Читать онлайн «Империализм от Ленина до Путина». Страница 7

Частные собственники прекрасно знают, что они сделали и продолжают делать каждый день в погоне за прибылью, они подсознательно ощущают, что когда-то всему этому придет конец. Будущая месть угнетенных оказывается опрокинута в прошлое ужастиками про ГУЛАГ. Жертвы репрессий в версии буржуа обязательно невинны, ведь буржуа не чувствуют себя виновными – при капитализме все происходит «само собой». Буржуа также чувствуют, что их власть не устоит перед организованным выступлением пролетариата. Именно поэтому жертвы репрессий в буржуазном эпосе беззащитны.

С другой стороны, буржуазное сознание адаптирует образ Сталина-патриота-государственника-русского националиста. Полуфабрикат такого Сталина был заготовлен в начале 90-х оппортунистической патриотической левой, сегодня он попал на идеологическую кухню имперской буржуазии путинской России, и из него готовится весьма опасное для дела пролетариата блюдо русского национал-социализма.

Нетрудно заметить, что эволюция образа Сталина проходит по линии вытеснения либерального Сталина патриотическим. Буржуазия подходит к историческим образам не менее утилитарно, чем ко всему остальному. Она приспосабливает Сталина под текущие политические нужды (если это возможно, то и пролетарских диктаторов она приспосабливает к своей цели максимизации прибыли). Когда ей нужно было ускорить процесс приватизации и укрепления связей с мировым капиталом – российская буржуазия пугает обывателя сталинскими репрессиями, «сталинизмом», единственным спасением от которых и является тотальная либерализация всего и вся. Так «Сталин» помогает либерализации.

Когда национализированная собственность была в основном поделена и встает задача стабилизации системы, нужно сильное государство, способное защитить собственность, – тут буржуазия превращает Сталина в патриота-государственника, и отчасти даже в «хорошего парня». Все буржуазные политики от Путина до Зюганова поднимают за Сталина рюмочку. Все газеты и журналы печатают статьи на сталинский юбилей. Так «Сталин» помогает стабилизации.

Сталин – ключевая и трагическая фигура освободительного движения ХХ века. Плохо, когда о нем пишут слишком просто.

Эта простота бывает двух видов. Простота панегириков коммунистическо-патриотической прессы, которая не устает перепечатывать похвалы Уинстона Черчилля, Шарля де Голля и т. д. на каждую годовщину рождения или смерти Сталина, забывая при этом, что к похвале врага нужно относиться очень и очень осторожно. И простота либеральная и леволиберальная, делающая из Сталина сверхчеловека со знаком «минус», произвольно меняющего русло реки истории, наперекор воле классов пускающего колесо революции вспять или на пустом месте устраивающего массовый террор и кровавую баню «ленинской гвардии».

В противоположность «простым» подходам, оценка такого явления, как Сталин, возможна только с точки зрения продолжения борьбы, которую он вел. Любая иная оценка неизбежно свалится в две названные крайности: «зряшное» отрицание или «сталинистскую» апологетику.

«Историей» на Сталина была возложена также определенная задача в области теории. Она сводилась к обобщению того нового, что сделал Ленин, и суммированию опыта большевистской партии и Октябрьской революции. С этой задачей, не избежав при этом примитивизации, Сталин справился.

Этот период можно сравнить с тем, как после завершения теоретической деятельности Маркса и Энгельса, создавших материалистическую диалектику, наступил период II Интернационала, когда марксизм развивался «вширь», а не «вглубь». Победив практически во всех отрядах рабочего класса Европы, он снизил уровень, «популяризировался». Но это создало и условия для нового периода углубления теории, связанного с именем Ленина.

Упрощения и примитивизации, которые более «утонченные» марксисты не могут простить сталинскому периоду, являются следствием, с одной стороны, распространения ленинизма «вширь», с другой – необходимостью закрепить достигнутое в форме «учебника», «формулы», «догмы». Как примитивно ни выглядят сегодня теоретические результаты этого периода, без него и тех задач, которые он решил, не было бы нового прорыва в марксизме в постсталинский период.

