Читать онлайн «Святой дьявол: Распутин и женщины». Страница 55

Распутин с явной радостью приветствовал прекрасную гостью и заключил ее в свои объятия, а она начала радостно щебетать и рассказала, как хорошо себя чувствует после того, как он научил ее смотреть на мир другими глазами.

— Да, я тебе всегда говорил, — сердечно и с достоинством заметил старец, — что все зависит от того, как ты сама смотришь на мир. Ты должна верить моим словам, и тогда все будет хорошо.

Тем временем появился пожилой мужчина очень маленького роста с редкими седыми волосами и представился банщиком из какой-то бани, где часто бывал Распутин. Григорий Ефимович принял его очень любезно, благосклонно похлопал по плечу и сразу же прошел в кабинет, чтобы решить дело этого человека. Спустя несколько минут он с сердечными словами передал ему рекомендательное письмо, в котором говорилось:

«Мой милый, дорогой, извини! Помоги бедному банщику! Григорий».

Ученицы из кружка Распутина взволнованно наблюдали за всем происходившим, стоя в дверях столовой. Они от всего сердца жалели святого отца за приносимые жертвы, хлопоты о благополучии народа, за то, что он взваливал на себя столько забот. Иногда казалось, что бесконечные просьбы посетителей лишали Распутина сил; он на несколько минут вбегал в столовую, падал на стул, утирал пот со лба, жаловался, что его сильно утомляет эта бесконечная вереница просителей. Затем чаще всего к нему подходила одна из учениц, целовала его и предлагала заменить его на некоторое время при приеме.

Почти не переставая звонил телефон, подходить к которому было поручено племяннице Распутина. Она записывала вопросы, отвечала, звала к аппарату то сестру Акулину, то Вырубову, то самого старца. Тем временем в прихожей вновь и вновь звонил колокольчик и появлялись новые посетители или посыльные с подарками.

Вскоре Григорий Ефимович снова стоял среди просителей и выслушивал их жалобы, а потом к нему вышла Дуня и напомнила о Марии Алексеевне, хорошенькой женщине, ожидавшей в кабинете, о которой он, занятый многочисленными делами, казалось, абсолютно забыл. Весело и лукаво улыбаясь, он поспешил в кабинет, чтобы ободрить бедняжку, пообещав помочь вызволить супруга из Сибири.

Едва старец покинул прихожую и скрылся в кабинете, как пришел конец торжественной тишине, и снова все разом заговорили. Больше всего обсуждали Марию Алексеевну, которая теперь находилась с Григорием Ефимовичем. О назначении этой комнаты и происходившем в ней ходили всякого рода слухи. Женщины шушукались, сблизив головы, у некоторых на губах играла странная улыбка: они по собственному опыту знали тайну комнаты и могли представить, что происходило сейчас с хорошенькой, робкой Марией Алексеевной.

Не одна из ожидавших женщин вспоминала тот день, когда впервые оказалась в кабинете наедине со старцем. И теперь возбужденно и обстоятельно обсуждали они это таинственное помещение: скромную обстановку, железную походную кровать с покрывалом из лисьего меха, подарком Вырубовой, иконы с горящими лампадами, портреты царя и царицы и выдержки из Священного Писания на стенах.

Пока Распутин находился в своем кабинете с какой-либо женщиной, никому, даже самым близким людям, не разрешалось переступать порог этой комнаты, и только в случае звонка из Царского Села прислуге Дуне позволялось тихо постучать в дверь, потому что в этой маленькой комнате происходило «посвящение послушницы в новое святое учение об „очищении через грех“, а также решалось, кто из просительниц будет надолго принят в кружок „приближенных“».

Некоторые юные девушки покидали этот таинственный кабинет со счастливым сияющим лицом, но были и такие женщины, которые в помятом платье, растрепанные, глубоко оскорбленные, в слезах выбегали из комнаты или же дрожа от бессильной ярости так топали ногами и кричали, что приходилось вызывать скучавших на лестнице полицейских, чтобы вывести ее. Не каждая просительница была в состоянии правильно понять и оценить «святую церемонию очищения через грех», в некоторых из них слишком силен был дьявол высокомерия, чтобы пройти «путь унижения».

Иногда даже случалось, что возмущенные женщины приходили в полицию и жаловались, что Распутин их изнасиловал. Начальник полиции Белецкий в таких случаях заводил по всем правилам дело и в нескольких экземплярах рассылал в соответствующие государственные и частные службы. Кто получал эти документы, читал с молчаливой усмешкой и со смешанным чувством зависти, и некоторого удовлетворения, думая о «чертовом праведнике» Григории Ефимовиче. Было ясно, что никто серьезно не относился к обвинениям такого рода и не намеревался подавать в суд на всемогущего старца.

