Читать онлайн «Друиды Русского Севера». Страница 15

Итак, иногда алмасты — это безобразное, заросшее волосами существо наподобие снежного человека. Но в некоторых преданиях она — прекрасная дева с золотыми волосами, в которой узнается грузинская Дали, Владычица зверей. Ее образ возводят также к ассирийской богине родов Ламасту (Ламашту), а также к Великой Богине, чей культ уходит корнями в палеолит{42}.

Часто, осмысляя эту словоформу, ее делят надвое (вычленяя «ал-») и истолковывают сочетание двух корней. Пожалуй, наиболее убедительное из таких толкований (на тюркской основе) — «аал+бас» — светлоголовые; в этом усматриваются отголоски противостояния монголоидов и европеоидов. Однако не скрывается ли здесь вторичное осмысление древними тюрками архаичного теонима — имени богини? «Светлоголовость» ведь соответствует и этнографическим данным об алмасты (в ее прекрасной ипостаси). Этот теоним наверняка вытеснялся из религиозных верований и демонизировался на протяжении не одного тысячелетия: ведь уже у шумеров мы обнаруживаем «демоницу Ламассу».

Вот только достаточно ли приведенного выше материала, чтобы утверждать гиперборейскую древность этого образа? Ведь в северокавказский праязык (и в прото-шумерский) соответствующее слово могло попасть из ностратического контактным путем (или же это еще более поздние заимствования). Однако обратим внимание на один лезгинский корень и производные от него слова: «лам» — сырость, «ламу» — влажный, «ламуз» — влажно. Это смысловая единица из той же исследуемой матрицы, и если допустить для лезгинского «лам» прасеверокавказские (или тем более прасинокавказские) истоки, то его явное сходство с ностратическим «лам(у)» может означать выход на гиперборейский уровень. В подтверждение приведем тибетское «нам» — небо («л» и «н» в этом корне могут заменять друг друга и внутри ностратической макросемьи — море по-эвенкийски и «лам», и «нам»). Тогда реконструируемое гиперборейское «лам» можно соотнести с чрезвычайно архаичным мифологическим образом «небесных вод».

Резюмируя, можно усмотреть за всеми этими соответствиями образ творящей мир Лебединой Богини, Девы-Матери, Владычицы вод и воздуха — Илматар «Калевалы» или, в категориях мифологии, космогонической птицы. Этот образ, хорошо знакомый северным народам всей циркумполярной зоны и, безусловно, уходящий корнями в палеолитическую древность, уверенно соотносится именно с корневой основой — LB-(-LM-), что подтверждается, в частности, реконструированным прачукотским «лэпхет» — лебедь{43}. Это ключевой образ соответствующей смысловой матрицы, причем каждая из ее «осей», каждый из аспектов могут быть обоснованы еще более глубоко.

Можно упомянуть, например, устойчивую связь албасты с водой или то обстоятельство, что в народной мифологии мусульманской Средней Азии место албасты отчасти заняла Праматерь Ева (Момо-Хова). Не исключено, что в этом же контексте следует рассматривать сванскую Ламарию — покровительницу материнства и плодородия. К тому же самому теониму может восходить и название лапландской реки и горы Эльморайок у священного Сейдозера: ее осмысление на базе современного саамского языка как река («йок») метельного перевала и т. п., возможно, является вторичным и сравнительно недавним. Наверное, следует упомянуть в этой связи и загадочный населенный пункт Alba на знаменитой гиперборейской карте Г. Меркатора — на берегу одной из рек на севере Гренландии, которая на этой карте показана без ледникового покрова.

Одно из несколько неожиданных соответствий, которые обнаруживаются внутри «смысловой матрицы» этого гиперборейского корня — какая-то неявная связь эльфов (альвов) и Лебединой Богини-Матери. Воспринимались ли они когда-либо как ее служители? Или как посвященные, вступившие с нею в мистический брак, наподобие широко известного в народной мифологии соития охотника или помора, зимующего на арктических островах, с Владычицей Морской, Повелительницей животных? На основании лишь одних лингвистических выкладок об этом трудно судить. Во всяком случае, древнеисландское alvitr, валькирия, лебединая дева, фонетически родственно древнеисландскому же elftr, elptr, лебедь{44}. В скандинавской мифологии лебединые девы уносят в Валгаллу души павших героев..

