Читать онлайн «История и повседневность в жизни агента пяти разведок Эдуарда Розенбаума: монография». Страница 15

Сентябрь-октябрь в Пинске прошли спокойно, если не считать того, что на Пинском озере производились работы по подъему судов, затопленных при отступлении польской армии в 1920 году. Несмотря на ряд технических проблем, в целом эта операция была решена успешно. Важным событием этого сентября 1921 года явилось также прибытие в город для инспекторского смотра порта адмирала Порембского и вновь назначенного командующим речной обороны всей Польши командора Отто фон Мецгерра (бывшего командующего австрийской Дунайской флотилией). Вместе с ними в инспекции участвовала группа французских офицеров во главе с генералом де Вейганом. Розенбаум как командующий Пинской флотилией обеспечивал прием высоких гостей и их сопровождение на штабном пароходе «Генерал Сикорский» вначале до Староселья, где начиналась Днепро-Бугская система и интенсивно велись работы по углублению фарватера, а затем в Микашевичи и Давид-Городок. Там адмирал Порембский хотел лично ознакомиться с работой и условиями службы сторожевого отряда флотилии. Политическая сторона дела адмирала не интересовала. Правда, по прибытии в Пинск он спросил у командующего флотилией о подробностях августовских арестов среди матросов портовой команды. По всем этим вопросам Розенбаум дал исчерпывающие объяснения, за исключением факта своего сотрудничества со II отделом и тайной полицией. В тот же день инспекция отбыла в Варшаву.

В начале октября 1921 года майор Розенбаум получил от капитана Антоновича служебный рапорт, в котором отмечалась в целом нормальная ситуация на советско-польской границе, за исключением «получившей в последнее время сильное распространение контрабанды спиртом (водкой) и сахарином, в которой соблазненные доходностью этого мероприятия принимают участие некоторые унтер-офицеры и матросы сторожевого охранения». Среди таких лиц Антонович в своем рапорте назвал боцманов — Станислава Василевского, Михаила Мостевича, Станислава Куликовского и матроса Ольгерда Ольшанского. В конце рапорта Антонович сетовал по поводу того, как ему поступить с вышеуказанными людьми, так как до сих пор замечаний по службе у них не было, а следов политического влияния от встреч с советскими матросами он у них не замечал. Более того, как писал капитан, все четверо являлись кавалерами орденов «Виртути Милитари» и «Кши-жа Валечных».

О содержании этого рапорта Розенбаум тотчас же доложил по телефону начальнику II отдела в Бресте полковнику Табачинскому и получил от него приказание доставить всех провинившихся к нему. Утром следующего дня за унтер-офицерами была послана в Микашевичи моторная лодка под командой поручика Александра Могучего с предписанием доставить таковых в Пинск, а затем в Брест в распоряжение Брестского генерального округа (БГО) к подполковнику Табачинскому. Приказ этот был выполнен согласно предписанию.

В конце октября флотилия стала готовиться к зимовке. К этому времени прекратилась и сторожевая служба на реке. Это, разумеется, не могло не повлиять и на характер контрразведывательной работы Розенбаума. 28 октября он выехал в Брест к Табачинскому для получения инструкций о работе в зимнее время. В ходе их встречи со стороны полковника прозвучало требование: сообщать все о политических настроениях среди личного состава флотилии вплоть до мельчайших подробностей. Кроме этого, его интересовал и пограничный вопрос, включая контрабанду и взаимоотношения между личным составом польской и советской речных флотилий в местах их соприкосновения. Информация, ранее изложенная Розенбаумом на основании рапорта капитана Антоновича, подполковника совершенно не удовлетворила.

Розенбаум пробыл в Бресте три дня. Накануне его отъезда в Пинск Табачинский вручил ему письменную инструкцию о задачах на зимний период. Она включала в себя следующие положения:

«1. После снятия сторожевого охранения доложить об этом начальнику корпуса пограничной охраны полковнику Рымше, а через него связаться с начальником погранотряда в Микашевичах.

2. Назначить для связи с начальником погранотряда в Микашевичах группу связи из 6 человек с офицером или боцманом.

3. Следить за настроением вольнонаемных рабочих, работающих в механических мастерских Пинской флотилии; постараться, насколько это возможно, уменьшить их штат.

