Читать онлайн «Империализм от Ленина до Путина». Страница 2

Фактический материал о рыночной конъюнктуре за два столетия исследовал в 1920-е годы советский экономист-статистик Кондратьев. Изучив динамику цен на мировых рынках за этот период, он пришел к выводу о том, что, кроме «коротких» циклов, описанных Марксом, существуют еще и «длинные» циклы капиталистического производства. Если короткие циклы длятся 7–11 лет, то длинные включают в себя около пяти коротких и продолжаются 40–60 лет.

Сам длинный цикл делится на «повышательную» А-фазу и «понижательную» Б-фазу. В А-фазе кризисы оказываются более разрушительными, чаще происходят войны, социальные потрясения. Б-фаза, напротив, более спокойна. Самые сильные кризисы приходятся на переломные моменты – переходы от А-фазы к Б-фазе и от одного большого цикла к другому. В эти моменты чаще всего начинаются большие войны и поднимаются революционные волны, захлестывающие целые континенты[1].

Теория Кондратьева была первоначально отвергнута официальной советской экономической наукой по политическим причинам, так как она предполагала возможность новых подъемов капиталистической экономики. Однако позже, когда был накоплен больший фактический материал, выводы Кондратьева подтвердились.

«Длинные» циклы связаны с долгосрочными изменениями в структуре производства и вызываемыми ими инвестиционными циклами. Начало нового длинного цикла обусловлено переменами в системе производства, внедрением новых открытий, тем, что сегодня называется научно-технической революцией. В период А-фазы открываются целые новые отрасли производства, где норма прибыли высока. Производственная сфера растет. Экономика испытывает дефицит капиталов.

Затем наступает перелом, цикл вступает в Б-фазу, ресурсы новых отраслей и внедрения новых технологий исчерпываются, норма прибыли в них падает, капитал перетекает в финансовую сферу, пытается решить проблему снижения нормы прибыли за счет внешней экспансии.

Продуктивно исследовать историю капитализма ХХ–XXI веков, влияние развития самого капитализма на его «свое другое», революционное антикапиталистическое движение, возможно именно с точки зрения наложения «длинных» и «коротких» циклов.

Таким образом, можно лучше понять, почему революционная политика Коминтерна 20-х – начала 30-х годов, пришедшаяся на «спокойную» Б-фазу, дала так мало практических результатов, а революционным движениям 60–70-х, часто уступавшим Коминтерну в идеологическом и организационном отношении, так часто сопутствовала удача. Почему эпоха неолиберальной глобализации, с ее наступлением на права наемных работников, по части антикапиталистического сопротивления сильно уступает эпохе «социального государства», пришедшейся на А-фазу.

Наконец, такой подход позволит нам дать прогноз будущего капитализма и специфики новой волны мировой революции.

ХХ век начинается с А-фазы «длинного» капиталистического цикла.

Ей предшествовала Б-фаза, начавшаяся кризисом 1873–1878 годов, так называемой «поздневикторианской депрессией», самым долгим кризисом за всю историю капитализма. Заканчивается Б-фаза кризисами 1890 и 1900–1903 годов. Первый из них наибольшие хозяйственные потрясения вызвал в Германии, США и Франции, а второй, более долгий и глубокий, затронул Германию, США и Россию. Переход к Б-фазе 1870–1890-х сопровождался франко-прусской войной, объединением Германии и первым в истории рабочим правительством – