Читать онлайн «Русский код развития». Страница 20

В наши дни мы снова являемся свидетелями попыток англосаксов связать между собой все стратегически важные точки вдоль линии Средиземное море - Малая Азия - Персидский залив - Пакистан. В этих условиях постоянные сентенции об окончании холодной войны могут вызвать у историка лишь скепсис. Есть всего лишь два отличия международных отношений в XX веке от имперского прошлого, включая современное использование такого инструмента, как демократия. Они заключаются в беспрецедентной идеологической мотивации и удручающем пренебрежении этикой.

В годы соперничества пролетарской «egalite» с третьесословной «liberte», американские президенты и советские генеральные секретари, воспитанные на массовой культуре, а не на музыке Моцарта, были весьма далеки от этики дуэли международных отношений времен князя Меттерниха и князя Горчакова, и вместо горчаковского «la Russie se reveille)) показывали «Кузькину мать» и стиль Рэмбо. Похоже, за океаном мало что изменилось. При этом война в Корее, американское вторжение на Кубу и советское вторжение в Венгрию и Чехословакию вовсе не были чем-то новым в области международных отношений.

Новым было другое - невиданная идеологизация с обеих сторон, отождествление собственных интересов с вселенскими морально-этическими идеалами. В такой логике оппонент превращался во врага человечества. И коммунизм, и либерализм восходят к философии прогресса. Они провозглашают в качестве основных целей внешней политики не национальные интересы, а «пролетарский интернационализм», «счастье человечества» и «демократию». Как видно, и в XXI веке кое-кто хочет представить свой геополитический проект глобального управления через манихейскую призму борьбы добра со злом.

Современный крайний либерализм, выдаваемый за истину в последней инстанции для насаждения везде и повсюду, представляет собой некую попытку «теологизации» своего проекта. Создание глобального сверхобщества под единым управлением - это идея, которую в свое время проповедовал марксизм и до сих пор проповедует либерализм. Она представляется нам карикатурным отражением идеи метафизического Рима (translatio imperii), кочующего с Запада на Восток и с Востока обратно на свою родину - Запад!

Поразительно, как кузены - марксизм и либерализм - используют одинаковые выражения для осуждения своих врагов. Когда мы слышим, что «история движется к триумфу свободного рынка и демократии, а некоторые страны хотят остаться на обочине этой столбовой дороги», кажется, что это цитата из выступления Никиты Хрущева на съезде КПСС. Но эти слова были произнесены не Хрущевым, а Кондолизой Райс. Здесь мне опять придется высказать «политически некорректное» замечание. В настоящее время мы видим, что все преемственные векторы векового соперничества за выходы к морю и за ресурсы соединились с элементами «холодной войны», что напоминает религиозные войны.

Мы наблюдаем возврат к довестфальскому мышлению. Вестфальский договор 1648 года положил конец Тридцатилетней войне, которая велась по идеологическим и религиозным соображениям. Начиная с этого времени субъектом международного права стало национальное государство вне зависимости от формы правления, которая менялась в зависимости от национального выбора. Эпоха Просвещения сделала своей отправной точкой не только либеральную демократию, но и «суверенитет народа».

Международное публичное право основано на принципе абсолютной суверенности национального государства, которое не может быть первого или второго сорта, а его суверенитет не зависит от уровня его «цивилизованности». В Главе I Устава Организации Объединенных Наций - «Цели и принципы» - не содержится ни одной ссылки на какую-либо идеальную религиозно-философскую или социально-политическую систему. В ней даже не упоминается демократия в качестве цели, но делается упор на «суверенном равенстве» всех участников международных отношений, то есть республик и монархий, обществ религиозных и светских, секулярно-либеральных западного типа или иных.

С точки зрения международного права и Устава ООН все эти типы государства являются абсолютно равноправными, и ни одно из них не может быть определено в качестве прогрессивного или реакционного, высшего или низшего! В свое время еще И. Кант, сторонник республиканской идеи, тем не менее, утверждал, что «ни одно государство не должно насильственно вмешиваться в вопрос правления и государственного устройства других государств».

