Читать онлайн «Анархия – мать порядка». Страница 53

Махно было обидно читать подобные строки, и иногда он был готов перейти к репрессиям[490]. Но как политическая система движения, так и личные качества командарма удерживали его от ударов по прессе. Она не закрывалась, хотя иногда тиражи конфисковывались как клеветнические. Анархистские издания азартно полемизировали со "Звездой". Махновские патрули спокойно относились к распространителям коммунистических материалов[491].

Другое, отнюдь не агитационное направление большевистской работы вызывало гораздо большие опасения у контрразведки, которая занималась, конечно, не только злоупотреблениями. Коммунисты образовали подпольный губревком, который собирал разведывательную информацию о махновской армии[492]. Подпольные коммунистические организации (а ведь партия не запрещена) были организованы в пехотных и артиллерийских частях махновцев[493]. Они ждали своего часа, и этот час настал в декабре, когда появление РККА стало вопросом дней. Главной опорой коммунистов в грядущих действиях был "стальной полк", присоединившийся к махновцам в августе. Командование им оставалось в руках коммуниста Полонского и его окружения. Полонский не афишировал свою тесную связь с коммунистами, хотя, как вспоминает Е. Орлов, фактически руководил ими, ставил задачу внедряться в махновские части, “расчленять армейскую массу”[494]. Подрывная работа Полонского и руководимых им коммунистов несла “Махновии” непосредственную угрозу, “расчленение” не могло не снижать обороноспособность армии и была чревата коммунистическим переворотом. Однако контрразведка не дремала.

В самом конце ноября Полонской, его адъютант Семенченко, бывший председатель ревтрибунала при Екатеринославском полку Вайнер и жена (или сожительница) Полонского приехали с фронта в Екатеринослав. Здесь он провел заседание подпольного губкома и сделал доклад о подготовке перевода махновских частей в красную армию. На заседании присутствовал незнакомый человек, представившийся эмиссаром ЦК КП(б)У[495].

На следующий день Полонский на встрече с Махно был арестован (возможно – сразу убит). Его спутники были также арестованы. По делу были привлечены также несколько командиров полка. Следствие выдвинуло несколько обвинений. Во-первых, махновцы "заметили, что Полонский окружил себя партийными коммунистами большевиками, что-то тайное вырабатывает, противное повстанчеству"[496]. За этой невнятной формулировкой можно усмотреть только факт конспиративных собраний коммунистов, который подтверждается существованием их подпольных органов. Во-вторых, "его окружают коммунистические палачи, распинавшие махновскую дивизию в мае и июне месяцах 1919 г."[497]. Здесь речь идет о Вайнере, бывшем председателе ревтрибунала, не имевшем, кстати, прямого отношения к расправам над махновцами в первой половине 1919 г.

Наиболее серьезным пунктом обвинения явились документы, захваченные у направлявшегося на север Семенченко. В этих письмах, адресованных красному командованию, говорилось, что несмотря на переименование полка в повстанческий, его командиры "все такие же как были, ждем сами знаете чего"[498]. Против Полонского свидетельствовал и один из командиров Огаркин, пользовавшийся его доверием. Благодаря Огаркину контрразведка была в курсе подпольной работы коммунистов[499].

Окружение Полонского и связанный с ним подпольный губком сигнализировали коммунистическому руководству, что готовы поддержать Красную армию против Махно. Контрразведка добилась также показаний о подготовке покушения на Махно, но достоверность их сейчас уже нельзя ни подтвердить, ни опровергнуть. По версии начальника тыловой контрразведки Голика Полонский планировал угостить Махно отравленным коньяком на вечеринке в честь приезда жены[500].

Ввиду опасности большевистского переворота и нового натиска деникинцев на Екатеринослав, обвиняемые были расстреляны 25 декабря. Против расстрела без суда проголосовал ВРС. На его заседании Голик заявил о необходимости расстреливать всех коммунистов, на что получил ответ: "если вы их будете расстреливать, то армия расстреляет вас"[501]. Против расстрела выступали также анархисты-идеологи и часть командиров – вернувшийся в район Аршинов, Волин, Алый, Чубенко и возможно Белаш. Но большинство командиров на совместном заседании ВРС и комсостава 25 декабря настояло на расстреле[502]. Командиры всерьез опасались большевистского переворота в частях в случае приближения красной армии к махновскому району. ВРС создал комиссию по дополнительному расследованию этого дела в составе Белаша, Уралова и Волина[503], но вскоре обстановка в районе резко изменилась, и отчитываться этой комиссии стало не перед кем.

