Читать онлайн «Преданная демократия. СССР и неформалы (1986-1989 г.г.)». Страница 22

После провозглашения «Общины» началась выработка ее устава и программной декларации.

Вспоминает А. Исаев: «В мае мы собрались на более солидное собрание „Общины“ в помещении „Слободы“ и стали обсуждать документы клуба. Устав утвердили довольно быстро и избрали совет. Программный документ обсуждался сложнее. Причем позиции людей проявлялись для меня совершенно неожиданно. Руденский, славившийся своей умеренностью и осторожностью, сказал: „Надо сразу написать, что мы против государства“. Тогда Степенин ответил ему: „Ну тогда надо сразу в подполье уходить“. На что Руденский разъяснил, что имеет в виду государство как категорию».

Противоречия студентов с различными взглядами вышли на поверхность. Первыми ушли патриоты, затем в течение нескольких месяцев от движения постепенно отошли либералы. И среди лидеров споры вызывала каждая строка, что было связано не только с теоретическими разногласиями, но и с юношеским соперничеством. Муки коллективного творчества решено было закончить осенью. Проект программы много раз перерабатывался.

В набросках программных документов «Общины» еще используется коммунистическая терминология: «Важнейшим препятствием на пути к коммунизму мы считаем бюрократию», которой противопоставлялось самоуправление и делегирование. Предлагалось конституционно гарантировать невмешательство государства во внутрипроизводственные функции предприятий – автономных общин. «Общинники» отрицали за бюрократией как демократические, так и патриотические черты («бюрократия в принципе антипатриотична»), занимали характерную для народников срединную позицию между западниками и славянофилами. Теоретики «Общины» выступали категорически против реформ «за счет народных масс путем простого заимствования капиталистических политических и экономических механизмов западных государств». Рудименты государственного социализма в идеологии «Общины» быстро отмирали. Упоминались возможности индикативного планирования с помощью ЭВМ, но директивное планирование отрицалось.

Теоретические споры по поводу программного документа «Общины» продолжались все лето 1987 года. Разногласия возникли и среди самих идеологов федерализма. Лидером радикального крыла был А. Исаев, в это время считавший себя бакунистом. Я тогда отражал мнение умеренных и, чтобы сдержать «радикальные перегибы» Исаева, летом написал статью «На следующий день» (она была распространена как методический материал к дискуссионному клубу). Проблемы, вставшие перед идеологами «Общины», повторяли основные положения споров анархистов и левых социалистов прошлого. Но взгляды идейных предшественников станут доступны для молодых историков только через год. Поэтому до всего приходилось доходить самим. Речь шла о том, «нельзя ли вообще обойтись без надстроечных структур, диктующих свою волю предприятиям…, передать предприятия в неограниченное распоряжение рабочих, не завершая „перманентную“ борьбу против государственности и ее социальных носителей в течение 5~15 лет до полного уничтожения государства. Итак, проходящая перестройка вновь поднимает общий для всех социалистов и коммунистов вопрос: каким путем произойдет отмирание государства – через вовлечение все более широких масс трудящихся в функционирование системы власти при одновременном отторжении из ее надстроечных слоев лиц, теряющих свою компетентность, или постоянная борьба с исчадием эксплуататорских обществ – государством путем пресечения любой его инициативы, разрушения его структур, парализации его деятельности. Размывание или слом?»

Свободный рынок может быстро монополизироваться, и тогда общество окажется под контролем узкой олигархии, прежде всего информационной. При этом осуществление анархической модели, отрицающей демократическую надстройку, привело бы к разрушению государственных структур, хотя бы отчасти контролирующихся снизу. Но ниша государственных функций при этом сохранится. Кто ее займет? Бесконтрольная частная корпорация? «Это самое реакционное решение противоречия. „Хорошо освобождение“ – возмущался я, отвечая бакунистам цитатой из Бакунина. Альтернативой нерегулируемому анархическому рынку я считал последовательно проводимое делегирование, советскую систему. Она должна привести к переходу власти от бюрократии к демократическим слоям рабочих и менеджеров. Бюрократия в своей борьбе за старые порядки будет опираться на реакционную часть рабочих. Отвечая на возражения бакунистов, статья доказывала, что в массе своей менеджеры в восточнеевропейских странах – это не буржуазия и не бюрократия, а некий особый средний слой.

Критика была учтена Исаевым, который все же не был в это время чистым анархистом, считая себя последователем Бакунина, открытым для более умеренных левосоциалистических взглядов.

