единственный герой исторического процесса»[470]. Но попытка «пролетарского писателя» «избавиться от философов, для которых народ был только опорой, «кариатидой», в сущности не была успешной» и вела к примитивизации мысли[471]. Не может сам народ из своей среды выдвинуть философов. Да и народность у Горького ущербная – как известно, он был писатель пролетарский и боялся крестьянских масс. Хорошо хоть, что Горький осознал «государственность» русского народа[472]. То есть, если продолжать поверять Горького Уваровым (применительно к ХХ веку – «духовность, государственность, народность»), то «пролетарский писатель» растет от узкой народности к государственности, но отстает по части духовности. Впрочем, и здесь Горький был с точки зрения Чалмаева совсем не безнадежен. Он понимал, что не всякий «идеализм» религиозен, что аристократизм – это сложность души, и нация без него беднеет[473]. Горький «обличает «буржуазное чудовище материализма в виде «золотого мешка», о котором писал еще Достоевский в 1877 г.»[474]

И не придерешься, вроде бы – Достоевский тоже обличал капитализм. Да только не в капитализме дело, если вчитаться, а в «чудовище материализма». Здесь Достоевский для патриотов – самого Маркса выталкивает с постамента[475]. Так с Достоевского формируется новая галерея «основоположников», призванная заменить Маркса–Энгельса–Ленина.

Коммунистическая идеология критикует капитализм, и национал–патриоты критикуют капитализм. Но коммунисты атакуют его как бы из будущего, ради создания «более передового строя», а национал–патриоты из прошлого – как разрушителя сложившейся традиции, вызвавшего своим появлением «деградацию русского характера»[476]. Чалмаев – не марксист и не народник. Капитализм, конечно, плох, но как хороша буржуазия! Горький рисует типажи народных капиталистов – какие глыбины! Они не дали убить русскую душу «индивидуализму, цинизму, декадансу»[477]. А вот сейчас таких «глыбин» нет – побили буржуазию и прогнали. И теперь происходит проникновение в советскую жизнь «культа сытости», «дешевой моды», «транзисторных мелодий», «туристских песенок». Разговор «о Горьком» – не о прошлом. Откуда проникает к нам культ сытости и транзисторные мелодии? С той же части света, откуда явился капитализм.

Горький и теперь живее всех живых. «Он и сейчас помогает осознавать народу, отдаляемому нередко от национальной классики и даже собственных народных песен дешевой эстрадной шумихой, где в искусстве звучит его голос, его совесть, его душа». Борьба против «организованного упрощения культуры» продолжается[478]. Кем организованного? В СССР все «организуют» партия и государство. Значит, и в них есть враждебные силы.