Читать онлайн «Грозная Киевская Русь». Страница 52

С. М. Соловьев по этому же поводу замечает: «Князьями никогда не называются простые мужи, но всегда только члены владетельных родов». Но тут же С. М. Соловьев высказывает ни на чем не основанное положение, что эти князья, о которых говорят договоры, есть «родичи» киевского князя. Впрочем, он тут же и прибавляет: «Об отношениях этих родичей к князьям мы ничего не знаем»[381]. Поиски «родичей» увлекли нашего крупнейшего историка на ложный путь и не позволили ему видеть того, что было на самом деле.

Едва ли не правильнее будет признать в этих князьях с несколько разукрашенными византийской терминологией титулами местных князей, которых систематически подчиняли себе, а потом и истребляли киевские князья. Когда писалась летопись, имена многих из этих князей уже были забыты, имена других летописец не счел нужным называть, поскольку у него была вполне определенная задача изобразить в наиболее привлекательном виде историю князей Рюриковской династии, несомненно, враждебной всем другим княжеским ветвям: мы знаем, как беспощадно расправились Рюриковичи с непокорными им местными князьями. Никаких «родовых» междукняжеских отношений здесь мы не видим. Впрочем, и сам С. М. Соловьев, самый ярый защитник «родовых» междукняжеских отношений, должен был сделать очень существенную оговорку, что «эти отношения (т. е. отношения киевских князей IX–X вв. к другим, не киевским князьям. — Б. Г.) не были подобны последующим родовым отношениям княжеским, именно уже потому, что родичи (!) Рюрика называются мужами его, что указывает на отношение дружинное, следовательно, служебное, а не родовое»[382].

Если отбросить «родичей» Рюрика, которые якобы называются «мужами», как не доказанный, не доказуемый и не нужный даже самому Соловьеву домысел автора, получится формулировка политического строя Киевского государства X в., хотя и не исчерпывающая, но в основном правильная. «Мужи», сидящие по местам, оказываются в «служебных» отношениях к киевскому князю. Как мы сейчас увидим, не только «мужи», но и князья, ни в каком родстве с Рюриком не состоящие, быть может, лишь за отдельными и очень редкими исключениями.

Договор Игоря 945 года дает нам очень интересные детали, по которым мы можем несколько ближе всмотреться в тогдашние политические отношения.

Мы имеем здесь не только общее место о том, что Игорь «посла муже своя к Роману» или указание на то, что уполномоченные, явившиеся к византийскому двору были «посланы от Игоря, великого князя русского и от всякоя княжия и от всех людии Русския земля», но и очень любопытный перечень этих уполномоченных «слов» и «купцов».

В данном случае нам особенно интересны «слы». Бросается в глаза их высокое положение в обществе и государстве: они и в договоре стоят на первом месте, имеют золотые печати и право на привилегированное положение в самом Царьграде как высокие представители своей страны. Но и этого мало. Мы имеем здесь совершенно ясные указания, кого именно представляют эти делегаты.

Ивор является послом самого Игоря, великого князя русского. Он стоит на первом месте и выделен особо. Он не смешивается с остальными «общими силами». Среди этих последних в порядке их упоминания в договоре идут: Вуефаст — посол Святослава, сына Игорева; далее называется посол жены Игоревой, княгини Ольги, и Игоря, племянника Игорева; еще один представитель другого племянника Игоря — Якуна поставлен ниже. Здесь важно отметить, что послы даже жены Игоря и его сына попали в число «общих слов», чем подчеркивается особое значение великого князя Киевского, что находится в полном согласии с другими имеющимися в нашем распоряжении источниками. Называются дальше, по-видимому, княжие мужи — бояре и знатные женщины (а может быть, только одна), имевшие своих представителей в этом посольстве: Предслава[383] и жена Улеба Сфандра. Всех мужей названо 20. За ними идут купцы. Их 30. О том, кто эти мужи, мы уже говорили. Здесь необходимо подчеркнуть их положение при князе и значение в качестве уполномоченных от Киевского княжеского правительства. Это ведь все знать, те самые светлые князья и бояре, о которых так часто говорят договоры. Это те, о которых Святослав в договоре 972 года сказал «иже со мною», в отличие от других, которые были «под» ним. Не сами они едут в Византию, а посылают своих людей, людей из своих собственных дворов, приблизительно таких же, какие были у кн. Ольги и кн. Святослава.

