Читать онлайн «1918 год на Украине». Страница 9

Украинцы-патриоты позволили себе роскошь некоторых диких эксцессов, причем, сколько мне было известно, пострадал один студент-еврей, убитый на Подоле при совершенно неясных обстоятельствах. Во всяком случае, не было тех ужасных картин убийств и казней, какими отличался период большевистского владычества, когда, выходя гулять на Владимирскую горку, я каждый день натыкался на новые трупы, на разбросанные по дорожкам горки свежие человеческие мозги, свежие лужи крови у стен Михайловского монастыря и на спуске между монастырем и водопроводной башней, по дорожкам, покрывающим горку сквера.

Немцы, изголодавшиеся дома, висели толпами над витринами магазинов с съестными припасами, где выставлены были жареные поросята, гуси, утки, куры, сало, масло, сахар и разные сладости и где все это можно было приобрести без карточек и по сравнительно тогда еще весьма дешевым ценам. На базарах по утрам немцы особенно охотно покупали сало. Они с жадностью жевали огромные куски вкусного малороссийского сала: велика была, очевидно, потребность организма в жирах, от недостатка которых давно уже страдала вся Германия.

Деятельность немцев, особенно в первый период, проявилась в прокладывании по всему городу телефонного сообщения для своих военно-полевых надобностей.

С утра до ночи лазали они с кошками на ногах по телеграфным столбам, все опутывая своими сетями – ни дать ни взять пауки ткали свои тенета для ловли жирных украинских мух.

Порядок в городе сохранялся образцовый, немецкая каска внушала страх перед той силой, которая, чувствовалось, стояла за ней…

Что же делали оставшиеся у власти украинцы – социалисты, чем проявили они свое творчество в момент, когда руки у них были развязаны, под охраной немецких штыков, быстро угнавших свирепых большевиков за пределы украинской территории? Небольшие отряды немцев проникли к концу марта даже в Крым и создали там правительство из местных русских элементов под председательством генерала Сулькевича. [27] Немцы нигде не встретили никаких сопротивлений. Для мирной оккупации огромнейшей территории им понадобилось всего только около 350-400 тысяч человек.

Как, наконец, сложились отношения между немцами и украинцами? На эти вопросы необходимо дать краткий ответ, чтобы понять дальнейшую цепь событий.

* * *

Я сильно сомневаюсь в том, чтобы сами немцы придавали серьезное значение статьям Брестского договора с Украиной, а потом с Россией Ленина и Троцкого. Для дальновидных людей уже, кажется, не было сомнений в том, что почти не оставалось разумной, обоснованной надежды на окончательную, решительную победу немецкого оружия.

Мне передавали, что известный немецкий генерал выразился так, отвечая на вопрос о положении Германии в связи с войной: «Unsere Lage ist glänzend, aber… hoffnungslos». Если немецкий генерал и не говорил этого, то все же в немецком происхождении этого Witz'a сомнения быть не могло и сущность положения Германии он передавал точно и ясно.

Наиболее соблазнительной для немцев частью договора с украинскими социалистами, подписанного в Бресте, были пункты, по которым Украина обязывалась дать немцам 60 миллионов пудов хлеба (муки) и право каждого солдата, несущего службу на Украине, отправлять на родину ежедневно посылку в 12 фунтов весом. Конечно, были у немцев и другие намерения, и они взялись за их выполнение настойчиво и интенсивно. Первая задача была воспользоваться огромными складами военного имущества, и сюда немцы направили много внимания и энергии. Вторая заключалась в широком грюндерстве, которое должно было опутать прочной стальной паутиной немецкого капитала экономическую жизнь богатейшего края. Такие умные социалисты, как Wiedfeld, знали, что и как делать. Становилось страшно при одной мысли, что этим планам суждено осуществиться.

Но хлеба! Прежде всего: хлеба! С этим Leitmotiv'oм немцы явились в Киев и на Украину вообще. И на этой почве немцы рассорились с кабинетом Голубовича и Центральной Радой, то есть с социалистической сепаратистской властью и украинским «парламентом», страх за хлеб привел к ликвидации немцами и министерства Голубовича, и Центральной Рады. Ибо весьма скоро немцы сообразили, что при хозяйничанье гг. Голубовича и КO с Центральной Радой во главе – хлеба-то именно они и рискуют не увидеть вовсе. Они сразу поняли, что при сохранении в силе универсала о социализации земли, при заготовленных еще заботами «селянского министра» Чернова земельных комитетах, крестьяне, вместо того чтобы пахать и сеять, будут делить землю. А немцам нужен прежде всего хлеб, а никак не социализация земли. Наконец, хлеб нужно закупить, вывезти и доставить по железной дороге. Дезорганизация же, внесенная Центральной Радой и ее министерством во все области управления, в том числе, конечно, и в железнодорожное хозяйство, угрожала в корне подорвать то жизненное начало и дело, из-за которого только и стоило лишить себя 300-тысячной армии, столь необходимой Германии на ее западном фронте. Резервы Германии быстро таяли от непрерывных боев на территории Франции.

