Читать онлайн «Самураи». Страница 45

Как уже было отмечено ранее, качество подготовки в боевых рю варьировалось в зависимости от времени и, конечно же, обстоятельств. Если на основании сохранившихся записей в эволюционном развитии будзюцу и можно выделить какую-то тенденцию, то мы бы в первую очередь отметили две основные качественные фазы, по всей видимости, характеризующие процесс обучения в крупных центрах боевой подготовки: первая, позитивная и реальная, когда боевые искусства являлись жизненной необходимостью для человека, который был вынужден приспосабливаться к жестокой реальности своего существования, используя различные специализации будзюцу; вторая, негативная и формальная, когда будзюцу, как средство выживания, постепенно теряло свое прежнее значение и в конечном итоге превратилось в романтическую традицию, основным средством выражения которой стали ритуалистические демонстрации. Этот цикл можно проследить на примере Хэйанской культуры, где военные доблести и навыки аристократических кланов, пытавшихся в архаическую эпоху установить баланс сил в царстве Ва (получая за это регалии и знаки отличия), превратились со временем в пустые звания, которых сторонились многие вельможи. «Получить должность в военном министерстве, — пишет один ученый в своей работе, посвященной придворной жизни в Древней Японии, — считалось самым неудачным вариантом развития карьеры придворного» (Morris, 97). Даже отряды дворцовой охраны в Нара, Нагаока и, наконец, Киото «уже во времена Мурасаки[11]… исполняли чисто церемониальные функции».

Этот цикл проявил себя и в военной культуре феодальной Японии, где практика будзюцу (а следовательно, и сами школы, обучавшие всем его стилям и специализациям) находилась на высочайшем уровне в течение нескольких веков «смутного времени», как и в начале периода Токугава, но постепенно пришла в упадок к концу правления Токугава. На протяжении этого длительного периода, пока нация жила в мире под бдительным присмотром когорт сёгуна в Эдо (так же как и в провинциях), когда открытые дуэли или состязания между студентами различных рю были строго запрещены, а каждая школа изолирована в пределах своего тренировочного лагеря, произошло заметное снижение среднего уровня мастерства, и в некогда живом, бурлящем мире будзюцу начало распространяться пассивное, почти безразличное отношение к обучению боевым искусствам. Поединки с использованием настоящего оружия или его заменителей «случались все реже и реже», а упражнения с мечом и копьем, по словам Доре, «стали напоминать формальную гимнастику или хореографические этюды — одним словом, как сказал Фудзита Токо, превратились в детскую забаву» (Dore 2,151).

Соответственно процесс обучения, как отмечали в своих записях критики будзюцу, стал «невыносимо скучным и, кроме того, почти бессмысленным» (Dore 2,152). Ситуация ухудшилась настолько сильно, что бакуфу Эдо, обеспокоенное угрозами со стороны западных наций и их военных посланников, которые осадили Японию в девятнадцатом веке, запоздало сменило свой прежний курс, пытаясь остановить падение качества обучения будзюцу в школах, доступных для воинов новой индустриальной эпохи. Управляющие провинциями «начали поощрять дуэли как разновидность тренировки» (Dore 2,173), и первой характерной особенностью обучения будзюцу, которая была подвергнута острой критике со стороны властей, стала именно «скрытная замкнутость различных рю», что теперь расценивалось как «препятствие для развития полезных навыков». Школы боевых искусств призывали «тренироваться вместе», и некоторые военные кланы стали предпринимать собственные попытки оживить боевой дух, сильно разбавленный правительственным контролем и пустым формализмом. Любой неизвестный мастер фехтования на мечах или копьях, претендующий на должность учителя в рю феодального владения, должен был продемонстрировать свое искусство на практике, «одержав победу по меньшей мере в шести поединках из десяти с претендентами на роль наставника из других рю» (Dore 2,173), и та школа, которая не сумела подготовить мастера, способного победить в шести дуэлях, «подлежала закрытию».