Все это было слишком хорошо известно женщинам, ежедневно собиравшимся в квартире Распутина; и когда робкая Мария Алексеевна спустя какое-то время вышла из кабинета еще более испуганная и печальная, множество глаз испытующе уставились на нее, чтобы по ее виду, по походке узнать, что произошло. Через несколько минут в прихожей появился и старец, волосы на висках растрепались; тяжело дыша, с пылающим лицом он подошел к группе из трех крестьянок и принял их жалобу на жестокое обращение помещика. Две монахини из Верхотурья просили его благословения и получили его, какой-то тучный господин, банкир из Киева, прибывший со слугой, просил о разговоре с глазу на глаз, посыльный барона Гинзбурга передал довольно крупную денежную сумму и записал ее в своем блокноте, скульптор Аронсон, работавший над бюстом Распутина, договорился с ним о следующем сеансе, и, таким образом, Григорий Ефимович опять был втянут в суматошную круговерть.

Вошли две женщины, обе очень хорошенькие, в элегантных меховых шубках, одна брюнетка, вторая светловолосая с голубыми глазами. Они были подругами, приблизительно неделю назад прибыли из Москвы, чтобы попросить помощи у Распутина.

Домочадцы и ученицы Распутина при появлении москвичек пришли в сильное возбуждение и напряженно всматривались в них. Загадочное поведение этих женщин уже в течение нескольких дней удивляло и возмущало их, так как обе красавицы оказывали «дьявольское сопротивление» и иногда полностью выводили из равновесия святого отца. Ночи напролет бедный старец пил и буйствовал, чтобы забыть досаду и обиду, которые ему причинили эти «высокомерные чертовки».

Сестра Акулина особенно возмущалась этими москвичками, так открыто злоупотреблявшими чувствами Распутина. После того как старец как-то после прихода обеих дам отсутствовал целую ночь, Акулина утром спросила одну из них, Леночку Дьянумову, не ночевал ли он у нее, та возмущенно отрицала. Сама мысль о том, что есть женщины, которые отказывают святому отцу, приводила учениц, и особенно сестру Акулину, в сильнейшее возмущение, тем более что благосклонности этих дам Распутин придавал, по-видимому, особое значение.

Со смешанным чувством удивления, негодования, иронии и пренебрежения поклонницы старца рассказывали, как Леночка Дьянумова появилась у Распутина в Москве с просьбой защитить мать-немку, которой грозила высылка из Киева, и как Григорий Ефимович мгновенно заинтересовался ею. Уже при первой встрече он наградил ее прозвищем Франтик, поцеловал и после своего отъезда из Москвы забросал телеграммами, объяснениями в любви.

Вскоре Леночка появилась в Петербурге и уже при первом посещении старца сильнейшим образом рассердила его своим желанием привести в его квартиру одного знакомого своей подруги. Это желание вывело Распутина из себя, потому что он решил, что Франтик прибыла из Москвы с любовником и хочет представить того ему, Распутину.

— О, ну и хороша же ты! — в возмущении воскликнул он. — Привезла из Москвы своего мужика! Не можешь расстаться с ним! Приходишь ко мне, чтобы просить об одолжении, и приводишь своего мужика! Ну, я не хочу для тебя ничего делать! У меня в Петербурге достаточно женщин, которые меня любят и милуют! Ты мне не нужна!

Затем он рванулся к телефону и заговорил нервно дрожавшим голосом:

— Любимая, ты свободна? Я иду к тебе? Ты рада, да? Жди, я скоро буду!

После чего повесил трубку, торжествующе посмотрел на недоступных посетительниц и гневно заметил:

— Вы видите, я не нуждаюсь в московских дамах! Мне милее женщины Петербурга!

Но уже на следующее утро Распутин позвонил и самым любезным тоном попросил у нее прощения, и уговаривал как можно скорее посетить его. С этой минуты Франтик стала частым гостем на Гороховой и приводила с собой подругу Леллу, которая нуждалась в помощи Распутина по поводу чрезвычайно запутанного семейного дела. Он принимал обеих женщин с величайшей любезностью и с каждой в отдельности был в кабинете, но они всегда умело отклонялись от его желаний.

Ученицы все более нервничали, потому что они чувствовали, что общение с высокомерными москвичками вызовет у старца досаду и разочарование. Неоднократно то одна, то другая пытались предостеречь его, излечить от этой непонятной страсти, но он категорически запретил любое вмешательство, а однажды по желанию красавицы отклонил приглашение из Царского Села.