Нелишне упомянуть в этой связи, что главного героя кетских (енисейская языковая семья) мифологических сказаний звали Альба. Заимствование из каких-то европейских языков последних тысячелетий тут практически исключено, и следует признать глубокую, возможно, палеоарктическую древность этого имени. Ведь и сами енисейцы вроде бы восходят, генетически и даже антропологически, к тем временам, когда Старый Свет соединялся с Новым — ко временам палеолитическим.

Вполне возможно, что к той же лебединой протолексеме восходит и имя бога, устойчиво связанного в античной культуре с образом Гипербореи и со священными лебедями — имя Аполлона. Об этом свидетельствуют кельтские материалы, галльская эпиграфика, в которой выявлена такая надпись: «DEO APOLLINI VINDON[NO]». Имя Аполлона здесь выступает, как отмечает В. П. Калыгин, в качестве римской интерпретации галльского теонима Vindonnos; среди прочих имен этого кельтского Аполлона — Albios, белый{45}. Тот же смысл и у имени Vindonnos (от общекельтского *vindo-, белый); допустимо предположить, что и Аполлон, Apolllo восходит к изначальному теониму на основе лексемы *alp, *alb, с метатезой согласных и, возможно, с более поздней маскулинизацией имени, которое во времена гиперборейские носила Лебединая Богиня.

Вероятно, можно в общих чертах обозначить локальные варианты бытования различных форм изначального имени Лебединой Богини. Удивительное схождение его славянской и палеоазиатской (лэпхет) форм позволяет отнести вариант Лебедь — Лэпхет к наиболее северным евразийским регионам. Западнее (юго-западнее?) можно предположить вариант с перестановкой букв — alb-, давший начало праиндоевропейским словоформам, а южнее и восточнее, примерно по оси Алтай — Приамурье, — вариант — лам— альм-.

Если эта предварительная оценка в целом соответствует действительности, то нельзя не обратить внимание на одно интересное обстоятельство, хотя оно вроде бы относится к области наук о природе, а не о духовной культуре. Дело в том, что ареал гнездования лебедя-кликуна и малого лебедя охватывает Крайний Север Евразии и регионы Сибири, приравненные к Северу. Получается, что описанная античными авторами гиперборейская культура, где фигурируют священные лебеди, как раз и соотносится с регионами реального обитания лебедей — Страной Лебедией арктической протоцивилизации…

Аргонавты Арктической Аркадии. Теперь, после подробного рассмотрения одного из важнейших понятий гиперборейского сакрального лексикона и соответствующей ему «смысловой матрицы», попробуем построить другие аналогичные матрицы и выявить их ключевые корни. Вот, например, корень — arg-: Генон связывает его с гиперборейской традицией, но лишь как греческий аналог латинского albus. Однако, коль скоро мы соглашаемся с гиперборейской «привязкой» этого корня, тут же возникают в памяти многочисленные аллюзии — от Арктики до уральского Аркаима, священной славянской Арконы и корабля «Арго». Верны ли эти ассоциации?

Еще до Генона, во второй половине XIX века, этот корень связывал с полярной символикой У. Уоррен в своей книге «Обретенный Рай. Колыбель человечества на Северном полюсе». Однако прежде чем обратиться к его выводам, давайте рассмотрим самое, наверное, известное «преломление» этого древнего корня — в слове «Арктика».

Это слово соотносят с греческим άρκτος — медведь, медведица и с названием одного из главных северных созвездий — Большой Медведицы. Впрочем, в контексте индоевропейской лингвистики корень слова медведь выглядит несколько иначе: индоевропейское *hritkh стало источником хеттского «хартагга», древнеиндийского «рикшах», авестийского «арэшо», армянского «ардж», латинского ursus, ирландского art… He исключено, что греческое название Севера было на деле результатом «приспособления» к обычной, профанной речи древнего священного наименования полярного Центра Мира, лишь созвучного слову медведь в индоевропейских языках (впрочем, культ медведя — также одна из примет древнейшей, палеолитической культуры всей Северной Евразии, и индоевропейское обозначение медведя может восходить к ностратическому уровню; сравним, например, ненецкое «варк» — медведь).

У. Уоррен утверждает, что такие названия, как греческая Аркадия или месопотамский Аккад, хранят память об имени полярной прародины человечества. Аккад — слово не ассиро-вавилонское; оно заимствовано из более древнего языка, причем ассирийские первоисточники позволяют говорить о двух Аккадах. Один из них, общеизвестный, находился в регионе рек Тигра и Евфрата, а второй — много севернее. Уоррен полагает, что под этим северным Аккадом как раз и следует понимать полярный континент, чье глубоко чтимое название было со временем перенесено в Месопотамию{46}.