Читать онлайн «Подвиги русских морских офицеров на крайнем востоке России». Страница 13

   Всё вышесказанное ясно показывает, что такая печальная развязка произошла единственно от тогдашних приказных правителей, а не от того, как утверждают и настоящие приказные бюрократы19, что будто бы не наступила тогда еще пора для русских завладеть Амуром.

   Но, каковы бы ни были московские приказные ошибки и дикие, своекорыстные побуждения амурской вольницы, приведшие к таковым печальным для России последствиям, беспристрастное потомство должно помнить и с удивлением взирать на геройские подвиги самоотвержения первых пионеров Приамурского края, часто платившихся жизнью и кровью за свое молодечество и удаль. Потомство с признательностью сохранит имена их, дошедшие до нас в сибирских повествованиях, потому что они первые проложили путь по неизвестной реке, открыли существование неизвестных до того времени народов и, хотя не оставили никаких сведений о главном обстоятельстве, обусловливающем значение реки и страны, ею орошаемой, -- именно о состоянии её устья и прибрежий, но уже своим водворением на её берегах доставили России неоспоримое право к возвращению этой страны.

   Чтобы понять вместе с этим огромную заслугу, оказанную России Головиным, необходимо обратиться к смыслу первого пункта заключенного им Нерчинского трактата. Мы видели, что маньчжуры и туземцы под рекою Амуром разумели только ту часть реки, которая идет до устья Сунгари20, и знали, что только две большие реки, Зея и Бурея (притоки Амура), вытекают из каменных, пограничных гор и текут на юг. Мы видели также, что горы, идущие к северу от вершины реки. Уды, огибающие Охотское море и оканчивающиеся Чукотским носом, не приняты за пограничные, а оставлены во владении России; следовательно, граница наша, долженствовавшая итти по горам, из которых выходят реки Зея и Бурея, -- не могла иметь направление северное, а какое-либо иное, с условием, что горы эти, принятые за пограничные, должны упираться в море, но в какое море: Охотское или Корейское -- не обозначено, а между тем оба эти моря омывают прибрежья Приамурского бассейна. Сопоставляя все эти обстоятельства со смыслом выражения Нерчинокого трактата, то-есть, что граница России от верховья реки Горбицы должна итти по становому Хинганскому хребту до верховьев реки Уды, а оттуда по тому же хребту, до моря протяженному, и что все реки, выходящие из этого хребта и идущие от него по всем направлениям, кроме южного, принадлежат России, выходит, что Головин, настояв на таком выражении в трактате, обусловил только границу собственно Даурии, следовательно, только то пространство реки Амура, которое принималось маньчжурами за Шилькар или Маму; все же остальное пространство бассейна реки Амура до моря оставил не только неопределённым, но главное -- в зависимости от направления пограничных гор, верховья реки Уды и рек, вытекающих из этих гор, а также от того обстоятельства, в какое море эти горы упираются: в Охотское или Корейское.

   Эти-то обстоятельства и оставили за Россией полное право на возвращение от Китая Амурского бассейна. Весьма естественно, что они и возродили в сибиряках надежду на скорое утверждение этой страны за Россией. Сожаление о потере Приамурского края распространялось в то время еще более рассказами вышедших с Амура людей; они долго не могли забыть привольного житья своего в этом крае. Название благословенной земли, оставшееся между потомками Албазинского воеводства, вполне говорило сибирякам в пользу его. Да и могли ли албазинцы забыть землю, которую отстаивали с такими усилиями, имея дело с сильными тогда маньчжурами, покорившими Китай и все соседние с ним народы. Действительно, происшествия, совершившиеся тогда на Амуре, составляют ряд беспримерных подвигов русских, и эти подвиги занимают лучшие страницы в истории колонизации Сибири. Что же касается до неумеренной молвы о природных богатствах тамошнего края, о котором албазинцы в отписках и летописях своих отзывались с таким преувеличением, то это было только влечение к новому поселению, которое без сомнения было лучше Якутского и соседнего с ним Нерчинского края. Казакам в особенности нравилась вольная безответственная жизнь: они свободно разъезжали по Амуру и Сунгари, собирали ясак и брали, что хотели. Смелость их доходила до того, что многие из них ходили даже внутрь Маньчжурии. Подобная жизнь была по сердцу российской удалой вольнице. В течение немногих лет по Амуру было построено несколько острожков, деревень, крестьянских заимок, мельниц и однодворок. При усиленных военных действиях с маньчжурами жители этих селений, раскинутых на огромном расстоянии, покидали свои жилища и для отражения неприятеля собирались в главные пункты: в Кумарский или Албазинский остроги.

