Читать онлайн «Россия выходит в мировой океан. Страшный сон королевы Виктории». Страница 39

Внезапно на русских моряков набросились несколько японцев с саблями наголо. Завязалась драка. Наши при себе оружия не имели. Первым был убит матрос Иван Соколов. Роман Мофет получил удары в шею, плечо, спину и был повален на землю. Александра Королькова с перерубленной рукой спас японец, владелец небольшого магазинчика, буквально вытащив его из свалки и затащив в свою лавку. На крики прибежали лавочники и гулявшие по набережной матросы с американской шхуны «Фенимор Купер». Убийцы, захватив с собой деньги и оставив на месте преступления зонт и башмак, скрылись.

Тела русских моряков перенесли в дом американского капитана Брука. Мичман Авинов вызвал японского врача и врача американского консульства США. Мофету была оказана помощь, но, несмотря на усилия врачей, после четырехчасовых мучений Роман Самуилович скончался.

Узнав о происшествии, Н.Н. Муравьев отменил отплытие эскадры из Эдо и привел ее в боевую готовность.

Ночью в Иокогаму прибыли корвет «Новик» и клипер «Джигит». Капитан 1-го ранга А.А. Попов начал расследование, заявив местному губернатору решительный протест и требование найти и покарать убийц. Н.Н. Муравьев известил о случившемся японское правительство, и те немедленно послали к месту происшествия своего представителя.

Консулы Англии и Франции, перепуганные случившимся, попросили Муравьева обеспечить безопасность граждан их стран, так как французская и английская эскадры находились у берегов Китая.

После доклада А.А. Попова о результатах расследования и заверений правительства Бакуду об удовлетворении всех требований, Муравьев ушел с эскадрой, оставив у Эдо фрегат «Аскольд», дав его командиру капитану 1-го ранга И.С. Унковскому самые широкие полномочия.

Японскому правительству были предъявлены следующие требования:

1. Депутации высших сановников прибыть на «Аскольд» и принести официальные извинения.

2. Губернаторов Иокогамы и Канагавы освободить от должностей.

3. Найти убийц и наказать.

Первые два пункта были выполнены незамедлительно. Члены правительства прибыли на корабль, принесли извинения и соболезнования, предложили различные варианты компенсации нанесенного ущерба. Даже предложили прилюдно казнить полицейского этого района. Однако Унковский отказался, что, по мнению японцев, было очень благородно.

Губернаторы Мидзуно-Тикугоно Ками и Като-Икино Ками были отстранены от должностей.

Преступника самурая Кобаяси Кохати задержали в 1865 г. и казнили.

Мичмана Романа Мофета и матроса Ивана Соколова похоронили в торжественной обстановке на Иокогамском кладбище. На похоронах присутствовали новый губернатор Какэмото, а также консулы Англии и Франции.

Могилы Романа Мофета и Ивана Соколова сохранились до сих пор. В 1997 г. Японию посетил БПК «Адмирал Виноградов». 29 июня на могилы были возложены венки, отслужил службу епископ Владивостокский Вениамин.

Но нападения на русских в Нагасаки были редкостью, население в целом более чем гостеприимно встречало русских моряков. Инаса (Иноса) действительно стала русской деревней, хотя постоянных русских жителей там почти не было. Чтобы читатель лучше представил колорит этой «деревни», предоставлю слово писателю Всеволоду Крестовскому, посетившему этот райский уголок в 1880 г.

«Иноса лежит против города, на северо-западной стороне Нагасакской бухты, недалеко от ее пяты. Расположена эта деревня по берегу и на скалистых взгорьях западных холмов, так что пробираться от домика к домику нередко приходится разными закоулками, по каменным ступеням, мимо бетонных заборов и скалистых глыб серого и красного гранита, но всегда среди самой разнообразной растительности. Здесь наше правительство уже несколько лет арендует у местного жителя, господина Сига, учат сток земли, на котором построены у нас шлюпочный сарай, поделочные мастерские и небольшой госпиталь для своих моряков. Последний помещается в двух японских домах, переделанных и приспособленных, насколько было возможно, к госпитальным требованиям руками наших матросов, под руководством командиров и судовых врачей. Госпиталь, конечно, маленький, но по мирному времени больше, пожалуй, и не требуется…

…Пошли побродить по Иносе, посмотреть, какая она такая. Ничего, деревня как деревня: ступенчатая дорога ведет легким подъемом в гору, образуя улицу, по бокам которой ютятся деревянные, большею частью одноэтажные домишки с открытыми легкими галерейками и веранд очками. У лавчонок, вместо вывесок, качаются большие, продолговатые фонари, испещренные черными японскими литерами. Встречаются и русские вывески на досках с надписями: „Здесь размен денег“, „Мелочная лавка“ и тому подобное…

…На взгорьях разбросано несколько красивых, отдельно стоящих домиков японского стиля, около которых мелькнет иногда белая матросская фуражка офицерского „вестового“. В таких домиках по большей части квартируют офицеры с русской эскадры „на семейном положении“. Цена за квартиру, то есть, в сущности, за весь дом, — от 20 до 30 иен в месяц, причем домохозяева, если жильцу угодно, будут в той же цене и кормить его произведениями японской кухни.

