Читать онлайн «Грозная Киевская Русь». Страница 25

Конечно, ручаться, что все это именно так и было в действительности, мы не можем, но материал, имеющийся в нашем распоряжении, не только не противоречит нашим предположениям, но скорее их подтверждает.

Во главе княжеской вотчины стоит представитель князя боярин-огнищанин. На его ответственности лежит все течение жизни вотчины, и в частности сохранность княжеского вотчинного имущества. При нем, по-видимому, состоит сборщик причитающихся князю всевозможных поступлений «подъездной княж» (от слова «подъезд», что обозначает право приезда епископа для получения причитающихся ему взносов, иногда — самый взнос в пользу епископа; подъездное — одна из торговых пошлин; подъездчик — сборщик «подъезда»).

Надо думать, в распоряжении огнищанина находятся тиуны. В «Правде» назван также «старый конюх», т. е. заведующий княжеской конюшней и княжескими стадами.

Все эти лица охраняются 80-гривенной вирой, что говорит об их привилегированном положении. Это высший административный аппарат княжеской вотчины. Дальше следуют княжие старосты — «сельский и ратайный». Их жизнь оценивается только в 12 гривен. Они, несомненно, люди зависимые. Как распределяются их функции, мы точно сказать не можем, но, по-видимому, их роли в значительной степени определяются содержанием терминов «сельский» и «ратайный». Сельский староста, по-видимому, выполнял функции наблюдения за населением вотчины, являлся исполнителем распоряжений высшего административного ее аппарата. Что касается ратайного старосты, то, поскольку ратай — пахарь, ратайный — пашенный, у нас неизбежно возникает предположение, что на обязанности ратайного старосты лежит наблюдение за пашней, а так как речь идет о княжем старосте и княжеской вотчине, то естественно предположить здесь наличие княжеской пашни, т. е. княжеской барской запашки. Это предположение подтверждается и тем, что эта же «Правда» называет межу и назначает за ее нарушение непомерно высокий штраф, по штрафной сетке следующий за убийством человека: «А иже межу переорет… то за обиду 12 гривен» (ст. 34). Столь высокий штраф едва ли может относиться к крестьянской меже (за кражу княжеского коня — 3 гривны, за «княжую борть» 3 гривны). Как будто у нас есть основание признать в княжеской вотчине наличие княжеской пашни. Таким образом, мы получаем право говорить о подлинной сельскохозяйственной физиономии вотчины.

Это предположение подтверждается и теми деталями, которые рассыпаны в разных частях «Правды» Ярославичей.

Тут называются — клеть, хлев и полный обычный в большом, сельском хозяйстве ассортимент рабочего, молочного и мясного скота и обычной в таких случаях домашней птицы. Тут имеются кони княжеские и смердьи (крестьянские), волы, коровы, козы, овцы, свиньи, куры, голуби, утки, гуси, лебеди и журавли.

Не названы, но с полной очевидностью подразумеваются луга, на которых пасется скот, княжеские и крестьянские кони.

Рядом с сельским земледельческим хозяйством мы видим здесь также борти, которые так и названы «княжими», приспособления для ловли птиц «перетес» (ст. 34).

«Правда» называет нам и категории непосредственных производителей, своим трудом обслуживающих вотчину. Это рядовичи смерды и холопы. О них будет речь ниже. Их жизнь расценивается в 5 гривен.

Мы можем с некоторой уверенностью говорить о том, что князь время от времени навещает свою вотчину. Об этом, мне кажется, говорит наличие охотничьих псов и приспособленных для охоты ястребов и соколов. «А оже украдут чюж пес, любо ястреб, любо сокол, то за обиду 3 гривны» (ст. 37). Тут, правда, не сказано, что эти пес, сокол и ястреб принадлежности именно княжеской охоты, но, мне кажется, мы имеем право сделать такое заключение, во-первых, потому, что в «Правде» Ярославичей в основном речь идет о княжеской вотчине, во-вторых, потому, что иначе делается непонятной высота штрафа за кражу пса, ястреба и сокола. В самом деле, штраф этот равняется штрафу за кражу княжого коня и на одну гривну меньше штрафа за кражу коня, с которым работает в княжом хозяйстве смерд[164].

Князь в своей вотчине рисуется «Правдой» в качестве землевладельца^ ео дала, имеющего известные феодальные права по отношению к зависимому от него как вотчинника населению. Вся администрация вотчины и все ее население, зависимое от вотчинника, подлежат его вотчинной юрисдикции.

