Читать онлайн «Торквемада». Страница 16

Не следует думать, что на кострах сжигались только такие люди, как Джордано Бруно или Ян Гус. Святая инквизиция преследовала не только за сознательное отклонение от догматов веры, но и за колдовство и ворожбу, причем около 4/5 приговоренных за последнее были женщинами.

Легко, живя в XXI веке, называть это мракобесием. Когда люди не верят в колдовство и порчу, «охота на ведьм» кажется им несусветной дикостью. Людям Средневековья было гораздо сложнее: лекарств почти не было, и эпидемии неведомых болезней уничтожали их тысячами. Тут невольно станешь суеверным. К тому же молва быстро распространяла секреты, выползшие за пределы колдовских кухонь. Разного рода ведьмы, хвастаясь своим искусством, сами убедили народ в своей реальности и в своем могуществе — и последовал ответ, последовала реакция общественной самозащиты…

Сжигали, конечно же, не только в Испании. Например, когда в 1411 году во Пскове началась эпидемия чумы, сразу же по обвинению в напущении болезни были сожжены двенадцать женщин. Просто люди искренне боялись нечисти и верили в реальность вреда от общения с ней. «Суд Линча» в таких случаях вспыхивал сам собой, и происходило это задолго до рождения пресловутого американского судьи Чарлза Линча. Инквизиторы же вырывали обвиняемого из рук озверевшей толпы и предлагали хоть какую-то формальную процедуру расследования, в которой, кстати сказать, можно было и оправдаться. И многие оправдывались…

Да, в эпоху Средневековья полыхали костры инквизиции, но, например, сторонников черной магии преследовали и гораздо позднее XV века.

Церковный собор в Валенсии, проходивший аж в 1248 году, отнес разного рода ведьм и колдунов к еретикам. В Средние века ересь была страшным уголовным преступлением.

Профессор Московской духовной академии протодьякон Андрей Кураев по этому поводу пишет: «На самом деле „нечистоплотно“ обвинять целую эпоху в истории человечества, никак не пытаясь понять мотивы действий тех людей…

Да, сжигать людей — мерзко. „Еретика убивать не должно“, — говорит святой Иоанн Златоуст… Но историк тем и отличается от моралиста, что он должен понимать логику событий и мотивы лиц, творивших нашу историю, а не просто выставлять им оценки за поведение…

Если же моралист осуждает одних преступников (инквизиторов) ради того, чтобы безусловно обелить другую группу преступников (колдунов), то здесь возникает вопрос — а есть ли у этого моралиста вообще нравственное право на то, чтобы считаться моралистом…

Так что вовсе не с наукой воевала инквизиция, а с магическим суеверием. Оттого и рождение науки пришлось на пору расцвета инквизиции».

А, скажем, некий Белрамо Агости, бедный сапожник, в 1382 году в Италии был отправлен на костер за высказанные им богохульные слова во время азартной игры в карты. В самом деле, «нигде инквизиция не действовала так жестоко», особенно если сравнивать ее деятельность с репрессиями сталинского НКВД и нацистского гестапо…

Генри Чарлз Ли в своей «Истории инквизиции в Средние века» утверждает: «Стоит отметить, что во фрагментах инквизиторских процессов, попавших к нам в руки, упоминания пыток встречаются редко».

Жан Севиллья пишет: «Пытка? Все виды правосудия той эпохи прибегали к ней. Но руководство Николаса Эймерика[19] отводит ей лишь самые экстремальные случаи и ставит под сомнение ее полезность: „Вопрос этот обманчив и неэффективен“. Костер? Эмманюэль Ле Руа Лядюри[20] отмечает, что инквизиция редко прибегала к нему. Здесь тоже миф не выдерживает никакого экзамена… Исключительные меры наказания были редки. Жертвы в этом случае передавались в руки светской власти, которая практиковала костры. Эта казнь вела к смерти от удушения. Звучит ужасно, но смерть через повешение или через отрубание головы, что практиковалось в Европе до XX века, или смерть через инъекцию, применяемая в Соединенных Штатах, разве они более мягкие?»

Хуан Антонио Льоренте рассказывает: «Хотя папы, учреждая инквизицию, предполагали только розыск и наказание за преступление ереси (причем отступничество от веры рассматривалось как частный случай), однако с самого ее начала инквизиторам рекомендовалось старательно преследовать христиан просто подозреваемых, потому что это было единственным средством, которое могло привести к открытию настоящих еретиков. Плохая репутация в этом отношении служила достаточным прецедентом для обоснования дознания и обыкновенно давала повод к доносам».

