Читать онлайн «Самоубийство империи. Терроризм и бюрократия. 1866–1916». Страница 8

В конце 1860-х годов много шуму наделал судебный процесс финансового туза Плотицына, пророка и вождя скопческой секты. Помимо вопиющих фактов сектантского изуверства, вскрылись и всевозможные коммерческие проделки этого человека, которому новообращённые отдавали все свои сбережения. Ко всему прочему выяснилось, что, требуя от последователей «наложения малой и большой божественной печатей», то есть частичного или полного оскопления, сам он не только не проделал над собой эту операцию, но завёл себе целый гарем из числа последовательниц.

В 1875 году весь Петербург судачил по поводу процесса миллионщика Овсянникова, владельца огромных складов, заправилы хлебного и сухарного производства. Он был обвинён в поджоге принадлежащей ему мельницы с целью получения страховки. На пожаре серьёзно пострадали несколько человек. Овсянников был осуждён, но добился освобождения от наказания.

Среди фигурантов уголовных дел – крупные домовладельцы братья Мясниковы, обвинявшиеся в подлоге завещания, и владелица золотых приисков Людмила Гулак-Артемовская, которая в обмен на интимные ласки добивалась у высокопоставленных сановников принятия решений, выгодных ей и её деловым партнёрам, и барон Фитингоф, замешанный в финансовые махинации, творимые под прикрытием возглавляемого им банка, и инженер Путилов, хозяин знаменитого завода, вложивший несметные суммы своих и чужих денег в прокладку морского канала и умерший под следствием… И это только те дела, которые удалось довести до суда.

Но уголовщина – невинное баловство по сравнению с другой сферой интересов «бубновых тузов». Чем дальше, тем внимательнее приглядывались они к революционному подполью. Привыкшие всё покупать и продавать, они надеялись купить энергию, кровь и жизнь разрушителей режима, чтобы с их помощью низвергнуть старую власть. А потом установить новую, такую, которая будет им послушна. Они были уверены, что это у них получится, что финансовой уздой они смогут крепко держать революцию и править ею. В этой дьявольской гордыне – разгадка того удивительного факта, что крупнейшие финансовые и промышленные магнаты сделались спонсорами революционного подполья. Хорошо известно, что крупные суммы передавали революционерам, в том числе и террористам, такие тузы всероссийского масштаба, как Морозовы или Манташевы. Они делали это почти в открытую, другие (например, Гинзбурги или Рубинштейны) – так скрытно, что и до сих пор их доля в общей плате за революцию не поддаётся установлению. Но, так или иначе, революция в России была совершена не на деньги японского или германского генштаба, а на деньги русских капиталистов.

Пятьдесят три года, протекшие с отмены крепостного права до начала Мировой войны, были для всей России годами неуклонного, постоянно ускоряющегося роста преступности. В первое же пореформенное десятилетие в несколько раз выросло количество имущественных преступлений, подлогов, мошенничеств. Середина 1870-х годов ознаменовалась лавиной злостных банкротств, банковских крахов, преступники скрывались, прихватив денежки своих разорённых вкладчиков. Вслед за этим поднимается волна преступлений против личности – на почве корысти, неприязненных отношений, ревности, зависти, аффекта. В начале XX века число убийств увеличилось втрое по сравнению с дореформенными временами; грабежей и разбоев – в 8-10 раз. Особую растерянность и тревогу в обществе вызвала эпидемия самоубийств, впервые захлестнувшая образованную молодёжь в начале 1880-х годов и затем повторявшаяся регулярно, примерно раз в десятилетие.

Именно в это время криминальная тема становится одной из ведущих в русской литературе: в пьесах Островского и Сухово-Кобылина, в романах Достоевского и Крестовского, в повестях Гаршина и Чехова. Литература, как всегда, чутко отреагировала на изменение менталитета нации. «Лучи света», рождённые новыми представлениями о сверхценности свободной личности, всё глубже проникали в «тёмное царство» сословных традиций. Под их воздействием таяли культурные и социальные запреты, казавшиеся вечными. Вместе с освобождением творческих сил народа, этот процесс нёс и освобождение от безусловных табу на самоубийство, убийство, воровство, хулиганство (именовавшееся тогда «озорным поведением»). В мире индивидуальностей совершить преступление несравненно легче, чем в мире жёсткого коллективизма.