Вспоминает А. Исаев: «Летом 1987 года я впервые попал в спецхран Ленинки и прочитал там множество литературы начала века: Новомирского, левых эсеров, эсеров-максималистов, материалы Кронштадта. И начался период моего увлечения эсерством. До этого я себя то считал, то не считал анархистом. Я был анархистом в программе-максимум, но все время хотел найти какую-то идейную традицию, более приближенную к реальности. Анархизм, как я полагал, страдает упрощением. А бакунизм был течением народничества с сильными элементами анархизма. Но Бакунин был неразрывно связан именно с анархией. Эсеры-максималисты были очень близки к бакунизму, но не называли себя анархистами, считая необходимым сохранение более организованных структур. Я подумал, что мы похожи на них. Мы потом еще более года обсуждали возможность эсеровского самоназвания».

Программные установки «Общины» остались левосоциалистическими. Но риторика становилась все более радикальной. Именно такой риторический сдвиг, а не действительная конструктивная программа ее лидеров привел в последующем к анархистской самоидентификации «общинного социализма».

ОКОНЧАТЕЛЬНАЯ РЕДАКЦИЯ программного документа под названием «Декларация историко-политического клуба „Община“ принадлежит перу А. Исаева и В. Гурболикова. Она была принята делегацией „Общины“ на информационной встрече-диалоге „Общественные инициативы в перестройке“ в конце августа и затем утверждена собранием членов клуба.

По сравнению с научным тоном предыдущих проектов декларация приобрела компактную форму, лозунговый тон и одну новую для документов «Общины» мысль, навеянную обсуждениями трудов анархиста Новомирского:

«Цель и средство исторического прогресса – освобождение человеческой личности. Общества и государства, союзы и группы имеют право на существование только в том случае, если они играют роль ступени на пути человека к духовному и материальному освобождению. Все, что препятствует или перестало служить этому, реакционно и должно быть уничтожено»[57]. Все социальные ценности теперь поверялись безусловным правом личности на свободу самовыражения, которая может быть ограничена лишь такой же свободой других. Народнический персонализм стал доминировать над социальностью, но не отменил ее:

«Быть свободным – значит жить среди свободных и равных людей, быть свободным не только от эксплуатации, но и от обязанности эксплуатировать, применять насилие по отношению к другим людям, подчинять не только других, но и себя дисциплине этого насилия. Поэтому свобода личности может мыслиться лишь как солидарность свободных людей»[58].

Декларация оспаривала как право марксистско-ленинской идеологии считаться социалистической, так и приверженность свободе сторонников западной модели общества. «Общинники» демонстрировали свою приверженность народничеству в его антиавторитарном варианте: «Нет и не может быть освобождения человеческой личности вне социализма, поставившего себе целью ликвидацию классов и отмирание государства. Эту социальную и нравственную цель прекрасно выразил выдающийся русский революционер П. Лавров: „Боевой клич рабочего социализма заключен в двух формулах: прекращение эксплуатации человека человеком, прекращение управления человека человеком!“[59]«Ни буржуазная демократия, ни казарменный коммунизм не обеспечат свободного развития личности. Еще М. А. Бакунин говорил: „Свобода без социализма – это привилегия и несправедливость, социализм без свободы – это рабство и скотство“. Развивая эту мысль, декларация обрушивается на планы и тоталитарной, и буржуазной „модернизации“[60]. Таким образом «Община» недвусмысленно отмежевалась как от государственно-коммунистической, так и от либеральной идеологии, придерживаясь стратегии «третьего пути». Но это не исключало тактического сотрудничества с коммунистами и либералами. Декларация содержала своего рода сигнал для такого сотрудничества: «Поэтому мы, как сторонники полного освобождения личности и приверженцы идеалов гуманизма, разделяем провозглашенный в октябре 1917 года курс на построение бесклассового и безвластного коммунистического общества»[61]. Но основные надежды «общинники» связывали с ростом массового движения снизу: «Одной из форм народной поддержки перестройки стало самодеятельное движение общественных и общественно-политических клубов, действующих в социально-политических, эколого-культурных и других сферах. В этом движении мы видим один из путей общественного самоуправления, вытеснения им административно-бюрократических структур»[62]. Несмотря на то, что в 1987 году надежды на массовое народное движение большинству наблюдателей казались утопичными, именно с ним будут связаны успехи и неудачи не только «общинного социализма», но и всей перестройки.