Пока не существовало оформленного законодательства, четко регулирующего общественный договор граждан и властей, весь авторитет монархов и сеньоров держался на религии. Церковь объявляла королевскую власть данной от Бога. Она призывала народ именем Бога беспрекословно подчиняться сеньору. Римский папа, отлучая монарха от Церкви, тем самым освобождал его подданных от присяги и необходимости повиноваться. В судах клялись на Библии, а религия была чем-то вроде конституции.

Хуан Антонио Льоренте отмечает: «Евреи и мавры также считались подсудными святой инквизиции, когда они склоняли католиков своими словами или сочинениями принимать их веру На самом деле они не были подчинены законам Церкви, потому что не получили крещения; но папы пришли к убеждению, что они становились, так сказать, под каноническую юрисдикцию самим актом своего преступления».

Впадение в ересь и склонение к ереси разрушало устойчивые связи. Сменив веру, человек, по сути, отказывался от всех ранее данных клятв. Он переставал быть подчиненным своего сеньора и мог жить вне общего закона. Но тогда, соответственно, и сеньор был вправе обойтись с ним как с человеком «вне закона», что, собственно, и делалось.

Еретики, в свою очередь, тоже не отличались смирением. В Средние века мир не ведал полутонов и нейтралитета. Любой компромисс на деле оказывался уловкой, тактическим ходом, но вовсе не решением, устраивающим обе стороны. И надо отметить, что в большинстве случаев именно еретики выступали зачинщиками смут. Пользуясь невежеством основной массы людей, они страстно обличали погрязших в грехах правителей и церковников, которые, к слову, действительно были совсем не святыми. И одними обличениями дело не ограничивалось: вожди еретиков призывали к неподчинению грешникам и лицемерам, уверяя, будто их власть идет от дьявола, а вовсе не от Бога…

В Средние века это был страшный аргумент. Потому-то светские власти и не щадили еретиков, ведь каждый из них мог нести в себе зерно восстания — и это тогда, когда и так все было плохо, когда каждый год имели место то неурожай, то голод, то эпидемия, то война.

Жан Севиллья пишет: «Если судить инквизицию по интеллектуальным и моральным критериям, имеющим хождение в XXI веке, очевидно, что это система возмутительная. Но в Средние века это не возмущало никого. Не нужно забывать отправной точки этого дела: осуждение, вызванное еретиками, возмущение их деятельностью и их выступлениями против Церкви. Как это ни кажется удивительным, но люди XIII века рассматривали инквизицию как избавление. Средневековая вера не была индивидуальной верой: общество формировало органичное объединение, в котором все оценивалось в коллективных терминах. Отрицание веры, ее предательство или фальсификация представляли собой преступления, виновные в которых должны были отвечать перед обществом».

Режин Перну в своей книге «Чтобы покончить со Средневековьем» утверждает, что инквизиция — это «защитная реакция общества, для которого вера была такой же важной составляющей, как физическое здоровье сегодня».

Жан Севиллья делает вывод: «С точки зрения судебной методики инквизиция представляла собой прогресс. Там, где ересь провоцировала неконтролируемые реакции — народные возмущения или скорый суд, — инквизиция ввела процедуру, основанную на расследовании, на контроле правдивости фактов, на поиске доказательств и признаний, опиравшуюся на судей, которые противостояли страстям общественного мнения. Именно инквизиции было обязано своим появлением жюри, благодаря которому приговор исходил от совещания судей, а не от мнения одного судьи».

При этом, естественно, в своих истоках инквизиция была продуктом грубого, бесчувственного и невежественного мира. И нет ничего удивительного в том, что и сама она именно поэтому была грубой, бесчувственной и невежественной. Не более, однако, чем прочие институты того времени, так что ничья «мрачная слава» ничего особо не «затмила» и затмить не могла.

Итак, в христианских королевствах Пиренейского полуострова инквизиция была официально учреждена римским папой в первой половине XIII века, но сначала только в Арагоне. Поначалу она действовала бессистемно и неэффективно, а к началу XV века и вовсе практически бездействовала. В других местах — в частности, в Кастилии, Леоне и Португалии — инквизиция вообще появилась только к 1376 году, то есть спустя полтора столетия после ее прихода, например, во Францию.