Еще более актуальным сегодня на фоне «гуманитарных интервенций» является другое его положение: «Карательная война (bellum punitivum) между государствами немыслима, поскольку между ними нет отношения высшего к подчиненному». Видно, как современная идеология глобализма отрекается от своего основополагающего принципа эгалитарности и устанавливает именно отношения между нациями как «отношения высшего к подчиненному».

Забвению подвергнут и Устав ООН, который запрещает использование силы или угрозы ее применения в отношении территориальной целостности и политической независимости любого государства. Получается, что опять малые государства полностью зависят от мнения о них крупных держав. Но именно поэтому незападный мир уже воспринимает заявления о праве на бомбардировки суверенных стран во имя вселенской демократии как банкротство самой западной системы ценностей. А ведь она долгое время была привлекательна, что приносило Западу авторитет и немалые политические и прочие дивиденды. Куда же идет Запад?

Для Европы пришло время взглянуть на собственное будущее иначе. И Европе нелишне было бы посмотреть на свое будущее в ином свете, чем в единственно «политкорректных» клише «прав человека», демократии и «глобализации». Статус России как великой державы ассоциировался в конце ХХ века с основной угрозой суверенитету, демократии и правам человека. Но именно эти ценности были растоптаны самим Западом сразу же, как разрушился СССР. Начавшийся передел мира, серия интервенций в суверенные страны имеют вовсе не европейскую цель. Это неизбежно влечет перегруппировку сил на самом Западе, причем отнюдь не в интересах Европы.

Стратегические потери России вовсе не усилили прежних континентальных партнеров России. Более того, эти сдвиги, как проявилось, даже не придают новой энергии «европейскому проекту». Не стала подлинным реваншем «старой» Европы и инкорпорация Прибалтики, Венгрии, Чехии, Польши и балканских государств в западный ареал, даже если кто-то в Европе ощущал в себе зов предков от крестоносцев, Габсбургов и Бонапарта. Все геополитические и военно-стратегические сдвиги встраиваются скорее в американскую, но не в европейскую конфигурацию. Не говоря уже о том, что хваленая экономическая и социальная конструкция ЕС сегодня в условиях финансового кризиса едва выдерживает дополнительный груз. А значит, новые конфигурации служат не самой Европе, а подчинению ее «глобальному управлению» и евразийскому проекту США.

Но чем дальше от Европы Россия, тем скорее Европа - «Старый Свет» - утрачивает роль центра, где свершаются всемирно-исторические события. Европа, возможно, уже иногда ощущает, что одно из следствий этого -неизбежное падение ее собственной роли в мире и даже как союзника Вашингтона. США вышли на такие рубежи, где «старая Европа» уже не стержень интересов Вашингтона, а всего лишь обеспеченный тыл.

«Укрепление с помощью трансатлантического партнерства американского плацдарма на Евразийском континенте» нужно Вашингтону не для обороны западной части континента от угрозы с востока, а для того, чтобы «растущая Европа» стала для США «реальным трамплином продвижения в Евразию». Так было сформулировано З. Бжезинским, но Европу это почему-то не насторожило. Не российское великодержавие угрожает роли Европы в мировой политике, а, наоборот, его отсутствие.

Идея европейского единства была чрезвычайно привлекательной в течение многих веков. Но о каком единстве идет речь? Можно рассматривать мир и Европу лишь как гигантское хозяйственное предприятие, нуждающееся в оптимизации. Но в технократической целесообразности историческое наследие обесценивается. Для гигантского киборга нет разницы между микрочипом и Платоном, Шекспиром, Флобером и Достоевским.

В этом проекте униформного пространства нет места не только православной России, но ни одной из великих духовных и национальных традиций человечества, в том числе и великой европейской культуре. Чисто материалистический идеал знаком России, и русские лучше других знают, насколько он обречен. Сами европейские державы были на пике своего величия тогда, когда их история воплощала цели не только материальные, но и духовные, когда Европа жила «не хлебом единым». Заметим, что и коммунистический СССР поднялся на пик могущества только после того, как Великая Отечественная война востребовала национальный дух и возврат к традиционным ценностям Отечества.