Читать онлайн «Самураи». Страница 92

Изучение современного карате позволяет нам получить некоторое представление о древних методах невооруженных единоборств, основанных на доминировании и специализированном использовании частей человеческого тела в качестве оружия для нанесения ударов. Анализируя текущую специализированную литературу по карате, поражаешься огромному количеству технических приемов атаки, контратаки и защиты, в которых руки и ноги действуют в качестве необычайно эффективного боевого оружия. В атаке и контратаке руки используются для нанесения прямых (цуки) или боковых (ути) ударов сокрушительной силы по конкретным целям — удары наносятся разными частями руки, затвердевшими от специальных упражнений. Удары ногами (кири) также отличаются мощью и разнообразием. Более того, это же оружие можно использовать с достаточной эффективностью и в качестве инструмента чистой защиты — то есть для нейтрализации приемов атаки или контратаки, проведенных противником.

С развитием современной доктрины будзюцу, когда началась активная работа по сбору всей доступной информации о восточных боевых искусствах, основанных на ударной технике, стало очевидно, что японское карате также начинает переживать процесс развития дуалистических тенденций: «твердый» и «мягкий» подходы; «прямолинейные» и «круговые» траектории движений; акцент на «внешнюю», или мускульную, и «внутреннюю», или психическую, энергии — все это присутствует, подобно принципам инь и ян, как в древних китайских методах нанесения ударов, так и во всех специализациях будзюцу в целом. Однако при таком калейдоскопическом разнообразии стилей и влияний крайне трудно сформировать целостную картину японского искусства нанесения ударов. Архивы школ, специализирующихся на ударной технике, обычно фрагментарны и весьма односторонни — каждая из школ, в соответствии с обычаями прошлого, отстаивает свое оригинальное, независимое положение в человеческой истории, таким образом, собственноручно погружая себя в культурный вакуум. При таком недостатке связанности и последовательности в источниках информации становится очень трудно или даже невозможно определить, является ли японское искусство нанесения ударов и его специализации побочным продуктом развития исконно японских боевых методов, активно использовавших атэми-вадза, или же оно представляет собой производную от древних методов бокса, на протяжении многих веков популярных на Азиатском континенте. Возможно, истина заключена не в одной из этих интерпретаций, а в сочетании их обеих. В конце концов, буси часто сталкивался с подобными методами применения ударной техники либо напрямую, в ходе тренировок по атэми-вадза либо косвенно, когда ему приходилось сражаться с врагом, который часто использовал неизвестные ему методы нанесения ударов руками и ногами. Более того, многие мастера будзюцу (на что указывает доктрина) сами совершали путешествия в Китай и другие страны, чтобы изучать там различные боевые методы. Со временем эти люди возвращались в Японию, где они адаптировали и смешивали изученные ими иноземные методы с прочно укоренившимися традициями будзюцу, и в результате такие методы становились неотличимыми от подлинных граней национальной японской культуры.

Уникальное положение среди невооруженных боевых методов — на самом деле среди всех специализаций будзюцу — занимает искусство киай. Даже в феодальном японском обществе с его готовностью принимать мистические интерпретации любого феномена искусство киай считалось эзотерическим и даже немного волшебным. В этом искусстве поединок без оружия достигает пика своей утонченности, поскольку в нем отсутствует видимый физический контакт между противниками, а вся боевая техника или стратегия сводится к выплеску чистой, нематериальной (в смысле «невидимой для невооруженного глаза») энергии, способной одолеть слабейшего из двух противников.

Понятие киай, как и айки (с которым в доктрине будзюцу он часто используется взаимозаменяемо), включает в себя уже знакомые нам концепции гармонии и духа, или энергии. Харрисон пишет, что «слово «киай» является сложным, и первая его часть, ки, означает «ум», «воля», «склад ума» и т. д…. а ай представляет собой сокращенную форму глагола авасу, означающего «объединять». Можно предположить, что данная комбинация обозначает такое состояние, в котором два ума объединяются в один, и сильнейший из них захватывает контроль» (Harrison, 129–130). Киай как таковой отмечает точку в будзюцу, где его внешние факторы (оружие и технические приемы) подчиняются факторам внутренней природы (контроль и энергия), которые, по мнению ведущих мастеров боевых искусств, делают эти искусства по-настоящему эффективными и актуальными в реальном бою.