Как и у всякого проявления индивидуальной свободы, у преступности в пореформенной России скоро нашлись свои идеологи и организаторы. На рубеже 1860—1870-х годов произошло знаменательное событие: родилась организованная преступность. В обеих столицах наших, в Петербурге и в Москве, появились устойчивые преступные сообщества, деятельность которых была теснейшим образом связана с растущим и крепнущим капитализмом. Об этом свидетельствуют громкие судебные процессы, будоражившие общество в те годы.

В 1869 году в Петербургском окружном суде рассматривалось дело отставного гвардии прапорщика Левицкого и группы его соучастников, исключительно дворян. Их обвиняли в подделке ломбардных билетов и других ценных бумаг. Безрукий Левицкий, ветеран Севастопольской обороны, отмеченный за храбрость наградами, организовал цепочку: добыча подлинных билетов, переделка их номинала на более высокий и сбыт. На суде Левицкого признали виновным, остальных оправдали. Не прошло и года, как Левицкий был доставлен из тюрьмы и вновь предстал перед судом вместе с отставным гвардии корнетом Янковским и мелким чиновником Боровиковым. Им инкриминировали подделку банковских билетов. На этот раз суд оправдал Левицкого. Спустя несколько месяцев после его освобождения, при попытке сбыта фальшивых купонов выигрышного займа, был задержан некий дворянин Христинич. Как оказалось, его разыскивали ещё по первому делу Левицкого. Следствием был обнаружен чемодан, доверху набитый фальшивыми деньгами, ценными бумагами, оттисками и заготовками. В 1869–1871 годах прошли и другие судебные процессы, связанные с подлогами, изготовлением и сбытом фальшивок, в ходе которых имя безрукого главаря периодически выплывало на поверхность. По одному из дел к суду было привлечено семнадцать человек: дворяне, чиновники, отставные офицеры, купцы, мещане, русские, поляки, евреи. Сходство составов преступления и наличие постоянных фигурантов, выступавших то в качестве свидетелей, то в качестве обвиняемых, наводит на мысль о возглавляемом Левицким преступном сообществе, многие участники которого были знакомы по службе в Измайловском и Гусарском гвардейских полках.

В Петербурге ещё не отгремели отголоски судебных речей на процессах по делам гвардейской шайки, когда новая вереница преступлений с одним и тем же составом участников заставила изрядно потрудиться полицию Москвы. Газетчики придумали этому пёстрому сообществу колоритное название: «Клуб Червонных валетов». Следствие продолжалось шесть лет, суд состоялся только в феврале – марте 1877 года. Поддерживал обвинение прокурор Московского окружного суда Н. В. Муравьёв. Для него это дело открыло путь к славе и высоким чинам: через семнадцать лет он сядет в кресло министра юстиции и будет занимать его вплоть до революции 1905 года.

Процесс «червонных валетов» потряс воображение тогдашней публики широтой криминальной сети. На скамье подсудимых – сорок восемь обвиняемых. Православные соседствовали с мусульманами и евреями; рядом с мещанами и крестьянами сидели дворяне и офицеры. Список фамилий подсудимых читался, как справочник по национальному вопросу: Петров, Неофитов, Огонь-Догановский, Левин, Мейерович, Массари, Эрганьянц… Двое из них – Николай Дмитриев-Мамонов и Всеволод Долгоруков – принадлежали к знаменитым аристократическим родам, были славны своими богатыми и влиятельными родственникам, имена которых использовали для обделывания тёмных дел. Следствие вскрыло массу фактов: образование контор типа «Рогов и копыт», создатели которых получали залоги от принятых на работу служащих и с деньгами скрывались; выманивание денег и векселей якобы для «верного дела» под обещания сказочных прибылей; спаивание и обирание «клиентов»; изготовление и использование подложных векселей и завещаний; мошенничества со страховками и тому подобные дела. Подсудимые Плеханов и Неофитов ещё во время отсидки в Московском тюремном замке в 1872 году организовали прямо там, в тюрьме, мастерскую по изготовлению фальшивых бумаг. Они же разработали проект создания некоей преступной ассоциации. Возможно, под впечатлением только что прогремевшего на всю Россию «нечаевского дела» (о нём речь впереди), отцы преступного синдиката вознамерились создать законспирированную криминальную организацию во главе с председателем, с советом из трёх авторитетных членов, с общим капиталом, лабораторией по изготовлению поддельных документов. Планировали вести и агентурную работу: внедрять своих людей на важные посты в государственных учреждениях.