Читать онлайн «Земной круг». Страница 8

Страну Воцзюй, в которую так часто вторгались владельцы каменных стрел, следует искать на Уссури и Сунгари. Восточная окраина ее тоже примыкала к Большому морю.

Те воцзюйцы, что жили у моря, хранили память о событиях, свидетельствовавших о связях их страны с землями, лежащими в Большом море. Из одного предания явствовало, что воцзюйские рыбаки были занесены бурей к берегам неведомого острова, где люди говорили на непонятном языке.

Однажды на берегах Воцзюя увидели выкинутое морем судно. На нем, как уверяли очевидцы, был иноземец со вторым лицом на шее. «Второе лицо», точнее личина, было не чем иным, как маской, известной в военном быту некоторых тихоокеанских народов.

Человек, выкинутый морем, не понимал языка воцзюйцев. Он отказывался от пищи и вскоре умер. Люди Воцзюя уверяли, что земля, откуда приплыл иноземец, находится к востоку от их страны.

Этот случай, наводящий историка на многие размышления, описан в главе тридцатой «Вэйши», или истории царства Вэй. Известие о человеке с «лицом на шее» было получено на морском побережье Воцзюя. Около 240 года нашей эры китайский чиновник Ван Ци записал сказания о связях Воцзгоя с дальними странами и народами.

К югу от Воцзюя лежала страна Фугой. Китайские купцы хорошо знали «дяо-на», как назывались лучшие меха, приобретенные у фуюйских звероловов. Там жили удачливые охотники на соболей, добытчики жемчуга и владельцы отличных коней.

Эта страна и ее народ пользовались особым покровительством императоров Китая. В первом тысячелетии нашей эры был издан указ, предписывавший китайским чиновникам разыскать среди рабов, проданных в Китай, всех уроженцев страны Фуюй, чтобы даровать им свободу. Продажа или покупка фуюйских рабов была запрещена. Освобожденные невольники поселялись на земле Шаньси и Хэнани.

Соболи с Камчатки, проникавшие в страну хуннов, не могли миновать трех стран — Илэу, Воцзгой и Фуюй. Жители этих стран, очевидно, были посредниками между северо-восточными племенами, хуннами и китайцами. Соболий мех был известен в Древнем Китае еще до того времени, в котором жил властитель хуннов Учжулю-шаньюй. В сочинении «Спор об управлении соли и железа», написанном, вероятно, лет за сто до нашей эры, сказано:

«За кусок обыкновенного китайского шелка можно выменять у хуннов предметы стоимостью в несколько золотых и тем самым уменьшить ресурсы врага. Мулы, ослы, верблюды проходят границу, направляясь к нам непрерывной чередой. Лошади всех пород и видов поступают в наше распоряжение. Меха соболей, сурков, лисиц, барсуков, цветные и разукрашенные ковры наполняют наше казначейство»[12].

Из последних строчек явствует, что дорогие товары Азии, прежде чем появиться в Китае, попадали в руки хуннов. В ту пору был открыт северный шелковый путь из Китая в страны Запада. Он действовал бесперебойно до начала царствования Ван Мана в Китае.

Учжулю-шаньюй жил в годы расцвета торговых связей. Разными способами хуннский вождь добывал для себя бобров и соболей с Камчатки, китайские зеркала, черноморские ткани, изделия бактрийских мастеров.

Итак, культуры нескольких народов, живших в разных углах земного шара, разделенных огромными расстояниями, вошли в соприкосновение друг с другом. Но меня поразила не только эта истина. Учжулю-шаньюй правил хуннами с 8 года до нашей эры по 13 год нашей эры. В то время далеким Пантикапеем владел боспорский царь Рискупорид, изображенный на монете, найденной на Камчатке. Тиберий, имя которого тоже связано с камчатской находкой, взошел на римский трон всего через год после смерти Учжулю-шаньюя. Следовательно, император Рима, боспорский царь и хуннский властелин были современниками.

Это обстоятельство дает заманчивую возможность предположить, что монеты Рискупорида Первого и Тиберия, найденные на Камчатке, и греческая шерстяная ткань, пролежавшая одну тысячу девятьсот одиннадцать лет в хуннском кургане, — своеобразные ровесники.

Камчатский соболь, очутившийся в могиле Учжулю-шаньюя, в свою очередь, может быть ровесником боспорской монеты и греческого ковра с изображениями всадников.

Я прекрасно понимаю, что еще рано говорить об одновременном проникновении всех этих предметов в те места, где их потом нашли. Но о времени, в течение которого они начали свой путь, стоит подумать.

