Читать онлайн «Городские имена вчера и сегодня. Судьбы петербургской топонимики в городском фольклоре». Страница 57

Среди замечательных людей XIX века, имена которых хранит петербургская мифология, Петр Ильич Чайковский занимает особое место. Гениальный композитор, с 1866 года живший в Москве, тем не менее, принадлежит нашему городу. Здесь он закончил Консерваторию и Училище правоведения, здесь он создал свои лучшие произведения, здесь большинство из них впервые были исполнены публично. Наконец, здесь, в Петербурге, в 1893 году он неожиданно и безвременно ушел из жизни и был похоронен в Некрополе мастеров искусств Александро-Невской лавры.

Тайна внезапной смерти 53-летнего, полного сил композитора вот уже больше столетия будоражит умы соотечественников. По официальной версии Петр Ильич Чайковский умер от холеры, проболев всего несколько дней. Поздним вечером 20 октября 1893 года, после концерта, в окружении близких друзей, разгоряченный выпавшим на его долю успехом, он, согласно преданию, зашел в ресторан Лернера, который располагался в то время в помещениях знаменитой еще в пушкинскую эпоху кондитерской Вольфа и Беранже, что на углу Невского и Мойки, и попросил подать стакан воды. «Извините, кипяченой нет», – ответили ему. «Так подайте сырой. И похолодней», – нетерпеливо будто бы ответил композитор. Сделав всего один глоток, он поблагодарил официанта и вернул стакан. Глоток воды якобы оказался роковым.

Впрочем, сохранился и другой вариант этой драматической легенды. Согласно ему, вода была кем-то отравлена сознательно – не то злодеем, не то завистником. В очередной, который уже раз, если верить легенде, гений погибает и торжествует злодейство.

Однако есть и еще одна, совершенно скандальная легенда, утверждающая, что Чайковский умер не от холеры, которая осенью 1893 года и в самом деле свирепствовала в Петербурге, а покончил жизнь самоубийством, приняв яд, который, согласно одной версии, сымитировал приступы холеры. Будучи, как это теперь известно, гомосексуалистом, он якобы «оказывал знаки внимания маленькому племяннику одного высокопоставленного чиновника». Узнав об этом, дядя мальчика написал письмо самому императору и передал его через соученика Чайковского по Училищу правоведения Николая Якоби. Тот, усмотрев в этом скандале «угрозу чести правоведов», собрал товарищеский суд и пригласил на него композитора. Решение собрания было категоричным: либо публичный скандал, после которого неминуемо последует судебное решение о ссылке композитора в Сибирь и несмываемый позор, либо яд и смерть, которая этот позор смоет. Правоведы якобы «рекомендовали второй выход, что он и исполнил».

В связи с этим любопытен рассказ о том, что Чайковский и в самом деле смертельно боялся, что о его гомосексуальных наклонностях когда-нибудь узнает император. Опасения эти выглядели, по меньшей мере, странными, если учесть, что весь Петербург, во-первых, был прекрасно осведомлен о «мужском» окружении Петра Ильича и особенно его брата Модеста. Это были молодые люди, которых открыто называли «Бандой Модеста». Во-вторых, аристократическая культура того времени считала педерастию почти нормой, и в поведении композитора вообще не усматривали ничего предосудительного. Так оно и случилось. Когда царю действительно стало известно о странностях личной жизни композитора, он будто бы искренне воскликнул: «Господи, да знал бы я об этом раньше, я бы подарил ему весь Пажеский корпус». Задолго предвосхитив тем самым более поздний анекдот: «Вы слышали? Чайковский-то, оказывается, гомосексуалист» – «Да. Но мы его любим не только за это».

Справедливости ради, следует сказать, что существует и иная точка зрения на имевшую якобы место склонность Чайковского к гомосексуалимзму. Дело в том, что ни при жизни композитора, ни сразу после его смерти об этом никто всерьез не говорил. Впервые слухи о его «голубизне» появились только в начале XX века. Об этом будто бы открыто заговорили две сестры по фамилии Пургольд, одна из которых, как выяснилось, мечтала «выскочить замуж за Чайковского, но была отвергнута им». Затем уже эта сплетня была раздута до фантастических размеров и обросла самыми невероятными домыслами. Среди аргументов в ее пользу было и то, что брат композитора был гомосексуалистом и что сам Петр Ильич всю жизнь вращался в «голубой» среде.