Что в договоре 945 года представительство от князей и бояр не случайность, а система, видно из путешествия кн. Ольги в Царь-град и приема ее при дворе византийского императора, описанного Константином Багрянородным. Ольга прибыла в Константинополь не одна, а с племянником, людьми собственного двора (8 человек), представителями кн. Святослава, представителями («апокрисиарии») русских вельмож (20 человек или 22), купцами (43 или 44 человека). У представителей-апокрисиариев «русской правящей знати» своя собственная свита. Стало быть, это люди не мелкие, представляющие еще более знатных людей. Здесь мы видим, по сути дела, совершенно тот же принцип, что и в делегации 945 года. Там был особо выделен князь Игорь, тут — княгиня Ольга: она называется в византийских документах гегемоном и архонтиссой руссов, т. е. так, как греки называли наиболее знатных и великих из иностранных гегемонов[384]; выделена она и ценностью подарков, выданных греками всему посольству. Ей подарили 700 милисиариев и золотое блюдо, украшенное драгоценными камнями, между тем как племяннику Ольги, получившему подарок самый ценный по сравнению с другими членами посольства, выдано было только 50 милисиариев, а «апокрисиарии» русских вельмож получили только по 24 милисиария, а купцы — по 20[385].

Княгиня Ольга ведет переговоры с византийским императором

В русском народном эпосе хорошо запомнилась эта черта в политическом строе Киевской Руси:

Становится понятным, почему у кн. Ольги свой собственный замок Вышгород, свое село Ольжичи («и есть село ее Ольжичи и доселе»), у Рогнеды — Изяславль. Делается также понятным, для чего дань от древлян была распределена так, что две ее части поступали Киеву, а третья «ко Вышегороду». Сам летописец объяснил это так: «Бе бо Вышегород град Вользин». Но все эти сообщения летописи только небольшие куски старой жизни, несомненно, вырванные, так сказать, из контекста. Но и они при сопоставлении их с другими материалами дают нам основание думать, что князья и бояре X в. имели свои дворы и хозяйства, база которых, несомненно, заключалась в земле. В частности, это касается двора и хозяйства Ольги.

В этом аспекте делается понятным во всей конкретности знаменитое место летописи о путешествии кн. Ольги по Деревской и части Новгородской земель.

После окончания войны с древлянами Ольга восстановила дань, наложенную на них прежними князьями в усиленном размере («и возложи на ня дань тяжку»), а потом решила укрепить за собой Древлянскую землю новыми мерами, не довольствуясь той связью, которая через дань устанавливалась обычно победителем. «И иде Вольга по Деревстей земли с сыном своим и с дружиною, уставляющи уставы и уроки; суть становища ее и ловища». Те же административно-политические меры она применила и к части Новгородских земель в следующем году (947): «…и устави по Мете повосты и дани (и по Лузе оброки и дани); ловища ея суть по всей земли знаменья и места и повосты, и сани ее стоять в Плескове и до сего дне, и по Днепру перевесища и по Десне, и есть село ее Ольжичи и доселе». (Лаврент. летопись).

В Новгородской I летописи этот текст, особенно в части, касающейся Новгородской земли, звучит еще показательнее: «Иде Ольга к Новугороду и устави по Мете погосты и дань; и ловища ея суть по всей земли и знамение и места по всей земли и погосты; а санки ея стоять во Пьскове и до сего дни; по Днепру перевесища и села, и по Десне есть село ея и доселе». В Ипатьевской: «Иде Ольга в Новугороду и устави по Мете погосты и дань и по Лузе погосты и дань и оброкы; и ловища ея по всей земли, и знамения и места и погосты (и сани ея стоят в Плескове и до сего дне) и по Днепру перевесища и по Десне, и есть село ее Ольжичи и до сего дни».

Что же, собственно, делает Ольга в Древлянской и Новгородской землях? Мне кажется, она внедряется в толщу местного общества, старается в разных пунктах Древлянской и Новгородской земель создать особые хозяйственно-административные пункты, поручаемые в управление своим людям, долженствовавшим выполнять в то же время и задачи политические — укрепление власти Киевского князя на местах.