Каждый квартирант необходимо имеет и свой собственный „экипаж“, роль которого играет здесь фуне, для ежедневных сообщений с городом и судами на рейде. Фуне нанимаются тоже помесячно, обыкновенно за 30 иен, и нанятый таким образом лодочник уже во всякое время дня и ночи безусловно находится в распоряжении своего хозяина. Как бы ни засиделся офицер в городе иди сколько бы ни пробыл он у себя на судне, лодочник неотлучно будет ожидать его у известной, указанной ему пристани или терпеливо качаться в своей фуне на волнах, невдалеке от левого борта судна. Это, впрочем, не представляет для него особенного неудобства, так как фуне есть не только „экипаж“, но в то же время и его жилище, где под сиденьем, в ящике, да в кормовом шкафчике хранится весь необходимый ему скарбик.

Каждый из помесячных лодочников непременно сочиняет для себя свой особый флаг, под тем предлогом, чтобы хозяину приметнее была его фуне, а в сущности, ради утехи собственному самолюбию: „я, дескать, плаваю под флагом капитана такого-то“, и не иначе как „капитана“. Все они более или менее понимают и даже говорят несколько слов и фраз по-русски, по крайней мере, настолько, что в случае надобности можно объясниться с ними и без японского словаря.

Впрочем, знакомство с русским языком среди жителей Иносы вовсе не редкость: благодаря постоянному пребыванию на рейде русских стационеров, имеющих ежедневные сношения со „своим“ берегом в Иносе, жители этой „русской деревни“ уже вполне освоились с ними и в большинстве своем научились кое-как объясняться по-русски…

…На одном из холмов стоит здесь довольно большой двухэтажный дом, прозванный почему-то нашими моряками „холодным домом“, хотя сам он имеет претензию называться „гостиницей „Нева““, о чем свидетельствует его вывеска. Замечательно, что эта „гостиница „Нева“, с буфетом и бильярдами“, содержится каким-то японским семейством исключительно для русских. А чтобы не затесался в нее какой-нибудь посетитель иной национальности, хозяева сочли за нужное прибить над входом особую доску с предупреждающими надписями по-японски, по-русски и по-английски, которые гласят, что „сюда допускаются только русские офицеры“…

В этот же раз посетил я в Иносе и русское кладбище, расположенное в западном конце селения. Здесь, на одной „Божьей ниве“ соединены участки японские, голландский и русский…

…В русском отделе мы нашли и цветы, и пальмы, и сосны с кипарисами и туями, и иные растения, посаженные над могилами. Всех могил тут счетом шестьдесят (на 1880 г.), и покоятся в них под православными крестами все наши матросы да несколько офицеров… Надгробная плита Федора Яковлевича Карниолина, умершего в 1875 году, постоянно бывает украшена букетом свежих цветов, — приношение местных японцев, высоко чтущих его память. Тут же находятся могилы мичмана Владимира Павловского, с клипера „Изумруд“, скончавшегося в 1866 году, и корпуса инженер-механиков подпоручика Николая Владыкина (1872 года). Родным и друзьям наших соотечественников, погребенных в Иносе, вероятно, отрадно будет узнать, что русское кладбище, благодаря постоянному и заботливому уходу за ним наших друзей японцев, содержится в отменной чистоте и прекрасном порядке».[99]

Увы, Крестовский из этических соображений или опасаясь царской цензуры, не упомянул о том, что больше всего притягивало господ офицеров в Нагасаки. Это, говоря современным языком, секс-туризм.

Чтобы современный читатель мог понять ситуацию в Нагасаки, нужно сказать пару слов об офицерских нравах в России конца XIX века. Так, вступать в брак младшим офицерам было запрещено уставом. В Морском ведомстве исключение сделали лишь для младших офицеров, служивших в Сибирской, а позже и в Амурской флотилиях, поскольку «в местах не столь отдаленных» найти достойную невесту было практически невозможно.