К несчастью, в Японии, а тем более за ее пределами очень мало известно об искусстве киай, которое, будучи основанным на такой широкой концепции, как ки, по вполне понятным причинам отличается определенной расплывчатостью в теории, в то время как на практике оно часто используется в качестве дымовой завесы, предназначенной скрыть явное мошенничество. В литературе по боевым искусствам содержится множество примеров, особенно связанных с кэндзюцу (см часть 3), необычайных способностей, которые, как говорят, демонстрировали самобытные мастера будзюцу, овладевшие различными методами искажения действительности (основанными на гипнозе или ловкости рук), значительно лучше, чем любой из специализаций будзюцу. И, разумеется, как мы увидим позднее, понятие ки часто использовалось в смысле энергии, духа, характера и в конечном итоге личности. Личность, обладающая магнетизмом, всегда способна вырабатывать энергию, необходимую для внушения, и это качество часто использовалось, чтобы предотвратить прямое столкновение или победить в нем. Так, например, в одном из подобных эпизодов рассказывается про самурая, который был окружен в лесу стаей волков. Согласно этой истории, он просто продолжал идти вперед, чувствуя себя таким спокойным, сосредоточенным и потенциально опасным, что хищники застыли на месте, а самурай целым и невредимым прошел мимо них. В другом эпизоде упоминается человек, долгое время пролежавший в засаде только для того, чтобы встретиться с жертвой, сумевшей одним только взглядом так сильно его напугать, что он не смог сдвинуться с места.

Одним из векторов этой энергии — а по сути, техникой, применяемой для ее передачи к конкретной цели, — является человеческий голос. Под названием «киай» обычно понимали специфический боевой метод, основанный на использовании голоса в качестве оружия. Буси высших рангов должны были владеть этим «приемом», и со временем некоторые воины отточили технику киай до такой степени, что она превратилась в самостоятельное, завершенное искусство. Ввиду важности глубокого, брюшного дыхания и психической концентрации при посыле крика в определенном направлении, в доктрине будзюцу существуют косвенные свидетельства, указывающие на то, что мастера Дзена (особенно жившие в монастырях и других уединенных местах) были лучшими учителями киай. На самом деле, последователи Дзена активно использовали те дисциплины, которые они находили полезными для достижения и стабилизации состояния концентрации и внутреннего равновесия, считавшегося необходимым условием духовного просветления.

Происхождение искусства киай обычно тесно связывают с образом человека, столкнувшегося с враждебной реальностью. Крик, несомненно, являлся одной из его первых реакций на опасность, независимо от того, пытался ли он позвать на помощь или же хотел предупредить друзей. Тот факт, что крик, даже пассивный, может заставить опасного врага оставить свои агрессивные намерения или даже прервать уже начатую атаку (возможно, потому, что в других случаях эта голосовая вибрация приносила атакующему неприятности в виде соплеменников выбранной им жертвы), вполне мог дать начало активному использованию человеческого голоса в качестве составной части боевой стратегии, которую широко использовали почти все воинственные сообщества прошлого. Боевой клич многотысячной армии, вибрирующий под небесами, часто, казалось бы, пробуждал богов от их сна и обладал такой притягивающей силой, что враг с меньшим вокальным потенциалом вполне мог невольно вздрогнуть и начать испуганно оглядываться по сторонам, словно бы предчувствуя появление небесного воинства.

Греческие и римские легионы были хорошо знакомы с парализующим эффектом внезапного крика, долетевшего из глубин обычно безмолвного леса, на который они отвечали ответными яростными криками или шумной какофонией музыкальных инструментов. В этой связи выдвинутая Гилби теория о происхождении слова «паника» кажется особенной интересной: как говорят, холмы Греции дрожали при звуках крика Пана, когда бог плодородия неутомимо выражал свое жизнелюбие, радуясь новому урожаю, или даже жестокость, совершая акт насильственного осеменения. Эпическая литература Северной Африки и Ближнего Востока, от финикийской до ассирийской, от персидской до еврейской, также наполнена пронзительными боевыми кличами — порой воинов, наполовину обезумевших от своей вокальной концентрации.