Читать онлайн «Архаические мифы Востока и Запада». Страница 52

42

Салямон Л. С. О физиологии, с. 286 и сл.

Господство эмоции на этапе мифологического мышления не абсолютно: в любом случае действуют оба полушария головного мозга, и хотя в мифологическом мышлении нет абстрактных понятий, однако общие понятия предметного характера есть. Поэтому и на мифологическом этапе в мышлении имеются элементы рационального анализа и со временем все более начинает играть роль не только тропический, но и рациональный синтез. С другой стороны, когда человеческое познание разделяется на научное (рациональное) познание объектов мира и на преимущественно эмоциональное познание нашего отношения к объектам мира, само научное, логическое мышление не освобождается полностью от элементов эмоции и от применения тропов.

Ср.: Рунин Б. М. Вечный поиск. М., 1964.

Ср. Г. Франкфорта о «значимой непоследовательности» и «сверхизобилии воображения» в примеч. 7.

Об эмоциях ср. также, например: Кеннон В. Физиология эмоций. М., 1927; Moles A. L'analyse des structures du message poétique aux differents niveaux de la sensibilité. — Poetics. Warszawa, 1961; Симонов П. В. Что такое эмоции. М., 1966.

Так и в случае слов, начинающих уже приобретать абстрактное значение: еще во II в. до н. э. в библейской книге «Экклесиаст» встречаем: ṭôb хороший, добрый, благой, счастливый, приятный, удачный; rā' дурной, злой, больной, неприятный, тяжкий, злобный, несчастливый и т. п. — Аккадское слово napištu (и шумерское zi) само по себе в значении кровь не засвидетельствовано, но такое значение засвидетельствовано в урартском для шумерограммы этого слова — ZIMEŠ.

Васильков Я. В., Невелева С. Л. Ранняя история эпического сравнения (на материале VIII книги «Махабхараты») (в печати).

См.: Томашевский Б. В. Теория литературы. Поэтика. М.-Л., 1927, с. 30, 39 и сл.

Приведенные нами случаи переходов значения по семантическим рядам лингвисты пока не проверяли строгими методами, и теоретическое обоснование сложения и существования таких переходов не сформулировано. Вопросы семантики, конечно, изучались философами и психологами (Шрёпфер, Оли, Гулькович и др.), но их выводы, как нам кажется, практически неизвестны лингвистам. Мы вполне готовы допустить, что всестороннее исследование проблемы семантических рядов и полей внесет в нее новое понимание, однако пока мы эмпирически исходим из обильного материала, собранного лингвистами-компаративистами.

См.: Freud S. Die Traumdeutung. Wien. 1900. Во фрейдистской психоаналитической науке этому вопросу посвящено огромное множество исследований. Помимо оказавших большое влияние на художественную литературу сексуальных «замещений» важное место занимают и другие (например, замещения смерти).

Разумеется, наука может изучать и отношение человека к объекту (искусствоведение, литературоведение), но тогда само это отношение есть объект, который не индуцирует или не должен индуцировать эмоций.

В данном случае и во всех подобных мы имеем в виду религию как содержание веры, как убеждение, основанное не на логическом рассуждении, а на свободной опоре на авторитет «древних» или «всех». Следует отличать от этого позднейшую нормативную, идеологизированную, а в дальнейшем — догматизированную религию.

Эпос о Гильгамеше («О все видавшем»). Пер., ст. и коммент. И. М. Дьяконова (Литературные памятники). М., 1961 (послесловие); Дьяконов И. М. Образ Гильгамеша (К вопросу об отношении мифа и эпической поэзии). — Труды Государственного Эрмитажа. 2. Л., 1958. с. 5–72.

Здесь и ниже материал индийской мифологии изложен по Я. В. Василькову.

В книге нет первой кавычки. Возможно, она должна быть перед «мифлогические»… (Прим. сканировщика).

Матье М. Э. Древнеегипетские мифы. М.-Л., 1956, с. 54.