Наконец, и это играло не меньшую роль в охлаждении немцев к сепаратистам «самостийникам», немцы, которым нельзя отказать в том, что они внимательно изучали общественную среду и обстановку, прозрели в Киеве насчет «украинизации». В теории, дома, в концентрационных лагерях, – это было одно, в Киеве, на реальной украинской почве, они нашли нечто совершенно другое; они увидели то, что их самих привело в немалое изумление. «Russland – das verstehe ich, Ukraina – das verstehe ich nicht», – повторял убитый позже в Киеве фельдмаршал Эйхгорн, заменивший вскоре Линзингена. Но об этом я скажу далее, теперь же нужно дать себе отчет в том, кто такие были вновь оказавшиеся у власти украинцы, каковы были их силы и творческие способности, каковы были результаты их деятельности и социального строительства.

Совершенно подобно тому, как Петроградский совет рабочих и солдатских депутатов являлся самопроизвольным парламентом, да еще облеченным исполнительной властью, державшим в плену Временное правительство, так и Центральная Рада состояла исключительно из левых элементов, украинских с.-р. и с.-д. главным образом, избранных с теми же гарантиями и при тех же технических условиях, что и с.-р. и с.-д. в Петрограде. Отличие было лишь в том, что «министерство» вполне отвечало «парламенту» и в психике, и в мировоззрении – оно, правда, и исходило из недр Центральной Рады. До чрезвычайности типично, что с необычайной быстротой устранены были от дел наиболее почтенные и заслуженные деятели украинской идеи, как, например, ее ветеран, глубоко всеми почитаемый педагог, ученый и литературный деятель В. П. Науменко (Владимир Павлович Науменко был расстрелян большевиками, когда они вторично овладели Киевом весной 1919 года. - Н. М.), назначенный Временным правительством попечителем Киевского учебного округа. Другой почтенный украинец, Н.П. Василенко, был в это время товарищем министра народного просвещения при министерстве акад. С.Ф. Ольденбурга. [28] В.П. Науменко, серьезный ученый-филолог и талантливый преподаватель, годами и десятилетиями отстаивавший в своем журнале «Киевская старина» право украинского народа на культурное развитие, заставивший уважать себя даже таких самодуров центральной власти, каким был жандармский генерал Новицкий; человек, который приобрел для украинцев симпатии таких выдающихся деятелей академической жизни в России, как покойные академики А.Н. Пыпин, A.A. Шахматов, и O.E. Корш, и ныне здравствующий С.Ф. Ольденбург. И вот этот человек, живой памятник 50-летия киевской культуры, оказался не ко двору у молодой Украины.

Во главе движения стал профессор Львовского университета, ученик В.Б. Антоновича, русский украинец М.С. Грушевский. Антонович – двуликий Янус, с кафедры университета проповедовавший одно и бывший в дружбе даже с Новицким, у себя дома, в кружке избранной молодежи, проповедовавший другое: ненависть к России.

М.С. Грушевский был последователем Антоновича – домашнего учителя ненавистника России (эти сведения я получил от другого ученика профессора Антоновича, известного педагога в Киеве, летом 1918 г.). Плодовитый писатель, посредственный ученый, привыкший к Австрии и ее конституционному укладу, он примкнул к левым по мотивам непонятным и неизвестным, скорее всего, желая не утратить некоторой своей популярности. А по всему своему существу он был и остается добрым буржуа в буквальном смысле этого слова, любящим комфорт и уединение своей ценной библиотеки.

Дом профессора Грушевского в Киеве, огромное шестиэтажное здание на Паньковской улице, погиб в огне, зажженный снарядами артиллерии Ремнева; в нем, кроме очень ценной библиотеки М.С. Грушевского, погибло тоже ценнейшее собрание украинских этнографических предметов художника-архитектора Кричевского. Пожар дома Грушевского и пожар огромного дома Багрова на Бибиковском бульваре составили одну из грандиознейших картин эпохи бомбардировки Киева, редкой, полной трагизма красоты этого стихийного бедствия. Трудно допустить, чтобы практичный ум М.С. Грушевского разделял увлечения зеленой украинской молодежи в области ее социологических и социалистических экспериментов. Проще допустить, что, дорожа популярностью, он плыл по течению, бессильный оказать ему серьезное идейное сопротивление.