Между тем, если верить фольклору, предчувствие смерти витало над композитором задолго до злополучного стакана сырой воды в ресторане Лернера. 1893 год прошел под знаком написанного композитором очередного и, как оказалось, последнего шедевра – Шестой симфонии, известной как «Патетическая». Генеральная репетиция симфонии проходила в зале Дворянского собрания. Дирижировал сам композитор. Успех был полный. Чайковский поблагодарил оркестр и ушел в артистическую. Говорят, великий князь Константин Константинович, замечательный поэт К. Р., поклонник Чайковского, вбежал вслед за Чайковским в комнату со слезами на глазах. «Что вы сделали?! – будто бы воскликнул он. – Ведь это реквием, реквием!»

Знал ли композитор, что он делал, когда работал над симфонией, или, как утверждали многие, своим «музыкальным самоубийством», история молчит. Но фольклор свидетельствует, что за несколько часов до кончины Петр Ильич разглядел в окне ангела смерти – черного человека в офицерской форме, который пытался что-то сказать композитору сквозь стекла, грозил ему пальцем и никак не желал уходить, заставляя смертельно больного человека вспоминать всю свою жизнь и перебирать в памяти грехи молодости.

1844. В 1737 году императрица Анна Иоанновна выделила участок земли для строительства шведской лютеранской церкви на Малой Конюшенной улице. Тогда же на выделенном месте была выстроена небольшая деревянная церковь. Затем она несколько раз перестраивалась и до наших дней дошла в варианте 1867 года.

Последний проект осуществил петербургский архитектор Карл Андерсон. В начале 1840-х годов к шведской церкви от набережной Екатерининского канала был пробит короткий переулок, который по церкви был назван сначала 2-м Шведским, а затем, с 1844 года, – просто Шведским.

В 1905 году рядом с церковью по проекту архитектора Ф. И. Лидваля было построено шестиэтажное здание жилого дома для церковного причта. Часть дома сдавалась внаем. В большинстве случаев этим пользовались петербуржцы шведского происхождения. Постепенно на Малой Конюшенной улице сложился своеобразный небольшой «шведский городок», в который упирался Шведский переулок, образуя своеобразный т-образный перекресток. В народе он получил прозвище «Шведский тупик».

1887. В 1887 году Шведский переулок по мало понятным причинам был переименован в Чебоксарский, по уездному городу Казанской губернии Чебоксары.

Конец XIX века. В конце XIX века одну из вновь образованных улиц на юго-западной окраине Петербурга назвали именем генерала Штрандтмана. Однако в обиходной речи эта труднопроизносимая фамилия не прижилась. Претерпев ряд лексических изменений, она превратилась в более или менее удобную Штрамповку. Улицу так и называли: улица Штрамповка. Этот фольклорный топоним надолго закрепился и в официальном топонимическом своде города.

1964. В период так называемой хрущевской оттепели в советской пропаганде была предпринята попытка реабилитировать советских чекистов. Тогда их любили называть «боевым отрядом коммунистической партии». Но их репутация была сильно подмочена во времена массовых сталинских репрессий. Из «рыцарей революции», какими их представляли в первые послереволюционные годы, они превратились в палачей собственного народа. По заказу и на средства Министерства внутренних дел появились романы и кинофильмы, прославляющие благородство чекистов. Их именами стали называть улицы городов. Появилась такая улица и в Ленинграде. В 1964 году улица Штрамповка была переименована в улицу Чекистов. Однако все эти тщетные потуги не смогло обмануть «бдительное око» городского фольклора. Ответная реакция появилась мгновенно. Улицу Чекистов в народе прозвали «Улицей Красных Костоломов», тем самым навеки заклеймив в городской топонимике послушных и безжалостных подручных «великой партии Ленина – Сталина».

1930-е. Перед началом Великой Отечественной войны началась интенсивная застройка Московского проспекта. Возводились новые жилые комплексы, прокладывались улицы, создавались площади. Одна из площадей, напротив входа в проектировавшийся в то время общегородской парк культуры и отдыха, была так и названа: Новая площадь.

1948. В 1947 году на площади был установлен памятник Николаю Гавриловичу Чернышевскому, сооруженному по проекту скульптора В. В. Лишева. В связи с появлением памятника в 1948 году Новая площадь была переименована в площадь Чернышевского.