Читать онлайн «Вермахт и оккупация». Страница 28

К этой области исследования относится также активное участие военных органов в осуществлении фашистской программы по «окончательному решению еврейского вопроса» в оккупированных советских областях. 13 августа 1941 г. ОКВ приказало во всех тыловых районах армий и групп армий создать гетто. Уже непосредственно в первые месяцы войны отдельные военные руководители начали создавать гетто, например, в Минске и других городах западных районов БССР. 12 сентября 1941 г. штаб оперативного руководства ОКВ, сославшись на изданные в мае «Директивы о поведении войск в России», строго запретил любое использование граждан еврейской национальности в оккупированных советских областях для оказания услуг вермахту, исключая их работу в составе специальных рабочих колонн, находящихся под надзором. Это ограничение было оговорено, очевидно, в связи с использованием жителей гетто как рабочей силы. В этой связи следует заранее констатировать, что созданные в оккупированных советских областях гетто с их обитателями к лету — осени 1943 г. были почти полностью уничтожены. Советским партизанам, а позднее также наступавшим советским войскам иногда удавалось освобождать узников таких гетто. Например, партизанское соединение под командованием дважды Героя Советского Союза С.А. Ковпака во время своего легендарного похода в Карпаты спасло летом 1943 г. оставшихся в живых узников гетто западноукраинского города Скалат.

Хотя непосредственное осуществление описанных здесь массовых убийств советских граждан было поручено в основном СС и службе безопасности, военные органы проводили такие акции по уничтожению в широких масштабах самостоятельно. Например, 1-я пехотная бригада СС, которая в составе 6-й армии в районе Коростень, Черняхов, Житомир занималась «акциями чистки», докладывала 10 августа 1941 г.: «В Горошках дислоцирован 3-й батальон 375-го пехотного полка, входящий в состав 221 — й дивизии службы безопасности. В течение восьми дней он очищал территорию. Евреев и большевиков расстреляли». Областной комиссар г. Слонима (Белорусская ССР) Эррен писал в отчете в ноябре 1941 г. о методах истребления в своем районе: «В сельской местности в течение некоторого периода вермахтом было проведено прочесывание, к сожалению, лишь в пунктах с населением менее тысячи жителей». В начале августа 1941 г. генерал Зальмут, командовавший 30-м армейским корпусом, приказал убить всех евреев города Кодыма, использовав для этого специальное подразделение службы безопасности 10а и 300 человек из подчиненных ему войск.

Многочисленные документы свидетельствуют о массовом уничтожении советских граждан еврейской национальности местными военными комендатурами. Так, комендант Армянска 26 ноября 1941 г. приказал расстрелять 14 местных жителей еврейской национальности. С беспримерным цинизмом комендатура Карасубазара (Крым) докладывала 14 декабря 1941 г.: «76 мужчин, женщин и детей — евреи деревни — четыре дня назад доставлены на свалку и оттуда не вернулись».

Следует добавить, что в докладах речь идет чаще всего об акциях по массовому уничтожению мирного населения, независимо от партийности или национальности отдельных лиц, так же как и в тех случаях, когда говорили о расстрелянных «партизанах», даже если это касалось детей и стариков.

Иногда военные инстанции жаловались на действия боевых команд. Но эти жалобы были направлены не столько против акций по убийству, сколько против методов их осуществления. Так, 11-я армия приказала действующей в ее районе боевой группе Д проводить ликвидацию людей лишь на значительном удалении от штаба армии и вообще «незаметно». Некоторые командиры воинских частей издавали специальные распоряжения подчиненным им частям, в которых запрещалось без приказа принимать участие в массовых экзекуциях, присутствовать на них или фотографировать, но сами одновременно оказывали этим боевым командам всяческую помощь.

К преступным методам, которые использовались немецким фашизмом как по отношению к собственному, так и к другим народам, относилась также так называемая «программа эвтаназии» (уничтожение больных). Эта программа убийств, в разработке «законных» основ которой принимал участие бывший боннский статс-секретарь Глобке и жертвами которой, по последним подсчетам, только лишь в немецких лечебных учреждениях и концентрационных лагерях были 95 тыс. человек, осуществлялась также и в захваченных советских областях. Участие органов вермахта в этих преступлениях ясно видно из целого ряда документов.

Так, например, под руководством гарнизонного врача, д-ра Раковского, находившегося в подчинении военного коменданта Киева, в октябре 1941 г. личным составом войск СС было расстреляно около 300 больных, находившихся в психиатрической клинике города. Остальные больные были уничтожены в последующие месяцы.

В Полтаве солдаты боевой группы С по договоренности с комендатурой в ноябре этого же года убили всех больных местной больницы, страдавших заболеваниями нервной системы. В ноябре 1941 г. командир 11-го танкового полка 6-й танковой дивизии полковник Колль, будучи комендантом Калинина, также приказал расстрелять 10 душевнобольных больницы в Бурашево на том основании, что для них нет ни помещения, ни питания.