Однако к началу девятнадцатого столетия качественный уровень преподавания будзюцу упал слишком низко, и даже отчаянные усилия военных властей исправить ситуацию, которую они сами же помогали создать, оказались бесплодными. Здоровая конкуренция и вместе с ней процесс отбора среди активных центров боевой подготовки, широко распространенные в беспокойном, но сравнительно свободном японском обществе до периода Токугава, не могли быть восстановлены искусственно за короткий промежуток времени после продолжительного парализующего воздействия правительственного контроля. К концу периода Токугава традиционное будзюцу, так же как и центры боевой подготовки, утратило свое прежнее значение и отошло в область обрядов и обычаев, которые нация сохраняет в качестве напоминания о своем славном прошлом. В то же самое время в японском обществе начали зарождаться новые порядки и обычаи для учреждения новых центров ориентации и новых школ, способных соответствовать уровню эпохи, историческое содержание которой требовало почти полного преобразования уже сильно разбавленных военных традиций. Использование таких терминов, как «боевая этика» или «боевые пути» (будо) вместо «боевые искусства» (будзюцу), на самом деле имеет давнюю историю, поскольку их можно встретить в хрониках начала периода Эдо. Но это почти стало правилом к концу периода Токугава и позднее, когда многие школы, связанные с системами единоборств, ведущими свое происхождение от феодального будзюцу, называли их специализациями будо, тем самым как бы подчеркивая, что они представляют собой общеобразовательные методы достижения целей, отличных от тех, которые преследовали древние рю будзюцу.

В самом сердце рю мы находим загадочную фигуру, от которой зависело само существование будзюцу, а также сохранение и развитие его теории и практики. Такой фигурой был мастер боевых искусств, эксперт по оружию, учитель — сэнсэй. В этой точке предмет боевой подготовки перемещался с коллективного измерения рю на индивидуальное измерение распространителя знания. Таким образом, в этом разделе объектами нашего внимания будет сэнсэй как важный субъект будзюцу и его роль в становлении, сохранении и передаче теории и практики боевых искусств на систематической основе.

Где бы им ни суждено было найти свое применение, на поле боя или же в индивидуальном поединке, различные специализации будзюцу, как и история боевых искусств в целом, всегда находились в большом долгу перед сэнсэем — тем человеком, который, следуя своим естественным наклонностям и спонтанному интересу к боевым искусствам или знаниям из других областей человеческой деятельности, которые помогают решать проблемы вооруженной и невооруженной конфронтации, посвящал большую часть своей жизни изучению будзюцу. Он экспериментировал с оружием, проверял технические приемы и стратегии различных специализаций в реальном бою и разрабатывал новые стили или способы, помогающие эффективно справиться с огромным количеством тех опасных ситуаций, в которых человек мог легко потерять свою жизнь. Кроме того, он учил своим методам других. Такие учителя занимали видное положение в доктрине будзюцу, согласно древним канонам историографии, по которым значимость исторических событий определялась участием в них героев и лидеров. Не преуменьшая, несомненно, важнейшую роль в истории будзюцу бесчисленной массы воинов всех классов и рангов, которые часто прокладывали путь и создавали благоприятный климат для появления знаменитых учителей, именно последние предпринимали целенаправленные усилия для создания четко определенных боевых систем, основывали школы, набирали учеников и передавали им записи собственного опыта, чтобы сохранить свои идеи и практические знания для последующих эпох.

Нам очень мало известно о том, какие критерии использовались при оценке кандидата на должность преподавателя боевых искусств. Можно предположить, что (по крайней мере первоначально) ее получали наиболее одаренные члены клана, имеющие природную склонность к упражнениям с оружием. В китайской культуре назначение на ту или иную должность почти полностью зависело от индивидуальных качеств, которые оценивались по результатам публичных экзаменов, и постоянного наблюдения за достижениями кандидата на протяжении всей его официальной карьеры. Однако в Японии официальные должности имели в основном наследственный характер и, следовательно, передавались от отца к его родному или усыновленному сыну. Таким образом, если китайские военные хроники наполнены именами бойцов, лично прославившихся своими достижениями в различных специализациях боевого искусства, то в Японии мы читаем в основном про «школы» и «семьи» мастеров будзюцу, гордившихся своей принадлежностью к известной династии многих поколений профессионалов, чьим письменным или устным инструкциям они собирались следовать достаточно близко.