Читать онлайн «Изгнанная армия. Полвека военной эмиграции. 1920—1970 гг.». Страница 26

В Болгарии на первых порах пребывания русских частей ситуация была немного иной: «Болгары в массе своей относились к нам доброжелательно, и… мы чувствовали себя как дома»{66}, но благожелательное или по крайней мере нейтральное отношение к русским сохранялось лишь до поры. После расквартирования первых воинских подразделений правительство премьера Стамболийского установило с СССР дипломатические отношения. Представители ОПТУ, работавшие в стране под дипломатическим и консульским прикрытием, перешли в разряд основных советников правительства по взаимоотношениям с белыми эмигрантами. Предложенные ими болгарскому правительству меры по устрашению и запугиванию русских эмигрантов порой граничили в международной практике с тем, что называется «вмешательством во внутренние дела суверенного государства». Отмечавшие это в своих докладах на парламентских слушаниях политические деятели, не разделявшие приверженности правительства Стамболийского к дружбе с большевиками, по рекомендации советских дипломатов были высланы премьером за пределы страны или принуждены скрываться от преследований полиции. Главе государства царю Борису левые парламентские деятели порекомендовали не вмешиваться ни во что, фактически изолировав его от внешнего мира и рекомендовав не покидать пределы двора, дабы не провоцировать «возмущения пролетариата»[6].

Тридцатитысячная русская армия, расквартированная частями и гарнизонами по всей Болгарии и сохранившая почти все вооружение, кроме артиллерии, обоснованно вызывала опасения у Стамболийского и его кураторов из советского посольства. Посовещавшись, стороны пришли к выводу, что при определенном развитии событий болгарские правые партии смогут легко взять власть у нынешних левых по преимуществу парламентариев, среди которых большинство составляли социалисты и демократы, что, впрочем, и случилось впоследствии. Переворот с участием русских военных произошел, несмотря на то, что в примечании к Договору о приеме войск в Болгарии отмечалось следующее. «…русские части не могут принимать никакого участия во внутренних делах страны или ее внешних недоразумениях, равно как и не могут быть привлекаемы в таких случаях кем бы то ни было»{67}.

Отчасти активное участие русского офицерства можно было объяснить резким ухудшением в начале 1920-х годов положения эмигрантов и грубого ущемления их прав. Аресты полицейскими учащихся русских военно-учебных заведений, обыски в занимаемых русскими казармах под надуманными предлогами, и в довершение всего — попустительство террористической деятельности местных левых радикалов. Одним из наиболее масштабных событий на ниве террора против белых стало покушение на жизнь ряда врангелевских генералов, ехавших на совещание начальников армии. Произошло это в апреле 1922 года по пути следования в штаб корпуса Русской армии в городок Велико Тырново. Поезд, на котором ехали генералы Анатолий Владимирович Фок, Петр Никитич Буров, Михаил Михайлович Зинкевич, Владимир Константинович Витковский, Михаил Николаевич Ползиков, Владимир Павлович Баркалов, Михаил Алексеевич Пешня, Николай Владимирович Скоблин, Антон Васильевич Туркул, Федор Эмильевич фон Бредов и полковник Евгений Ильич Христофоров, при подъезде к станции Павлекени неожиданно потерпел крушение. Как выяснилось болгарскими следственными органами позже, причиной аварии стали кем-то развинченные рельсы. По счастливой случайности, никто из русских командиров не пострадал. Менее месяца спустя после инцидента на железной дороге, в мае 1922 года, в Софии произошло другое событие, направленное против иного русского военачальника. Полиция провела обыск в номере гостиницы «Континенталь», где размещался представитель Главнокомандующего полковник Н.В. Самохвалов, подвергшийся во время обыска побоям полицейских, отправивших сопротивлявшегося в участок. Там же Самохвалов был посажен под арест. Наконец 12 мая 1922 года болгарские власти арестовали генерала Кутепова, предварительно вызвав его в военное министерство Болгарии под предлогом уточнения неких статистических данных. Такая же участь ожидала и генерала Шатилова, приглашенного на беседу к начальнику штаба болгарской армии Топалджикову и в кабинете последнего угодившего под арест. Спустя четыре дня после задержаний три генерала — Кутепов, Шатилов и Вязьмитинов — были выдворены из пределов Болгарии. Акции крайне недружелюбного свойства не утихали ни на месяц. 15 мая 1922 года болгарские военные и жандармские чины оцепили казармы Корниловского полка в селении Горно-Паничерово, а прибывшие следователи начали череду обысков, продолжившихся на русском военном аптечном складе в Тырнове и корпусном лазарете в деревне Арбанас. По всем русским организациям в Болгарии прокатилась волна обысков и арестов, продолжавшаяся все лето 1922 года, а в середине июля болгарские жандармы напали на группу русских юнкеров Сергиевского артиллерийского училища и в столкновении с ними убили одного и ранили четверых. Место военного представителя Главнокомандующего в Болгарии вместо выдворенного из страны Вязьмитинова занял исполнительный генерал-лейтенант Иван Алексеевич Ронжин. В конце лета 1922 года он докладывал Врангелю, что болгарские чиновники потребовали от русского Главного командования издать приказ о запрещении ношения форменной одежды всеми чинами армии. С согласия Главнокомандующего Ронжин отказался готовить подобный приказ, а 31 августа 1922 года произошёл новый инцидент, когда встреченные жандармами юнкера Николаевского инженерного училища, возвращавшиеся в казармы в форме, были жестоко ими избиты «за нарушение общественного порядка».