4. Наблюдать за прессой, которую читают офицеры и матросы, не допуская к ним изданий левого толка; из библиотечного фонда изъять сочинения Анджея Немоевского (речь шла о сборнике рассказов Анджея Немоевского (1864–1921) «Люди революции», где получили свое воплощение образы участников польского революционного движения. — В.Ч.).

5. Организовать чтение в казармах лекций о вреде коммунизма с приглашением для этой цели отцов-иезуитов, имеющих в этом отношении большой опыт.

6. Установить обязательное посещение в воскресные и праздничные дни как для офицеров, так и для матросов костела ордена иезуитов и гарнизонного костела.

7. Ограничить увольнения матросов в город до двух раз в неделю, и бдительно следить за тем, где таковые в городе бывают.

8. Изолировать личный состав флотилии от контактов с городскими евреями и рабочими спичечной фабрики, охваченными коммунистическим влиянием.

9. Два раза в месяц (5 и 20 числа) сообщать во II отдел в Брест все сведения о политических настроениях в Пинской флотилии; не терять также связи с политической полицией».

4 ноября 1921 года, возвратясь в Пинск, командующий флотилией дал своему заместителю необходимые указания по стягиванию всех своих плавсредств на базу в связи с начинающимся ледоставом, а сам направился к начальнику КОП полковнику Рымше, штаб которого находился в Лунинце. Заявив об отзыве сторожевого отряда из Микашевичей, он тотчас же получил от полковника письмо к начальнику таможенного погранотряда майору Длугашевскому, в котором речь шла о снятии речной охраны и передаче таковой 4-му батальону пограничников. В тот же день Розенбаум отправился поездом в Микашевичи, где вместе с майором Длуга-шевским и капитаном Антоновичем обсуждали, а затем обеспечили практически выполнение приказа подполковника Табачинско-го, включая и пункт его об установлении надежной связи между пограничниками и флотилией.

Вернувшись в Пинск, Розенбаум потребовал от капитана Антоновича представления более детальных сведений о взаимоотношениях между польскими матросами и краснофлотцами, намекнув о том, что в Бресте недовольны его прежним «лаконизмом». На следующий день на стол Розенбаума лег рапорт Антоновича с приложением к нему 6 экз. московской «Правды» и столько же «Известий», двух брошюр В.И. Ленина с выдержками из его последних речей, брошюры «Воспоминания об Энгельсе» и по одной фотографии К.Маркса, Ф.Энгельса, В.И.Ленина и И.В.Сталина. Был подан и список лиц, у которых вышеуказанное было изъято: подхорунжий Станислав Хойновский, капрал Збигнев Здеховский, матросы — Ян Кропидло, Гиероним Гуща, Рафаил Лункевич, Михаил Пирог. Кроме того, в своем рапорте капитан Антонович доносил, что, начиная с сентября, чины польского сторожевого охранения периодически встречались (по той и другой стороне) с краснофлотцами. Между ними шел активный обмен спиртным, сахарином и табаком. На первых порах, признавался Антонович, это его не слишком беспокоило, ибо война уже закончилась и смягчение дисциплины было как бы вполне заслуженным делом. Тем более что подобный обмен имел место и между сухопутными пограничниками, но когда он застал некоторых матросов за чтением советских газет, то они вместе с подпоручиком Рейманом вынуждены были опомниться и провести у матросов обыск, который и дал приложенные к рапорту вещественные доказательства.

Во время чтения Розенбаумом поданного ему рапорта, а также его вопросов, что называется, по ходу к Антоновичу, последний дополнил список лиц, встречавшихся с краснофлотцами в Межевичах, еще двумя матросами — Казимиром Цемерским и Станиславом Гадомским. Перейдя затем к устному анализу контрабандистской деятельности в зоне речной границы, офицеры выяснили, что все без исключения лица (числом 15–18 человек), принимавшие участие во встречах с советскими моряками, не упускали случая перебросить на ту сторону того или иного количества водки или сахарина. Сахарин особенно ценился на советской стороне. Там за него платили в большинстве случаев царскими золотыми монетами достоинством 5 рублей, что по официальному курсу в переводе на польские марки (в то время злотых еще не было — В.Ч.) означало 9 тысяч; на черном же рынке стоимость этих монет была значительно выше. Доллар же по официальному курсу в ту пору шел за 3,5 тысячи польских марок. Получив такие сведения, Розенбаум страшно возмутился тем, что Антонович до сих пор об этом молчал, и тотчас же поставил данное упущение капитану на вид, как явное упущение последнего по службе.