Читать онлайн «Тайные коды истории». Страница 24

Как бы то ни было, Хозарсифу суждено было вернуться. Когда он очнулся от своего сна, чуть было не ставшего для него смертельным, то почувствовал себя преображенным. Он говорил, что полностью порвал со своим прошлым, в прошлом остался чужой для него человек. Он отказался называть себя египетским жрецом, свое происхождение – царским, а Египет – своей родиной. Те жрецы Мадиамского храма, которые видели его в тот момент, передавали потом, какими полными вдохновения глазами он смотрел на пустыню, на кочевые племена и на Синайскую гору. Тогда он решил, что его миссия – превратить этих кочевников в сильный народ, который защитил бы единобожие и принес всему миру истину. В тот день, когда Хозарсиф отказался от своего прошлого, он отказался и от своего имени. С готовностью он принял имя Моисей, что значит Спасенный.

На этом записи де Граммона заканчивались. Но мое расследование продолжалось.

Шифровки Пятикнижия

В XIX веке мои предшественники, расследовавшие загадки и противоречия Библии, предполагали, что Моисей не писал Пятикнижие, более того – что он вообще не существовал. Они пришли к выводу, что эта личность была сфабрикована спустя четыре-пять веков после описанных в Пятикнижии событий. Главный аргумент в пользу этого довода был следующий: Пятикнижие состоит из различных отрывков, а его истинная редакция была составлена минимум за четыре века до того, как Израиль покинул Египет.

В том, что касается времени, мои предшественники были точны. Но даже при моем критическом отношении ко всему, что связано с религией, я не могу признать их выводы логичными. Как бы то ни было, я не против религии как таковой, я против фальсификаций любого рода. И считаю, что факты и логика – главный способ борьбы с ними. А в данном случае логика говорит: если отрывки, из которых составлено Пятикнижие, были написаны через четыре века после исхода из Египта, это не означает, что они в то же время появились. Я подозреваю, что это были не авторы, а переписчики, которые к тому же не очень хорошо понимали документ, который переписывали.

Еще одно противоречие – это рассказ о жизни Моисея, в котором полно сомнительных деталей. Одни из них просто не имеют отношения к действительности, другие – явно преувеличены и походят на рассказ о каком-то фантастическом, почти сказочном персонаже.

И снова: это не означает, что в библейском рассказе нет ни капли правды. Она есть, задача лишь в том, чтобы отделить ее от позднейших вставок, дополнений и домыслов.

Мне, как исследователю, неинтересно раскапывать доказательства того, что Книга Бытия – сплошная фальсификация. Есть множество энтузиастов, которые этим заняты, потому как у них есть стимул – доказать, что никаких высших сил нет. Если честно, я давно миновал этот период, и сегодня мне просто скучно тратить жизнь на подобные изыскания. А вот что мне интересно – так это выяснить, о чем именно хотел рассказать Моисей в своих записях? Ведь он был египетским жрецом, а прошлое ни для кого не проходит бесследно, как от него ни отмахивайся. Может, поэтому библейский рассказ порой кажется таким сомнительным – ведь переписчики, переводчики и толкователи не учитывали реальных, важнейших фактов?

Египетская наука во времена Моисея находилась на очень высоком уровне. Я не верю в домыслы про космические корабли, которые строили египтяне. Но они определенно признавали те же законы Вселенной, что и современная наука, неизменность этих законов, эволюционное развитие. Плюс египтяне были серьезными мастерами психологии, для этого достаточно лишь вспомнить, что жрецов они подвергали не столько физическим, сколько психологическим испытаниям. И надо признать, что испытания эти были на высоте, даже не снившейся современной психотерапии.

Когда я об этом думаю, меня поражает противоречие между реальными научными знаниями, которыми обладал Моисей, и теми детскими представлениями о сотворении мира, которые изложены в Книге Бытия. Так может, на самом деле история говорит совсем о другом? Но о чем? Чтобы это понять, нужен ключ.

Я в достаточной степени знаком с древними религиями и науками, и на этом этапе мне не нужны были скрытые документы и консультации специалистов. Я знаю, что необходимый ключ нужно искать в египетской символике и в понимании того, чему обучались жрецы Озириса.

Свои соображения я высказал Нагуа. Она восприняла их серьезно.

– А знаешь, логика в твоих словах есть, – призадумалась она. – Я, помню, читала у Гераклита, что египетские жрецы владели тремя способами выражения мысли. Самый первый – он же самый простой, как говорят обычные люди. Второй – символический, третий – иероглифический. У нас вообще неправильно понимают самое значение слова «иероглифы», думая, что это исключительно китайские символы.

Я понял, что сейчас Нагуа оседлает своего любимого лингвистического конька.