Судить их можно только с разрешения и ведома вотчинника («или смерд умучат, а без княжа слова, за обиду 3 гривны; а в огнищанине и в тивунице и в мечници 12 гривен» — ст. 33 Акад. сп.). Нельзя не заметить еще очень важного обстоятельства, касающегося княжеской вотчины. Она существует не в безвоздушном пространстве, не изолирована от внешнего мира, а находится в миру, непосредственно и самым тесным образом связана с сельской общиной. Это не гипотеза, а теорема, которую совсем не трудно доказать. Если убьют огнищанина и убийца его известен, то наказанию (штраф в 80 гривен) подлежит именно он, «а людем не надобе» написано в «Правде» (стр. 19). Если убийца не обнаружен, то отвечают «люди» «вирное платити, в ней же верви голова начнет лежати» (ст. 20). Это «вервь» «Правды» Ярославичей, или иначе «мир» «Правды» Ярослава. О них шла уже речь в другом месте. Сейчас мне хотелось бы подчеркнуть отношение крупной вотчины к сельской общине, о чем приходилось уже в другой связи указывать выше. Крупная вотчина не только локально связана с сельской общиной, княжеская вотчинная администрация имеет какое-то отношение и к другим общинам, непосредственно не соприкасающимся с вотчиной. Огнищанин может быть убит не только в той верви, которая связана с вотчиной, айв других вервях. Отвечает за убийство огнищанина — и, конечно, не только его одного, а всех представителей вотчины — та вервь, на территории которой найдено тело убитого (в случае необнаружения убийцы). Это обстоятельство может говорить о том, что огнищане, подъездные, тиуны имеют радиус действия, выходящий за пределы вотчины; это обстоятельство может указывать и на то, что представители княжеской вотчинной администрации имеют не только экономические, но и политические функции.

Расположение княжеской вотчины в окружении крестьянских миров объясняет нам очень многое в содержании «Правды» Ярославичей. Мы начинаем понимать, зачем она написана, для чего собиралось совещание из трех Ярославичей и их мужей, для нас проясняются и взаимные отношения между вотчиной и вотчинником, особенно таким вотчинником, как князь.

Может быть, мы не ошибемся, если скажем, что именно перед детьми Ярослава возникла необходимость рассмотреть вопрос о взаимных отношениях между вотчинником и крестьянской общиной. Пусть совещание сочло возможным оставить здесь то, что было и при Ярославе, за исключением отмены мести. Но оно, во-первых, придало старым обычаям форму писаного закона, и, во-вторых, оно подчеркнуло роль государства: отменой мести оно передало карательные функции общины органам государственной власти. Устав важнейших вопросов внутривотчинных отношений с этого момента становится, если можно так выразиться, настольной книгой каждого из князей. Это было, очевидно, необходимо потому, что власть киевского князя в середине XI в., особенно после смерти Ярослава, настолько пошатнулась, настолько выросли отдельные новые центры на огромной территории Киевского государства, что возникла необходимость усилить и оформить деятельность этих новых центров.

Время Изяслава, Святослава и Всеволода ставило свои проблемы, и понятно, почему сыновья Ярослава политически не всегда мыслили так, как их отец. Они и собирались вместе для обсуждения создавшегося положения и для принятия мер, диктуемых требованиями момента.

Нельзя забывать и того, что вопрос о взаимных отношениях вотчинника и сельской общины касался интересов не только князей, но всех крупных землевладельцев, и прежде всего, конечно, бояр, поскольку церковных крупных землевладельцев в это время было еще сравнительно очень немного.

Недаром бояре приняли к руководству и исполнению этот закон, на что власть, естественно, и рассчитывала: интересы у всех феодалов-вотчинников были в основном одинаковы.

В «Пространной Правде» совсем не случайно на полях перечня личного состава княжеской вотчины (значительно расширенного против перечня «Правды» Ярославичей), очевидно, какой-то «юрист» приписал: «Такоже и за бояреск», т. е. что все штрафы, положенные за убийство вотчинных княжеских слуг, распространяются и на вотчины боярские. Иначе и быть не могло, так как перед всеми вотчинниками стояли одни и те же важнейшие задачи.

Первое впечатление от «Правды» Ярославичей, как, впрочем, и от «Пространной Правды», получается такое, что изображаемый в ней хозяин вотчины с сонмом своих слуг разных рангов и положений, собственник земли, угодий, двора, рабов, домашнего скота и птицы, владелец своих крепостных, обеспокоенный возможностью убийств и краж, стремится найти защиту в системе серьезных наказаний, положенных за каждую из категорий деяний, направленных против его прав. Это впечатление нас не обманывает. Действительно, «Правды» защищают вотчинника-феодала от всевозможных покушений на его слуг, на его землю, коней, волов, рабов, рабынь, крестьян, уток, кур, собак, ястребов, соколов и пр. От кого же приходилось защищаться феодалу-вотчиннику? Сосед, такой же феодал-вотчинник, едва ли станет красть голубя, курицу или утку, не станет запахивать межу княжеского или боярского поля. Он может явиться с вооруженной дружиной, сжечь имение и увезти отсюда все наиболее ценное. С ним и расправа будет такая же: вооруженный наезд со всеми вытекающими отсюда следствиями. «Правда» Ярославичей, вырабатывая меры защиты, не об этой опасности говорит. Она видит опасность от населения соседних сел и деревень, враждебно настроенных к прочно осевшему в своем укрепленном гнезде крупному землевладельцу.