Особенно ясно видно отношение штабов воинских частей к программе эвтаназии на примере судьбы больных лечебного учреждения в Макарьево (в полосе действий 18-й армии группы войск «Север»). В середине декабря 1941 г. 2-я пехотная бригада СС, действовавшая в тыловом районе этой группы армий, обратилась через своего бригадного врача штурмбаннфюрера д-ра Элиеса к командованию 28-го армейского корпуса с предложением ликвидировать около 230 душевнобольных женщин, находившихся в больнице. В письме к командованию 18-й армии (Кюхлер) командир корпуса ответил на это предложение следующим образом: «Оставлять этот чрезвычайно опасный очаг непосредственно за передовой линией зимних позиций и в районе дислокации войск нежелательно. Кроме того, обитатели этого учреждения, с точки зрения Германии, не являются ценными».

Этот комплекс вопросов обсуждался уже с разведотделом 1-го армейского корпуса, который был полностью согласен с командованием 28-го армейского корпуса. Подразделение службы безопасности под командованием Губига и Тоссно дало согласие на проведение необходимых мер. Следует добавить, что речь идет здесь вовсе не о личном мнении, противоречащем взглядам высшего военного руководства. Уже 26 сентября 1941 г. Гальдер заметил по поводу беседы с генерал-квартирмейстером сухопутных войск: «Учреждения для душевнобольных в районе группы „Север“. Русские рассматривают сумасшествие как что-то святое. Несмотря на это, больных следует умерщвлять». В заявлении, помещенном как сноска в военном дневнике Гальдера, также имеются процитированные выше слова. Гальдер утверждает, что он сделал эту запись с намерением выступить против действий СС в этом районе. Главное командование сухопутных войск якобы постоянно выступало против проведения подобных мероприятий. Но факты разоблачают бывшего начальника Генерального штаба сухопутных войск.

Сколько советских граждан стали жертвой политики террора и убийств, проводимой фашистским оккупационным режимом уже в первые месяцы войны, точно неизвестно. Однако одни лишь донесения об акциях, проведенных боевыми группами СС, дают возможность подвести ужасающие итоги. Согласно этим донесениям, общее число убитых боевыми группами А и С к середине октября 1941 г. составляло около 216 тыс. человек. В районе действий боевой группы В только лишь за октябрь было уничтожено 37 180 человек. Боевая группа Д приблизительно за этот же период сообщала об экзекуции над 31 767 коммунистами и евреями. Все это осуществлялось при поддержке, а во многих случаях и при непосредственном участии военных инстанций.

Взаимодействие подразделений СС и службы безопасности с вермахтом при осуществлении массовых преступлений по отношению к гражданскому населению уже в начальный период фашистской агрессивной войны было в определенной степени разоблачено на Нюрнбергском процессе против главных военных преступников. С тех пор историками были опубликованы и другие работы по этому вопросу. Несмотря на это, во многих источниках буржуазной историографии, особенно в ФРГ, бытуют утверждения, что военные не были посвящены в суть задач боевых групп и что они не участвовали в злодеяниях этих групп. Эта широко распространенная легенда, использованная защитниками фашистского генералитета на Нюрнбергском процессе и американскими военными трибуналами в обоих важных для установления истины последующих процессах — в процессе над боевыми группами СС (дело 9) и в процессе над главным командованием вермахта (дело 12), — является составной частью предпринятых с конца Второй мировой войны усилий реабилитировать германский милитаризм. Эта легенда в принципе воспринимается и теми историками, которые в настоящее время, прежде всего под давлением все более веских доказательств, вынуждены частично подвергать критике действия руководящих военных инстанций фашистского государства. Если использованные при этом методы в отдельных случаях различны, то основная тенденция все же состоит в том, чтобы ограничить обвинения в адрес военных тем, что они «вопреки своей совести», руководствуясь «традиционным повиновением», терпели эти акции уничтожения, причем сами они в большинстве случаев стремились обойти исполнение подобных приказов. В какие противоречия они при этом впадают, видно из книги X. Хене об СС «Орден под мертвой головой. История СС» (Гамбург, 1966–1967 гг.), которая была перепечатана на страницах журнала «Шпигель» и таким образом настоятельно рекомендована широкому кругу читателей ФРГ. Хене, который стремился к «исправлению мнения об СС», хотя бы в плане частичной реабилитации этой преступной организации, не может обойти молчанием целый ряд фактов участия военных инстанций в акциях уничтожения, проводимых специальными командами. Ссылаясь на события в Польше осенью 1939 г., он говорит, что военные вскоре поняли, какие задачи ставились перед боевыми группами, и, цитируя проект приказа Браухича «Урегулирование использования охранной полиции и службы безопасности в составе сухопутных войск», констатирует, что армия согласилась «с почти неограниченной деятельностью боевых групп», но вслед за этим утверждает, что военные не подозревали об эскалации ужаса; наоборот, они рассматривали боевые группы как «обычные разведывательные органы для борьбы с противником на фронте». Если Хене приписывает фашистским военным в этой связи «странную шизофрению», то такая оценка удивительно точно характеризует его собственную аргументацию в отношении предмета исследования.