 – А на самом деле, – продолжала она, – это греческое слово, оно означает священные буквы, вырезанные на камне. И это вовсе не символы, символы относятся ко второму способу выражения. Иероглифы – это скорее тайнопись, ими пользовались не тогда, когда не могли передать значение словами, а когда старались это значение скрыть или зашифровать. Когда египетские жрецы касались всего, что связано с тайнами мира, они использовали иероглифический способ.

 – А от кого они шифровали смысл? – задал я напрашивающийся сам собой вопрос.

 – От непосвященных, – ответила Нагуа, глянув на меня с выражением, говорящим «стыдно не знать».

 – То есть от народа, – уточнил я.

 – Ну да.

 – А как думаешь, зачем?

 – А зачем народу все знать? – недемократично ответила она. – Нет, были, конечно, и другие причины, метафизические: посвященные считали, что таким письмом они передают реалии всех трех миров – природного, человеческого и мира духов.

 – По сути, те, кто не мог понять этого в изложении иероглифами, не поняли бы и в изложении простым языком, – в свою очередь недемократично отметил я.

 – Тоже верно. И уж конечно, раз Моисей был посвященным и писал именно о тайнах мира, он пользовался иероглифическим письмом.

 – И где ключи к нему? – поинтересовался я.

 – Насколько мне известно, он устно передал их своим преемникам.

Я сник: преемников мне допросить не удастся. Хотя…

 – Наверняка есть кто-то, кто сохранил эти сведения, – предположил я. – Есть же в Греции и в наши дни жрецы олимпийских богов, которые знают гораздо больше, чем мы читаем в книжках по мифологии.

 – Возможно, – ответила Нагуа и опять призадумалась. Я прямо видел, как она перебирает в уме телефонную книжку.

Я успел перекурить и выпить кофе, когда она наконец сказала:

 – Знаешь, мне кажется, это мы маханули. Может, такие люди и есть, я почти уверена, что есть. Но прямых выходов на них у меня не имеется, и я не знаю никого, у кого бы они были. А круг общения у меня очень широкий.

 – Значит, придется работать с тем, что есть, – философски подытожил я.

Мне хотелось найти библейского историка, но не помешанного на религии, а адекватного и непредвзятого человека, способного мыслить критически. И такого человека мы нашли. Оказалось, что он отбыл на конференцию в Иерусалим и вернется завтра. Я, было, сник, потому что совершенно не хотелось терять время. Что поделать, никто не обещает, что расследование должно идти быстро и гладко, что нужные контакты всегда оказываются под рукой, а люди в любой момент готовы встретиться и рассказать все, что мне интересно.

– Придется на сегодня устроить пере рыв, – сказал я Нагуа и пригласил ее отужинать во французском ресторане с панорамным видом на город.

Удивительно, но в тот вечер нам все-таки не пришлось говорить о посторонних предметах. Каир, как и любая другая столица, – это большая деревня. Как только мы вошли в зал, Нагуа вдруг заметила кого-то знакомого. Не сомневаюсь, будь мы в Европе, она бы радостно замахала ему рукой, но здесь, в Египте, при всей европеизированности ресторана и самой Нагуа, она даже не стала ловить взгляд своего знакомого. Он сам заметил ее и подошел к нам. Знакомый оказался тоже французом (родившимся в Египте) и филологом, и, разговорившись, мы пригласили его за наш столик. Он отказывался, так как уже поужинал, но позволил себе остаться на кофе. Мне кажется, что его имя встречалось мне и раньше, только я не мог вспомнить где. Тем более он попросил меня не упоминать его в книге, сказав, что его имя – своего рода торговая марка, и право на нее – исключительно у его издателя.

Он подтвердил слова Нагуа об устных ключах, которые передал Моисей.

– Конечно, эти ключи до поры до времени сохранялись. – Его французский был чист, как будто он вырос в Париже. – Во времена Соломона Книгу Бытия перевели с древнееврейского на финикийский, а после вавилонского плена Ездра переписал ее на арамейско-халдейском. К тому времени данные Моисеем ключи были основательно забыты. Впрочем, что-то еще оставалось. Но за три века до нашей эры за дело взялись греческие переводчики, которые вообще слабо представляли тайный смысл переводимого. Они корпели над переводом четыре столетия. В результате когда пришла очередь латинского перевода, то даже такой умный и серьезный человек, как Иероним, не сумел увидеть всего скрытого в тексте смысла. Впрочем, – собеседник затянулся сигаретой, – может, и сумел, но в те времена не смог это выразить открыто. Иными словами, с каждым новым переводом смысл терялся все больше. То, что мы имеем сейчас, это не истинная Книга Бытия, это не имеет к ней почти никакого отношения.