Читать онлайн «Сердце на палитре - Художник Зураб Церетели». Страница 9

Так что знакомство и дружба с первыми лицами не служат непременной гарантией успеха. Церетели не раз называли с момента его появления на Поклонной горе "придворном художником", хотя он, как нам известно, не изваял ни одного бюста или памятника первых лиц государства, не написал ни одного заказного портрета или картины. Не вдохновлялся образом Ильича, кормившего тысячи творцов, без устали фабриковавших картины, портреты, бюсты и статуи великого вождя пролетариата. Изваяния Ленина заполняют поныне главные улицы и площади многих городов на необъятных просторах бывшего Советского Союза. Ни одного из них не значится за Церетели. Таков еще один факт его биографии.

В Санкт-Петербурге, в стенах основанной Иваном Шуваловым Российской Академии художеств, академики избрали в конце 1997 года президентом РАХ Церетели. До этого он пребывал в должности вице-президента, исполняющего обязанности президента. В кресло с приставкой и. о. сел после кончины Николая Пономарева, завещавшего членам президиума избрать своим приемником именно Зураба. Это было неожиданно и необъяснимо для демократической общественности, презрительно относившейся к художественной структуре, унаследованной свободной Россией от императоров и вождей. Несколько лет до избрания средства массовой информации вели беспрецедентную в истории искусства кампанию против художника. И вдруг — такой выбор!

То был первый случай в летописи академии, когда ее глава успел себя проявить до избрания столь разносторонне — как живописец, монументалист, скульптор, график, дизайнер. И как прораб, строитель, главный художник крупнейших объектов.

В свое время известный русский архитектор Василий Баженов, автор проектов царских дворцов, оставшихся на бумаге и в макете, завещал детям никогда не строить в России. Слишком много страданий пришлось ему пережить, общаясь со своевольными заказчиками и вороватыми подрядчиками. Такой неприязни к строительству у Церетели нет. Он все время занят хлопотным делом, общением с инвесторами, заказчиками, подрядчиками, начальниками монтажных и строительных управлений, конструкторами и учеными. Его усилиями в Москве возрождены старинные дворцы ХVIII века, известные памятники архитектуры — "дом Губина" и "дом Долгоруковых".

Казалось бы, можно было бы на этом успокоиться. Но самый крупный строительный проект стоимостью в миллиарды долларов не реализован. И мысли о нем не угасли. Это все тот же "детский парк чудес" в Нижних Мневниках.

Самым удачливым скульптором до1917 года являлся академик Александр Опекушин, родом из крестьян, выигравший конкурс на памятник Пушкину в Москве. Торжества по случаю его открытия превратились в национальный праздник. В нем участвовала императорская фамилия, Тургенев и Достоевский. Один слыл либералом, другой — консерватором. Их появление рядом казалось предвестием новой жизни, полной свободы и братства. Всем после отмены крепостного права хотелось в обществе согласия. С первого взгляда на романтического Пушкина, далекого от истинного образа поэта, Москва его статую полюбила. Чему способствовала либеральная обстановка в России в конце жизни Александра II, вскоре после торжеств в Москве убитого террористами. Это первый и единственный случай, когда монумент, установленный в городе, не вызвал споров.

Царский двор после триумфа поручил Опекушину создать монументы Александру II и Александру III для Москвы, где не было ни одного памятника императорам.

Другим преуспевавшим московским ваятелям — Андрееву, Вучетичу, Томскому удавалось установить в Москве один или два монумента. Андреев создал известные памятники Гоголю и Александру Островскому. Вучетич изваял Дзержинского, который низвергла толпа. Томский — памятник Гоголю и конную статую Кутузова. У Мухиной — три московских монумента. Кроме "Рабочего и колхозницы", выполненных по эскизу архитектора Бориса Иофана, она автор памятников Чайковскому и Горькому.

А Церетели — возвел в Москве обелиск дружбы, памятник в честь Победы, "Трагедию народов", Петра. Его кони скачут в разных концах города. Статуи в бронзе и композиции заполняют фонтаны Александровского сада и Цветного бульвара, Московский зоопарк. По-видимому, не скоро это достижение кому-нибудь удастся превзойти.