Что касается практических задач социализма, то на долю Сталина выпало создание материальной базы нового общества, структурной перестройки экономики отсталой страны. Индустриализация, ликвидация мелкокрестьянского хозяйства – все это не относилось классиками марксизма к задачам социалистического общества. Предполагалось, что капитализм решит эти проблемы сам. Но они достались в наследство Советскому Союзу от царской империи, находившейся на периферии мирового капиталистического хозяйства.

Эти задачи были решены в СССР, причем в условиях изолированного развития, враждебного окружения («социализм в одной стране»), да еще и самой страшной в истории человечества войны.

К середине 1920-х годов стало очевидно, что быстрой революции в странах Западной Европы не случилось, и что Советские республики на территории бывшей царской империи будут существовать какое-то время в окружении враждебно настроенных капиталистических государств.

Пролетарская власть оказалась изолированной в мелкокрестьянской стране. Вынужденная политика «военного коммунизма», заключавшаяся в прямом изъятии продукции сельского хозяйства у крестьян, разбилась о мятежи в Тамбове и Кронштадте. Среднее крестьянство, терпевшее систему продразверстки в период Гражданской войны из боязни прихода «белых», которые могли отнять землю в пользу аристократии, теперь отказывалось подчиняться насилию. Приходилось выстраивать отношения с крестьянством на рыночной основе.

Уступка мелкой буржуазии деревни, социальный компромисс с крестьянством был назван новой экономической политикой. Один из большевистских лидеров, Рязанов, назвал нэп «крестьянским Брестом» в том смысле, что крестьянству в 1921 году пришлось уступить не меньше, чем немцам в Брест-Литовске в 1918 году.

Значительная часть революционной партии считала такую уступку недопустимой, предательской. В начале 20-х среди коммунистов прокатилась волна самоубийств. Но без этой уступки советская власть просто сломала бы себе шею, власть малочисленного городского пролетариата не выдержала бы натиск сельской мелкой буржуазии. Ленин убеждал в этом партийцев, говорил о том, что нэп – мера временная.

Союз городского пролетариата и сельской мелкой буржуазии изменил свою форму. Если в Гражданскую войну крестьянство шло на уступку большевикам, разрешая изымать хлеб взамен на то, что Красная Армия гарантировала село от возвращения помещиков, то теперь большевики шли на уступку, на реставрацию рыночных отношений. Этот союз позволил большевикам продержаться до конца 20-х, пока союз не был разорван кризисом хлебозаготовок.

Интересно, что необходимость социального компромисса с крестьянством в случае задержки мировой революции была предсказана еще до революции. Правда, предсказана «от противного». Троцкий писал в 1906 году:

«Предоставленный своим собственным силам, рабочий класс России будет неизбежно раздавлен контрреволюцией в тот момент, когда крестьянство отвернется от него. Ему ничего другого не останется, как связать судьбу своего политического господства и, следовательно, судьбу всей российской революции с судьбой социалистической революции в Европе. Ту колоссальную государственно-политическую силу, которую дает ему временная конъюнктура российской буржуазной революции, он обрушит на чашу весов классовой борьбы всего капиталистического мира»[7].

Троцкий выдел выход из «крестьянского тупика» на полях классовых битв Европы, но что делать, если классовые битвы там пока проиграны? Ленин находит выход из тупика в нэпе. Переиздав свою работу 1906 года в 1919 году, Троцкий считал мысли, изложенные в ней, по-прежнему актуальными. В предисловии 1919 года он пишет: «Ход мыслей в основных своих разветвлениях весьма близко подходит к условиям нашего времени»[8].

Крестьянство, пишет он, есть «политическое варварство… социальная неоформленность, примитивность, бесхарактерность. А все это такие свойства и черты, которые никоим образом не могут создать надежного базиса для последовательной активной политики пролетариата»[9]. После захвата власти «пролетариат окажется вынужденным вносить классовую борьбу в деревню… Но… недостаточная классовая дифференциация крестьянства будет создавать препятствия внесению в крестьянство развитой классовой борьбы, на которую мог бы опереться городской пролетариат…