Если камчатский соболь лег в землю страны хуннов рядом с черноморским ковром, то уже не через руки ли тех же хуннов и их северо-восточных соседей прошла и пантикапейская монета перед тем, как затеряться в каменном хряще на берегу камчатского озера Ушки?

Когда все находки, о которых я говорил, будут датированы с предельной точностью, можно начать сопоставление знаменательных фактов более уверенно.

А теперь от легенд и сказаний о грифах, сторожащих золото в горной сокровищнице Сибири, от скифских ковров в хуннских курганах перейдем к истории похода из Китая в Багдад[13].

Около 1278 года началось удивительное путешествие двух уйгуров — Саумы и Маркоса.

Оба они были уроженцами Китая, принадлежали к христианам несторианского толка. Превратившись в пустынников, они жили в вырытой их руками пещере неподалеку от Ханбалыка (Пекина).

До своего отшельничества Саума находился в Пекине, где успешно изучал разные науки, особенно церковные. Затем он принял участие в делах несторианской общины, получил должность звонаря и вскоре стал смотрителем несторианского храма в Пекине. У него были связи и знакомства с европейскими обитателями Ханбалыка, в том числе и с русскими людьми, объединявшимися по религиозному признаку.

Саума, смотритель несторианской церкви, не мог не знать о русской пекинской епархии, существовавшей с 1269 года и, к слову сказать, основанной гораздо ранее учреждения папского архиепископства в Китае.

Мы не знаем, видел ли Саума трех приезжих европейцев, невольно привлекавших внимание населения Ханбалыка. Это были Никколо, Маффео и Марко Поло, появившиеся в Китае за три года до начала похода Саумы и Маркоса на Запад.

Даже находясь в своем глиняном затворе, на расстоянии одного дня пути от Ханбалыка, наши путешественники не порывали связей с внешним миром. Жители Пекина и его окрестностей приходили к Сауме и Маркосу для собеседований, передавали им различные новости. Как бы то ни было, года через три после появления венецианских путешественников в Ханбалыке уйгуры Саума и Маркос решили идти на далекий Запад с намерением в конечном счете добраться до Иерусалима. Они покинули свою пещеру у чистого ручья и явились к ханбалыкским христианам только для того, чтобы проститься с ними.

Странники направились к городу Кошангу (Качиан-фу), где жили родители Маркоса. Город стоял при повороте Желтой реки на восток. Он славился обилием шелка и мастерскими для изготовления златотканых товаров. Обитатели Кошанга тепло встретили уйгурских странников, а местные правители щедро одарили Сауму и Маркоса конями, одеждой и золотом.

В стране тангутов путешественников тоже всячески обласкали и проводили в путь в сторону горькой пустыни, лежавшей между Тангутом и Восточным Туркестаном. Когда Саума и Маркое достигли Лутана (возможно, это был Хотан), они оказались в самом пекле войны. В страну вторглись войска, восставшие против великого хана. Шесть месяцев пришлось провести путникам за стенами Лутана, и лишь после этого они отважились пойти в Кашгар и вступить в этот брошенный и разграбленный город.

От Кашгара путь монахов пролегал на Талас, куда они благополучно прибыли, чтобы представиться хану Кайду, могущественному и упорному сопернику Кубилая. Кайду в то время главенствовал над всеми монгольскими улусами в Средней Азии. Его власть распространялась и на Восточный Туркестан. В Таласе уйгурские странники получили охранную грамоту, чтоб никто не смел тронуть их, пока они будут проходить по землям Средней Азии.

Мы ничего не знаем о том, как путешественники шли дальше — к Сырдарье, как пересекали водораздел между нею и Амударьей, как достигли Ургенча. Из Хорезма они направились в Хорасан и вскоре появились в стольном городе Тусе и нашли себе приют в одном из монастырей, где жили их единоверцы. Отдохнув там, уйгурские странники покинули родину Фирдоуси и двинулись к персидской области Азербейджан, где на склонах гор среди садов и виноградников раскинулся город Марага. В нем когда-то жил Гулагу, сын Чингисхана.

Там путники встретились с католикосом мар Денхой, главой несторианской церкви, и он отпустил их в шумный и великолепный Багдад.

Не только в Багдаде побывали странники из Ханбалыка. Их видели на берегах Тигра, в ставке «царя Абаги», сына Гулагу. На пришельцев из далекого Китая дивились жители армянского города Ани и обитатели страны Гургайе (Грузии).