Читать онлайн «По следам древних культур». Страница 4

Характерно, что Андреев, с острой наблюдательностью, свойственной русскому человеку, не только впервые отметил тот факт, что древние постройки на Медвежьих островах были срублены не металлическими, а именно каменными топорами, но и совершенно чётко охарактеризовал в своём донесении признаки обработки дерева каменными орудиями Последние, по словам Андреева, даже не резали и не рубили, а скорее как бы «грызли» дерево; оно было, по его образному выражению, почти «зубами грызено».

Этот случай тем интереснее, что каких-нибудь тридцать лет тому назад французская академия изящных искусств и надписей официально выразила неодобрение учёному Магюделю, пытавшемуся определить находимые в земле каменные орудия как орудия первобытных людей, ещё не знавших железа и меди. Академия нашла в его доводах вызов традиционным суеверным взглядам относительно небесного происхождения таких «громовых стрел» и строго осудила подобное вольнодумство. Взгляды простого русского сержанта в XVIII веке оказались несравненно более здравыми и передовыми, чем взгляды реакционных французских академиков.

Пробиваясь сквозь льды арктических морей, утопая в жидкой грязи и болотах приморской тундры, карабкаясь по ледяным обрывам и голым скалистым возвышенностям в безлюдной пустыне, раскинувшейся на тысячи километров, русские путешественники — мужественные и любознательные люди, не проходили безучастно и мимо древних развалин, оставленных исчезнувшими племенами. Они с глубоким интересом рассматривали искусную резьбу по кости, своеобразную утварь, черенки грубой глиняной посуды и множество других предметов, рассеянных среди заброшенных землянок и свидетельствовавших о былой жизни северных народов.

Как далёк этот действительный образ русских землепроходцев от тех злостных карикатур, которыми старались тенденциозно подменить его различные иностранные писатели, высокомерно и презрительно изображавшие русских пионеров грубыми и невежественными людьми, незнакомыми будто бы даже с употреблением компаса!

Спустя двадцать лет после того, как сержант С. Андреев увидел и описал на Медвежьих островах срубленную каменными топорами крепость, у древних обитателей Арктики на берегах моря Лаптевых произошло новое, еще более замечательное для истории нашей археологической науки событие,

28 июня 1787 года русское судно, находившееся под командованием знаменитого мореплавателя Гавриила Сарычева, бросило якорь в маленькой бухте с отлогим песчаным берегом на западном берегу Баранова мыса, примерно в семидесяти километрах к востоку от устья реки Колымы.

Вдоль небольшого ручейка с чистой водой в зелёной долине, представлявшей, по его словам, «лучшее место по всему Ледовитому морю», Сарычев увидел «обвалившиеся земляные юрты». Раскопав эти древние жилища приморских зверобоев, которые по местному преданию назывались шелагами, русские моряки нашли в них «черепья от разбитых глиняных горшков» и «два больших каменных ножа полулунной формы»[4].

Раскопки Сарычева представляют собой замечательную страницу в истории мировой археологической науки. Они явились первыми раскопками древних памятников Арктики, предпринятыми с научной целью, и положили начало полярной археологии как науке.

Начало это не пропало даром. Вопросами древней истории Севера впоследствии занималась такие видные наши ученые, как Л. Я. Штернберг, В. Г. Богораз, Л. И. Шренк и другие исследователи прошлого северных племён.

По-новому, во всей широте, вопросы истории северных народов Азии поставили советские учёные, ведущие широкие археологические исследования в этих отдаленных суровых областях: на Амуре, вдоль берегов Чукотского полуострова, в тайге Прибайкалья и лесотундрах Западной Сибири, на необозримых просторах Якутии…

И первый вопрос, который встал перед ними, — это был вопрос о первоначальном заселении севера Азии человеком.

Когда и как был заселен север Азии? В истории науки хорошо известны воззрения многих ученых, которые в духе своего времени рисовали грандиозную и величественную картину последовательного отступания с запада на восток, из Европы в Северную Азию, ледников, а вслед за ними арктических животных и круглоголовых диких охотников на северного оленя.

Это были, по их словам, люди мадленской эпохи верхнего палеолита Западной Европы, культура которых во многом напоминает культуру современных эскимосов.

