Читать онлайн «Страна Биробиджан». Страница 35

Второй этап — с 1977 года по настоящее время: создание Камерного еврейского музыкального театра — КЕМТа, выпуск учебников для преподавания языка идиш и разработка школьных учебных программ, открытие газеты «Улица Ш-А», создание памятника Шолом-Алейхему, скульптурных композиций на улицах города, произведений местных писателей и поэтов, в чьих работах есть связь с творчеством великого писателя.

Оглядываясь с высоты прошедших лет на данный исторический отрезок времени, можно проследить, особенно в последние годы, обращение к творчеству великого писателя в работах биробиджанских поэтов, художников, скульпторов. И это не простое копирование или подражание его творчеству, это дань гениальному мастеру, который сумел раскрыть глубины человеческой души.

Его имя стало для Биробиджана синонимом существования, бытия. Горожане, не замечая того, становятся жителями и действующими персонажами его романов. Они приходят на биробиджанский «Бродвей», мощённый брусчаткой, и кладут цветы к подножию памятника Шолом-Алейхему, окружённому молодыми зелёными деревцами нежного амурского бархата, где он, удобно расположившись в кресле, добродушным взглядом встречает и провожает людей, прогуливающихся мимо него.

О нём пишут стихи те, кто живёт на этой улице, о тех, кто по ней ходит. Художники рисуют по его книгам лица людей, идущих по улице Ш-А, но живших давным-давно в украинских и белорусских местечках. И таких сближений можно обнаружить очень много, что ещё раз подтверждает необходимость обращения к данной теме. Так хочется понять, что же значил и значит Шолом-Алейхем для Биробиджана.

В 1928 году после принятия ВЦИК решения о выделении евреям земель в районе рек Биры и Биджана, переселенцы из Украины, Молдавии, Белоруссии, других республик и зарубежных государств двинулись на Дальний Восток строить еврейскую автономию. Они проложили через всю страну живую нить, связавшую поколения евреев, выросших в городах и местечках, в которых сотни лет звучал «мамэ лошн», с землёй, где их окружала первозданная тайга, птицы и звери. На этой огромной территории только в станицах и редких сёлах, разбросанных на сотни верст вдоль Амура и небольших горных речек, а также вдоль железной дороги, можно было услышать голоса людей.

«В еврейскую страну!» — под этим лозунгом и призывом шло переселение евреев и были завоеваны понимание и поддержка еврейских зарубежных организаций, особенно американских, специально созданных для помощи евреям, переселяющимся в Биробиджан. Отделы ОЗЕТов, проводившие агитацию в сельских советах и синагогах, обещали будущим переселенцам, что они найдут там работу, получат плодородную и никем не занятую землю, мирную жизнь без погромов и убийств — это будет для них новая обетованная земля. Человек прирастает к земле, на которой он родился, и должны были быть очень серьёзные причины, чтобы вынудить его покинуть домашнее гнездо и сменить место проживания. Даже сама мысль о новой обетованной земле будоражила сознание евреев, и, возможно, одной из причин переезда была та самая романтика, о которой писали в те годы пропагандисты этого проекта.

Шолом-Алейхем не мог знать о Биробиджане, так как умер за 12 лет до начала переселения на эту землю, но евреи, приехавшие строить город у реки Биры, не могли не знать о существовании признанного миром еврейского писателя Шолом-Алейхема, в быту Шолома (Соломона) Рабиновича.

Скупая статистика тех лет, которая приводится в ряде исследовательских работ, дает некоторое представление о динамике миграционных процессов и географии переселения евреев в те годы на Дальний Восток. В 1931 году число приехавших в Биробиджанский район составило 3231 человек, из них 995 человек были старше 18 лет. Почти 50 процентов переселенцев приехало в тот год из Украины. В 1932 году из 14 тысяч человек более 40 процентов переселенцев приехало из Украины. Из сохранившихся архивных документов, в которых отражены сведения по количеству переселенцев, прибывших в город Биробиджан в 1931 году, также видно, что из Украины приехало 2097 человек, а из всех остальных стран выхода — 1133 человек, что почти в два раза меньше. В 1932 году прибыло, соответственно, 614 человек из Украины, а из других стран — 2758 человек. Это позволяет предположить, что многие из них могли не только знать о Шолом-Алейхеме, но, возможно, видеть и слышать его на встречах, которые часто проводил писатель.

Моя бабушка, Фейга Бренер (в девичестве Белоус), приехавшая в 1929 году из Житомира вслед за своим мужем (Рувин приехал в числе первых переселенцев в 1928 году) на станцию Тихонькую, знала и, предполагаю, даже могла видеть живого Соломона Рабиновича. Фейга родилась в 1892 году в Белой Церкви — центре еврейской культуры Украины. По воспоминаниям Шлимы Мееровны Берман (в девичестве Фрискер), жены Харитона Бермана (историк-краевед из Белой Церкви, умер в 2007 году), девичья фамилия моей бабушки — Белоус — была ей знакома. Одного из Белоусов — Иосифа, который, возможно, был в родственных отношениях с Либом Белоусом, отцом моей бабушки, Шлима Мееровна помнила как энергичного, деятельного человека в белоцерковском еврейском обществе.

