Читать онлайн «Дикая полынь». Страница 61

Случись, попадется эта книга Доре Моисеевне, пусть узнает, что не увлекла меня она своей сенсационной темой. Все-таки меня, драматурга, взволновало как отправная точка для пьесы письмо девушки, опубликованное в тель-авивской газете "Наша страна". Опубликованное главным образом для того, чтобы сопроводить его разнузданно-клеветническим и оскорбительным комментарием журналиста А. Вайнштейна в адрес Советской страны. Вот это письмо:

"Я ола-хадаша из СССР. Мне 20 лет.

Я еврейка. Я люблю свою Родину — Советский Союз, а не какую-либо другую страну. Я живу здесь, в Израиле, но никогда, вы слышите, никогда не смогу назвать сионистское государство своей родиной. Приехала сюда я по принуждению родителей. Своего желания ехать сюда я никогда не изъявляла. И сейчас пишу вам, не называя своего имени, даже почерк не мой, а пишет маленькая девочка. Я это делаю, чтобы вы не узнали, кто пишет: я знаю, чем это пахнет для моих родителей. Я не могу открыто выразить свой протест только из страха перед преследованием моих родителей.

О, с каким удовольствием я удрала бы отсюда в Союз! Израиль разбил мою жизнь. Отнял у меня университет, где я с большой охотой училась, отнял моих друзей, моих родственников, а самое главное Израиль отнял у меня любовь! Сейчас я 20-летняя женщина, не имеющая никого, кроме родителей, чьим желаниям не могу перечить. Я читаю вашу газету. То, что вы стараетесь дискредитировать Советский Союз, не обеспечит вам уважения. И ваши идиотские статьи о моей Родине претят мне и бесят меня. С большим негодованием многие олим читают вашу газету, но молчат. Каждый негодует — уж это-то я знаю, — но молчит.

А мое терпение достигло предела, когда вы стали в своих статьях упоминать имя великого человека — Ленина. Все олим глубоко возмущены… У вас не хватает даже элементарной эрудиции, если вы пишете, что Ленин сносился с Социалистическим интернационалом в… 1929 году(!), в то время как миллионы людей знают дату смерти Ленина — 21 января 1924 года…"

Запали мне в сердце слова девушки о том, что приехала она на чужбину, в Израиль, по принуждению родителей. По-настоящему взволновало меня это горькое признание. А год спустя в Лондоне узнал я о схожей судьбе другой девушки, учившейся в одном из медицинских институтов Белоруссии и также оставившей родину по принуждению родителей. Впрочем, на нее повлиял еще провокационный телефонный звонок сионистского подпевалы из тех, кто сам не торопится на "историческую родину", но других опутывает тенетами сионистской пропаганды. Прикинувшись студентом-белорусом, фарисей пригрозил девушке: "Слушай, убирайся вон из нашего института! И нечего тебе торчать в нашем городе. Чужая ты для нас, белорусов, понимаешь? В Израиле вашем поганом — вот где твое место, а у нас, в Белоруссии, мы тебе жить не дадим. И чем раньше ты уберешься, евреечка паршивая, тем…" Девушка не дослушала до конца всей этой гнуси. Положив трубку, она — неожиданно для родителей — покорно сказала им, что согласна поехать с ними.

Оттолкнувшись от судьбы этой девушки, я написал и опубликовал в журнале "Театр" пьесу "Пелена". С полным правом предпослал ей такое короткое предисловие:

"В этой пьесе — впервые за многие годы драматургической работы я не придумал ни одной судьбы, ни одной ситуации. В "Пелене" воспроизведены судьбы только тех бежавших из подвластного сионизму Израиля бывших советских граждан, с которыми я обстоятельно встречался за рубежом. И только те ситуации из их жизни, о которых они мне рассказали. Эти трагические исповеди подтверждены документами, а также вынужденными признаниями израильской прессы и сионистских функционеров. Приступая к работе, я заранее не планировал такого строго документального материала. Только прочитав написанное, я установил полную документальность "Пелены". Это дало мне право определить жанровую особенность пьесы несколько необычно, но вполне обоснованно: драма-быль".

Да, быль, и только быль — так-то, малоуважаемая Дора Моисеевна! И я горжусь тем, что "Пелена" впервые получила сценическое воплощение на идиш в Биробиджане — там, откуда ни один человек не пожелал переселиться на "историческую родину". Это вызвало яростное неудовольствие международного сионизма, о чем мне прямо заявил в Лондоне редактор сионистского журнала "Ежеквартальное еврейское обозрение" Якоб Зоннтаг.