Репрессивная система была лишь одним из элементов махновской администрации. Большой властью на местах обладали коменданты, командиры частей. Попытка "ввести" безвластие, декларированная Волиным на Александровском съезде и в приведенных выше документах, разумеется, не удалась. Район представлял собой прифронтовую зону, был изолирован от страны и насквозь военизирован. В таких условиях речь могла идти лишь о более или менее жесткой форме военного режима. Приведенные выше факты показывают, что на общем фоне гражданской войны махновцы сумели создать относительно демократический режим, хотя и не без авторитаризма, репрессий и злоупотреблений. Главной опорой диктаторских тенденций в махновщине явился социальный слой "людей войны", своего рода "преторианской гвардии", зародившейся, как уже говорилось, еще в 1918 г. Возникновению социального слоя, кормящегося войной и не имеющего другого занятия, кроме войны, – универсальное явление, сопровождающее любой длительный военный катаклизм.

Исследователь махновского движения М. Кубанин писал об этом: "За время империалистической войны и нескольких революций и контрреволюционных переворотов, на Украине образовался широкий кадр людей, выходцев из крестьянства, которые потеряли связь с деревней и в нее возвращаться не могли или не хотели"[504]. Добавим, что в эту среду входили и выходцы из других социальных слоев, включая рабочий класс и интеллигенцию. Вечные бойцы войны и революции не умели жить в мире, они разжигали классовую войну в 1918 г., они ждали окончания нэпа и в 20-е гг., заполнив собой клетки партийной, государственной и общественной бюрократии, они поддержали сталинский перелом.

Во время гражданской войны они были главным горючим материалом военной конфронтации, но и главным строительным материалом диктатур, новой государственности. Не избежала их влияния и "Махновия".

Этой тенденции в махновском районе противостояли многопартийная система, свобода информации, сильное местное и производственное самоуправление. Во многих деревнях были выбраны советы, в других местах их роль играл сход. Крестьянское самоуправление опиралось на вооруженную самооборону. Вооружались и рабочие. В районе разворачивалась культурно-просветительская работа анархистов и меньшевиков: читались лекции, проводились дискуссии, шло обучение грамоте. Театральная секция культпросвета организовывала театральные постановки и танцы, руководила оркестрами, существовавшими в полках и ротах[505].

В районе продолжали действовать профсоюзы, которые вели переговоры об условиях труда и оплаты с администрацией предприятий[506]. В профсоюзы входило 60-70% рабочих[507]. Набатовцы пытались создать синдикалистские профсоюзы (производственные корпорации, полностью контролирующие производство и обмен), но рабочие предпочли более привычные формы организации. Попытки анархо-коммунистов создать городскую коммуну (экономический совет), способную выполнять подобные синдикатам функции, также столкнулась с сопротивлением рабочих, представители которых (видимо, меньшевики) поговаривали о необходимости вернуться к традиционной городской управе и думе. В городах по воспоминаниям Белаша, создавались ""советы вольных городов", управляющие собою на основе личных симпатий и свободного договора"[508].

В Екатеринославе проходили многолюдные политические собрания, в которых участвовали представители различных идеологических направлений. Так 27 ноября в конференции по вопросу "О ближайших задачах экономического строительства" участвовало более 2500 человек. Конференция обсуждала практические шаги по созыву долгожданного "широкого съезда", решение о котором было принято еще в Александровске[509].

"Махновия" воспринимала себя как часть мировой революции. Махно по каналам "Набата" направлял значительную часть золотого запаса армии на помощь анархистским организациям России, Украины, Польши, Грузии, Румынии, Австрии, Франции, Италии и Испании[510]. Несмотря на то, что часть средств терялась в руках недобросовестных лиц, примкнувших к анархистскому движению, эти деньги способствовали расширению анархисткой прессы.