В начале осени 1922 года по необъяснимым на первый взгляд причинам под домашний арест угодил и генерал-лейтенант Владимир Константинович Витковский. Вскоре после этого болгарские власти депортировали генерала, и ему пришлось вынужденно искать пристанища в соседней Сербии. Депортацию Витковского, как выяснилось позже, обусловил один примечательный случай. Незадолго до высылки на его имя пришло письмо от офицера по фамилии Щеглов, про которого Витковскому было доселе известно, что тот был исключен из рядов Русской армии по решению военно-судебных органов за ряд серьезных проступков. В письме Щеглов настаивал на личной встрече с генералом, в которой ему отказано не было. Владимир Константинович неохотно пригласил своего настойчивого корреспондента для встречи в одну из софийских гостиниц, где и проживал. Витковский вспоминал: «На мой вопрос, какое же у него важное дело, Щеглов ответил, что он уполномочен Советской властью предложить мне, как Командующему в настоящее время 1-м Армейским корпусом, перейти вместе со всем Корпусом к ним. При чем Советская власть гарантирует оставление в неприкосновенности всей организации и состава Корпуса, во главе со мною и всеми начальствующими лицами»{68}.

Подавив желание выгнать «парламентера», Владимир Константинович стал подробно расспрашивать Щеглова о том, каким образом советской власти удается распоряжаться настолько свободно в чужой стране, на что тот не без гордости отвечал генералу, что болгарское правительство находится полностью под контролем Москвы. В разговоре Щеглов пошел дальше, сообщив Витковскому для придания значимости собственной персоне, что в советском посольстве в Софии уже имеются подробные документы о попытке русских частей свергнуть законное правительство Болгарии, и что им незамедлительно будет дан ход по дипломатическим каналам, если генерал откажется от сотрудничества с большевиками. Витковский сделал вид, что согласился, попросив Щеглова прибыть к нему на следующий день для ознакомления с его окончательным решением. За это время Владимир Константинович надеялся изыскать технические средства, чтобы зафиксировать речи Щеглова и передать их в болгарское Военное министерство полковнику Николе Топалджикову в качестве изобличающих наличие советского влияния сведений. О своем плане Витковский заранее сообщил ему, но Топалджиков ничего не предпринял, хотя и заверил Витковского, что пришлет офицера (Генерального штаба полковника Радева). Присутствие болгарского офицера было необходимо для того, чтобы вместе с полковником А.А. Зайцевым, назначенным от русской стороны Витковским, весь разговор мог быть услышан представителем болгарской стороны и передан через Военное министерство правительству.

На следующий день, когда Щеглов вновь явился в гостиницу, Витковскому оставалось лишь выразить тому возмущение его предательством и призвать отступника к раскаянию. Осознав, что его дальнейший разговор с Витковским ни к чему не приведет, Щеглов безмолвно ретировался. Впоследствии генерал Витковский сообщил обо всем подробно в донесении Врангелю, включив этот эпизод в повествование о крайне недоброжелательной атмосфере, сложившейся в Болгарии по отношению к Русской армии. Ознакомившись с донесением Витковского, Главнокомандующий дал поручение известному юристу и этнографу профессору Александру Александровичу Башмакову подготовить по имевшимся в его распоряжении изобличительным материалам брошюру. А затем велел перевести ее на французский язык, для издания в качестве иллюстрации подрывной деятельности коммунистического Интернационала в Европе. Брошюра эта была позднее использована представителями русской военной эмиграции в качестве официального отчета о воздвигнутых на военных эмигрантов гонениях болгарских властей. Десятки её экземпляров были переданы русскими военными на встречах с дипломатами европейских стран, в ходе обсуждения возможностей предоставления убежища правительствами этих государств. Брошюра эта увидела свет в 1923 году и сразу же стала библиографической редкостью.