В Белой Церкви с 1883 по 1887 годы Соломон Рабинович жил с молодой женой после женитьбы. После переезда в Киев он не забывает Белую Церковь. Вполне вероятно, что Фейга присутствовала на встрече (ей было уже 9 лет), о которой говорит Шолом-Алейхем в письме Б. Иерухимзону (еврейский писатель, проживавший в Белой Церкви), написанном 27 ноября 1901 года: «Один из этих рассказов я, возможно, буду иметь честь читать публично шестого декабря у вас, в Б. Церкви, на вечере в школе для девочек, хотя, по совести говоря, ваши белоцерковские паршивцы-аристократы этого не заслужили». Но всё это, может быть, лишь плод моего воображения или просто догадок, хотя исключать этого тоже нельзя.

Среди скудного скарба у переселенцев, приехавших в Биробиджан, были книги, часть из которых, как и тысячи других, присланных из различных библиотек страны и частных коллекций, были подарены городской библиотеке. Судьба большинства книг вследствие последующих событий в жизни переселенцев печальна и драматична. Почти половина переселенцев, приехавших в первые годы на станцию Тихонькую, уехала обратно, но остались их книги. В годы борьбы с космополитизмом пострадали не только писатели и интеллигенция, более тридцати тысяч книг были преданы огню, как во времена средневековой инквизиции. Но были произведения, на которые не поднялась даже рука инквизитора. Это были книги Шолом-Алейхема, изданные на русском и идише в разные годы, в том числе при его жизни (1909–1911 годы), которые и сегодня хранятся в областной научной библиотеке.

В 1935–1941 годах в СССР вышли избранные произведения Шолом-Алейхема на еврейском языке в 15 томах. В переводе на русский язык его сочинения издавались в 1937 и 1948 годах, в самое тяжёлое для страны время. Всего, в период с 1918 по 1957 годы, произведения писателя издавались 480 раз тиражом 5,5 млн экземпляров на 16 языках.

После образования Еврейской автономной области велось комплектование книжного фонда из различных издательств Москвы, Украины, Литвы, Белоруссии. В 1936 году по линии шефской помощи проводилась работа по перевозке в Биробиджан еврейской библиотеки из Киева. Решением бюро обкома заместитель редактора журнала «Форпост» Ш. Клитеник выехал в Киев для определения порядка перевозки библиотеки. В том же году, к 100-летию со дня рождения Менделе Мойхер-Сфорима, библиотеке было присвоено имя этого классика еврейской литературы.

В 1940 году, после сдачи в эксплуатацию нового здания областной библиотеки, ей было присвоено имя Шолом-Алейхема. Официальных объяснений этому событию в архивах пока не найдено, но думаю, что такой исторический кульбит вряд ли понравился бы «дорогому и любимому дедушке», как обычно в письмах к Менделе обращался Шолом-Алейхем. Из этого водоворота событий вспоминается одно из его писем, адресованное Менделе Мойхер-Сфориму в 1909 году: «Моему милому и дорогому Дедушке реб Менделе Мойхер-Сфориму, да сияет светоч его.

Из всех благословений и подарков, которых я удостоился на моем литературном празднестве, этот подарок несомненно самый лучший…». Далее речь идёт о печатной машинке, подаренной Шолом-Алейхему.

Но если бы в то время писатель был жив, то в связи с таким решением местной власти, думаю, нашёл бы пару слов, чтобы пошутить на весь еврейский мир по поводу смены названия библиотеки, например, сообщил бы ему: «Мой дорогой и любимый дедушка, я не виноват, что библиотеку переименовали и назвали моим именем, наверное, твой ученик, как признали биробиджанские аиды, уже превзошёл учителя, такого подарка я и сам не ожидал…».

Через некоторое время мне представилась уникальная возможность задать вопрос внучке Шолом-Алейхема Бел Кауфман. Произошло это таким образом. Летом 2010 года я получил письмо от Сэма Ружанского, бывшего россиянина, проживающего ныне в США, с предложением принять участие в виртуальной встрече с внучкой Шолом-Алейхема Бел Кауфман. Оказалось, что редакция электронного издания «Мы здесь», где редактором наш земляк Леонид Школьник, решила провести виртуальную международную встречу главных редакторов и журналистов ряда популярных еврейских изданий, писателей и учёных с известной американской писательницей, внучкой Шолом-Алейхема Бел Кауфман в канун ее 100-летнего юбилея. Отказаться от такого предложения я не мог и сразу же подтвердил своё участие в этой встрече с человеком-легендой, автором известной книги «Вверх по лестнице, ведущей вниз». Так я оказался в числе восемнадцати счастливчиков, которым были направлены приглашения принять участие в этом интервью, и нам оставалось сформулировать и задать ей по одному вопросу — таковы были условия этой заочной встречи. Размышляя над этим, я остановился на загадке смены названия библиотеки, что вообще-то не совсем часто происходит в обычной жизни, и решил попросить Бел Кауфман прокомментировать этот исторический факт. Сэму этот вопрос понравился, и он отправил его Бел Кауфман. Конечно, я понимал, что и для Бел Кауфман будет непросто на него ответить. Так и вышло, Бел согласилась, что обид по этому поводу не было бы: «Что касается Менделе Мойхер-Сфорима, то Шолом-Алейхем действительно его любил и уважал, и это нашло свое отражение в присвоении ему имени «дедушки еврейской литературы». И в этом я с ней согласен, два классика еврейской литературы не стали бы из-за смены названия биробиджанской библиотеки выяснять с местной властью причины такого решения. А Бел Кауфман, которой 10 мая 2011 года исполнилось 100 лет, надо пожелать дожить до 120 лет, а дальше как Бог пошлёт.