Исследования последних десятилетий показали, что о таких катастрофических событиях в действительности не может быть и речи. На самом деле имел место несравненно более медленный и сложный исторический процесс, следствием которого было постепенное, медленное «просачивание» древнейших племен по незаселенным пространствам в новые области.

Археологические находки показали, что древнейшие следы деятельности человека на севере Азии уходят глубоко в прошлое — вплоть до тех отдалённых времён, когда значительная часть Европы, Азии и Америки была покрыта ледниковыми толщами, а на свободных ото льда пространствах бродили мамонты, носороги, северные олени, дикие лошади и дикие быки.

В результате раскопок палеолитических поселений Мальты и Бурети вблизи Иркутска была обнаружена новая, до того неведомая культура далёкого прошлого, раскрылся целый ископаемый мир, поразивший археологов своим неожиданным сходством с жизнью оседлых приморских племён отдалённого северо-востока — эскимосов и чукчей.

Древние обитатели Мальты и Бурети подобно эскимосам строили постоянные или сезонные деревни вдоль берегов Ангары. Так же как эскимосы и чукчи, они сооружали в них большие дома из костей гигантских животных — мамонтов и носорогов, которые водились в те отдалённые времена.

Подобно современным эскимосским жилища их имели углублённые в землю основания и были покрыты сверху куполообразной лёгкой крышей, опиравшейся на эластичный каркас из жердей и оленьих рогов.

Эти дома имели прямоугольные в плане очертания, напоминающие зимние дома эскимосов. Вход в них обычно устраивался в виде туннеля, — такой же, как в домах эскимосов. Сходятся даже и мелкие детали устройства этих оригинальных жилищ. На Барановом мысу, где копал в 1787 году Сарычев, мы видели в древнем эскимосском жилище столбы, «заклиненные» для прочности в ямах каменными плитами. Точно так же укрепляли камнями столбы из бедренных костей мамонта и палеолитические жители Бурети.

В своих поселениях они оставили после себя образцы искусной резьбы по кости и так же, как и эскимосы, чтили женских духов — владычиц, изображения которых найдены в Мальте и Бурети, Эта изображения по своей форме поразительно близки к фигуркам из древних эскимосских поселений. Одно из них, найденное в 1936 году в Бурети, заслуживает того, чтобы рассказать о нём подробней.

Статуэтка из Бурети

Эта небольшая круглая скульптура, вырезанная из бивня мамонта и одинаково тщательно оформленная со всех сторон, изображает человеческую фигуру, Руки ее, вытянутые и опущенные вниз, прижаты к телу. Нижняя и верхняя части узкого, сильно вытянутого в длину тела на первый взгляд несоразмерны друг с другом: ноги резко укорочены по сравнению с торсом.

Существенно, что такое своеобразное соотношение длины верхней и нижней половины туловища приближается именно к пропорциям женского тела, которому свойственна относительно большая длина верхней половины тела. Узкие плечи, массивные и сильно выпуклые бёдра показывают, что перед нами тоже женская фигура.

Замечательно, что на статуэтке из Бурети при отсутствии деталей, обычных для женских фигурок этой эпохи, изображаемых в обнаженном виде, а в лучшем случае с одним только пояском на талии или татуировкой, бесспорно показана прежде всего такая характерная часть одежды, как головной убор.

Головной убор, сплошь покрытый полулунным орнаментом (как и все тело статуэтки), очень резко отделен от выпуклого гладкого лица массивными краями — валиками. Мастер намеренно выделил эти края головного убора и усилил их глубокими узкими желобками, подчеркивающими овал лица. Так можно передать только края головного убора из меха, плотно охватывающего лицо густой и пушистой каймой. Убор этот несравненно шире, чем миниатюрное лицо, которое заключено в его овале. Он широкий и плоский сзади, узкий сбоку, скошен со лба назад — к темени и плавно суживается к шее, но ничем не отделен от нее. Связь головного убора с туловищем статуэтки подчеркнута также орнаментом, который непосредственно переходит с шапки на туловище, покрывая его до самых пят.

При такой тесной связи головного убора с туловищем статуэтки и обособленности от них ее лица следует предполагать, что мы имеем изображение не обычной нагой фигуры, а женщины, одетой в тёплый меховой костюм с пышным, откидывающимся назад, в случае необходимости, капюшоном.