См. рассуждения Г. Франкфорта, М. Элиаде и других авторов, цитированные выше, в примеч. 7. Мы вряд ли можем согласиться с определением Франкфортом архаического мышления как «спекулятивного», но в основном приведенные нами его заключения могут сейчас считаться принятыми в науке. Другое дело, однако, какие из этого делаются дальнейшие выводы. Так, мы не можем принять, концепцию Э. Хорнунга, видящего в мифологическом мышлении логику — отличную от аристотелевской, но все же именно логику своего рода; нам кажется недостаточной «теория функций» Ж. Дюмезиля; нам кажется недопустимым привязывать те или иные особенности архаической мифологии к культурам народов специфически той или иной семьи языков; что же касается структуралистской теории К. Леви-Стросса, то к ней мы вскоре вернемся. Не все в ней для нас приемлемо. Неприемлемы для нас и многие другие существующие толкования явления мифа. Как пример можно взять интересную книгу: Lana Troy. Patterns of Queenship in Ancient Egyptian Myth and History. Uppsala, 1986. Согласно Лане Трой, в основе египетской религиозной и политической мысли лежит некая предсуществующая идея дуальности, проявляющаяся затем в виде символов на уровне космогонии, а затем уже — мифологии разных уровней, а также ритуала. С нашей точки зрения, архаическое мышление может раскрывать объективно существующую в мире бинарность, но идея (или символ) не может предшествовать прямому наблюдению.

А не синкретическому; синкретизм — это исторически новый этап в развитии восточных религий, которого мы здесь не можем касаться.

См.: Archaeological Investigations in the Island of Failaka 1958–1964. Kuwait, 1968, рис. 79.

Мы еще будем говорить о вариативности даже самых первичных мифов. Вызываемая мифологической интерпретацией широкая ассоциативность тропических построений возбуждает воображение, иногда почти безграничное, уводящее в конечном счета от интерпретативной функции мифа. Здесь уместно подчеркнуть что на протяжении всей этой книги мы говорим лишь о мифах собственно, в том смысле, как мы их определили на с. 9, 12, 28–34, 72, 84–85, 111. В популярных книгах, однако, по разряду «мифологии» зачисляются иной раз просто волшебные сказки (повествования с установкой на вымысел, лишь с некоторой мифологической окраской, вроде истории Леды и Лебедя или Данаи и Золотого дождя и многих других подобных, рассказываемых, например Овидием). Нам кажется, что подобные сюжеты к мифам в том понимании, которому мы следуем в этой книге, уже вовсе не относятся. Ср. выше, примеч: «Напротив того, сюжет сказки немифического содержания — занятный, хотя, быть может, и поучительный вымысел: „сказка ложь, да в ней намек: добрым молодцам урок“. Конечно, сказка может и должна быть эмоциональной: эмоция не есть привилегия мифа; но миф и сказочный сюжет находятся в разных планах диахронии и различны по установке».

Levi-Strauss С. Anthropologic structurale. P., 1958; он же La pensee sauvage. P., 1962.

Такое посредничество обычно достигается по семантическому ряду, на противоположных концах которого могут находиться бинарно противопоставленные оппозиции: «жизнь —…[скажем] вода… — смерть». Посредничество, однако, необязательно: оппозиция «небо — земля» может превратиться в семантический ряд, скажем «земля — дерево — небо», но может остаться оппозицией, если она не воспринимается как противоречивая, а потому вызывающая дискомфорт.

См. также выше о ритме, с. 60.

МНМ, т. 1, с. 393 и сл.; т. 2, с. 6 и сл.

Это же отсутствие историзма показательно для мифологических толкований 30–40-х годов, предложенных О. М. Фрейденберг. У некоторых психоаналитиков «историзм», парадоксальным образом, вневременной и сводится к смене фаз биопсихологического развития индивида, человека «вообще».

Так в МНМ, т. II. М., 1989, с. 422.

Завалова Н. Д. и др. Образ в системе психической регуляции деятельности. М., 1986, с. 14 (указано нам Я. В. Васильковым).

Замечание Я. В. Василькова.

Туранга имеет достаточно толстый ствол с мягкой, легко выскребаемой древесиной — идеальный материал для туловища барабана, точно так же как ее ветви — для барабанных палочек. Туранга растет во влажных местах на юге Ирака, но прежде была распространена и гораздо далее на восток. За эту справку я благодарен М. Э. Кирпичникову. — Оба больших аккадских словаря дают под вопросом перевод «дуб», что с ботанической точки зрения невозможно.