В наглом комментарии к опубликованному тельавивской газетой письму упомянутый Вайнштейн, обращаясь к девушке, которая никогда не сможет назвать своей родиной чужое ей сионистское государство, приклеил ей ярлык антисемитки. Иначе и быть не могло.

Да, весьма щедры на приклеивание антисемитских ярлычков сионисты в Израиле. Всех, кто посмел там выступать против аннексий и продемонстрировать свое стремление к подлинно справедливому миру на Ближнем Востоке, причислили к антисемитам. И писателя Абрама Наска, и художника Дана Кедара, и журналиста Ури Авнери. И, конечно же, члена Политбюро Коммунистической партии Израиля Бурштейна, заявившего в январе 1975 года на митинге левых сил в Тель-Авиве:

"Мир должен знать, что существует и другой Израиль, а не только Израиль аннексий, экспансии и войны. Этот другой Израиль представлен в этом зале".

К антисемитам причислены, впрочем, не только те, кто присутствовал в том зале на антимилитаристском митинге. Стоит любому израильтянину высказать сомнение в правильности захватнической политики своего правительства, как он уже "антисемит"! Такой скоростной метод пришивания ярлыков очень на руку карьеристам и стяжателям. Они давно усвоили, что клевета словно уголек: не обожжет, так хоть замарает. И "антисемита" в Израиле очень несложно выжить с доходной должности, на которую метишь сам.

Но и в такой обстановке все больше и больше людей в Израиле открыто говорят, что не мир — страшная угроза государству, а война.

Тринадцать лет было Яше Цанцеру, когда гитлеровцы в луцком гетто умертвили его родителей. На глазах у сына.

Нашлись люди, сумевшие под носом у фашистской охраны вывезти мальчика из гетто на подводе, груженной картофельной ботвой.

Свобода? О нет, ведь Яша все еще находился на оккупированной врагами территории. Всюду его подстерегала смертельная опасность. Долго мальчик брел по лесам, полям, околицам. Брел ночами куда глаза глядят.

И набрел в польском селе Любановке на словацкого крестьянина Нозефа Кунешека. Томительных два года укрывал Кунешек еврейского мальчика от гитлеровских ищеек. В этом ему помогали односельчанеполяки.

После войны шофер Яков Цанцер навестил своего спасителя уже в свободной Словакии.

Миновали годы. В Израиле, а затем в Бельгии, куда Цанцер бежал из сионистского "рая", воспоминания о мужественном словаке не оставляли его. Эти воспоминания вселяли в него надежду на то, что ему хоть кое-как удастся встать на ноги после рокового для семьи поступка переезда в Израиль. И не только Цанцер, но и жена и его гаденькие сыновья при любом случае с жаром рассказывали, как, рискуя жизнью собственных детей, словацкий крестьянин спас жизнь еврейскому мальчику.

В Роттердаме Цанцера неожиданно навестил какой-то молодой незнакомец.

— Забудьте легенду о благородном словаке, — со злобной насмешкой сказал он.

— Какая легенда! Словак спас меня! И польские крестьяне помогли ему укрыть меня!

— Словаки — антисемиты. И поляки — антисемиты. Вы забыли, к какому лагерю они принадлежат. Их социализма нам не надо. Хороший еврей не имеет права прославлять их гуманное отношение к нему.

— Но так было!

— Не было. С этой минуты, вы поняли? Не было!.. Надеюсь, больше мне убеждать вас не придется? Вы здесь ведь не тревожитесь за ваших детей, правда?

Вопрос был задан с садистским хладнокровием, и у Цанцера защемило сердце от страшной тревоги за своих мальчиков.

Услыхав от него в Брюсселе эту историю, я спросил:

— А кто же был тот незнакомец?

— Предупредить меня ему поручил "Союз сионистов-революционеров Бельгии".

"Сионистов-революционеров"? Вероятно, это оговорка, подумал я. Цанцер разволновался и напутал.

Нет, не напутал и не оговорился. Действительно, в Бельгии, существует такая организация. И ее члены старательно подчеркивают свое "социалистическое" направление. Новоявленные "революционеры" примкнули к программе, принятой на международном конгрессе студентов-сионистов в израильском городе Араде. В этом документе можно без труда распознать голос Бэра Борохова, давнего проповедника так называемого сионистского "социализма". И прежде всего, конечно, предательскую небылицу о "классовом мире" между еврейской буржуазией и еврейскими трудящимися.

После конгресса слово "социализм" как из рога изобилия посыпалось из уст сионистских пропагандистов "левого" толка. Особенно щедра на социалистическую терминологию пропаганда, нацеленная на Советский Союз и другие страны социалистического содружества.