   Вспоминая о действиях наших на Амуре в описываемый период времени, нельзя не упомянуть, что по географической карте, напечатанной при царе Алексее Михайловиче, граница наша показана: на востоке -- Охотское море с устьем реки Амура, на юго-востоке -- река Амур до устья Шунгала (Сунгари), на юге -- от устья Шунгала по Шилькару (Амуру) и далее по горным хребтам и рекам до реки Исети. В состав владений наших входили приобретенные при царях Михаиле Федоровиче и Алексее Михайловиче земли и их жители: гиляки, наткисы, гольды, ачане, дучеры, дауры, тунгусы и буряты.

   Китай, настояв таким образом на вышеуказанном содержании статей Нерчияского трактата, прервал сообщение Забайкалья с морем, и Сибирь осталась вполне чуждой всякому развитию. Стоит только внимательно взглянуть на карту Сибири, чтобы оценить всю важность этой потери: полоса земли в несколько тысяч вёрст, удобная для жизни оседлого человека и составляющая собственно Восточную Сибирь, где сосредоточивалось и могло развиться далее её народонаселение, а с ним и жизнь края, ограничивается на юге недоступными для сообщения, покрытыми тайгою цепями гор, на севере -- ледяными бесконечными тундрами, прилегающими к такому же ледяному океану; на западе -- единственными путями, через которые только и можно наблюдать и направлять её действия к дальнейшему развитию, наравне с общим развитием нашего отечества, -- путями, через которые только и возможно увеличение её населения; на востоке -- опять недоступными для сообщения горами, болотами и тундрами. Все огромные реки, её орошающие: Лена, Индигирка, Колыма и другие, которые при другом направлении и положении могли бы составить благо для края, -- текут в тот же Ледовитый, почти недоступный океан и через те же недоступные для жизни человека пространства21.

   Между тем природа не отказала Восточной Сибири в средствах к этому развитию, она наделила её и плодоносными землями, и здоровым климатом, и внутренними водными сообщениями, связывающими её более или менее с остальной Россией, и богатствами благородных и других металлов -- элементами, обеспечивающими благоденствие жителей Восточной Сибири и её постепенное и возможное развитие, если только ей открыть путь, посредством которого она могла бы свободно сообщаться с морем. Единственный такой путь представляет собою когда-то потерянная нами река Амур. Эта река, однако, только тогда имеет для нас вышесказанное значение, если устье её доступно для плавания мореходных судов. Но на этот-то главный и жизненный вопрос не было тогда обращено никакого внимания; относительно его мы находились во мраке. Великий преобразователь России Пётр I, уповая, что этот вопрос может быть разрешён в благоприятном смысле, и сознавая всю важность обладания Приамурским краем, переселил в Забайкалье стрельцов и тем положил первое основание нашей силы в преддверии Амурского бассейна. За ним Екатерина II в следующих выражениях высказала важность обладания Амуром: "если бы Амур мог нам только служить как удобный путь для продовольствия Камчатки и, вообще наших владений на Охотском море, то и тогда обладание оным было бы для нас важным"22. Вот как понимали значение для России Приамурского края наши великие монархи!

   Китайцы, довольные тем, что горы и безлюдные пустыни отделили с севера Приамурскую Даурию от Якутской области, откуда для покорения первой явились русские, ограничились лишь построением на верхнем Амуре Айгунской крепости. Эта крепость служила оплотом Даурии со стороны Забайкалья; остальную же часть края они оставили без всякого внимания, имея в виду, с одной стороны, что горы и море, отделяющие его на северо-востоке от более или менее населённого нашего Приленского края, служат верной защитой от нас для их Маньчжурии. С другой стороны, боясь притязания на этот край русских, по случаю его неопределённости (по смыслу Нерчинского трактата), они оставили средний и нижний Амур с его притоками в том самом положении, в каком нашел его Поярков в 1644 году, то-есть свободным.

   В течение нескольких лет после договора русские, опасаясь внутренних междоусобий монголов, пускались с караванами через Маньчжурию и этим путём достигали Пекина. В лежащих на пути городах и селениях они производили меновую торговлю с маньчжурами. Но, по новости торговых сношений, русские как-то не могли сойтись с ними, отчего происходила постоянная вражда, положившая предел этим сношениям. После убийства, сделанного русскими в центре Маньчжурии, наши караваны не были туда впускаемы и должны были направляться в Пекин через Монголию; с этих пор всё было как бы забыто. Приамурский край для нас как бы не существовал. Сопредельное же с ним Забайкалье сделалось местом ссылки и было для нас только грозою и каким-то ледяным чудовищем, при воспоминании о котором трепетали в Европе. Так проходили годы. Между тем народонаселение Сибири возрастало; пути, ведущие в неё из Европейской России, населялись и улучшались. Владения наши более и более распространялись от Якутска к северо-востоку.