В молодости на всесоюзной выставке "На страже мира" в московском Манеже Церетели заслужил первую золотую медаль. Он стал непременным участником всесоюзных и республиканских выставок, где удостаивался высоких наград. Но известность к нему пришла с другой стороны, откуда никто не ждал. Под руками живописца зазвенела бронза, засверкала на солнце, овеваемая влажными ветрами мозаика, удивив сокурсников, готовившихся стать профессиональными ваятелями. Знатоков поразила объемная мозаика, декоративные картины в технике витража, перегородчатой эмали, чтимой в средневековой Грузии. На этом поприще Церетели прославился, удостоился признания выдающихся монументалистов и государственных наград.

Увидев его объемные композиции в Адлере, мексиканский монументалист Давид Сикейрос сделал после их осмотра такую запись:

"От своего имени и от имени монументалистов Мексики я поздравляю Зураба Церетели за художественные достоинства выполненных им работ.

С большой пластической силой и творческой фантазией Зураб Церетели постигает сложную технику настенной росписи.

Я утверждаю, что он вошел в необъятные просторы искусства будущего, сочетающего скульптуру с живописью. Творчество Зураба Церетели вышло из национальных рамок и приобретает международное значение".

Часто бывая в Париже и Нью-Йорке, общался наш герой с самыми известными художниками ХХ века, поражавшими воображение современников Дали, Пикассо, Шагалом.

Встреча с первым произошла в Нью-Йорке при посредничестве генерального секретаря ООН, намеревавшегося поручить Дали и Церетели расписать стены штаб-квартиры Организации Объединенных наций. Выбор был не случайным. Генеральный секретарь хотел запечатлеть историческое событие — конец холодной войны, факт примирения между демократиями Запада и Советским Союзом. И для этого решил дать возможность проявить себя под одной крышей выдающимся представителям двух миров, двух культур. После состоявшегося знакомства Дали писал Генеральному секретарю ООН:

"Благодарю Вас за предложение сделать росписи в ООН вместе с русским художником Зурабом Церетели. Это счастливое знакомство с грандиозным мастером, в котором соединяются таланты художника и организатора. Это придает двойную энергию всем его произведениям и начинаниям".

Сикейрос первый заметил, что творчество грузина, гражданина СССР, стало интернациональным, значимым для мирового искусства. Когда-то в ходу была выведенная Сталиным формула об искусстве социалистического реализма, национальном по форме и социалистическом по содержанию. Церетели вырос и стал живописцем в Грузии, учили его профессора грузинские и русские, сосланные на Кавказ. Петербургские и тбилисские мастера прошли французскую школу в ее лучшие времена, эпоху расцвета авангардных течений, возникавших во Франции на рубеже ХIХ-ХХ веков.

Зурабу, когда приоткрылись двери на Запад, посчастливилось поучиться в пору первой советской «оттепели» в Париже на художественных курсах. Тогда побывал в мастерской Пикассо, заразился его неистовством, плодовитостью, универсализмом. На него оказало влияние не столько индивидуальное творчество гигантов искусства ХХ века, сколько жизненный пример титанов, работавших в живописи, графике, скульптуре, архитектуре, дизайне. Пикассо лепил статуэтки, занимался витражами, создавал монументы. Шагал расписал потолок парижской Оперы.

Живя в Бразилии, Церетели работал совместно с Нимейером, в Японии познакомился с Танги, побывал в его мастерской. Он впитывал, как губка, все лучшее в современном искусстве, оставаясь при этом самим собой. Его бы не было без Пиросмани, Шухаева, авангарда русского и французского. Но и без Церетели современный мир искусства — не полон. Он нашел свое место в тесном строю признанных в мире художников второй половины ХХ века.

Любую его картину и статую легко определить с первого взгляда. Он не только национален, интернационален, но и индивидуален. Художественный почерк Церетели понятен каждому человеку, на каком бы языке тот не говорил, потому что образы при таком раскладе наполнены общечеловеческим содержанием.

Каждому истинному художнику приходится отвечать на вечные вопросы, плыть в течениях, омывающих континент мировой культуры. Они называются известными именами Добра и Зла, они противоборствуют в жизни и в искусстве, которое с молодости стало смыслом существования. Не раз писал Зураб образ Чарли Чаплина. С ним не успел познакомиться. А чувство к нему возникло после того, как случайно увидел немой американский фильм "Огни большого города", некогда потрясший миллионы зрителей. Поразила история бедняка, отдавшего все силы и средства ослепшей девушке-цветочнице, чтобы она могла стать зрячей. Когда красавица после лечения прозрела, то не узнала спасителя (или не захотела видеть беднягу) и прошла мимо.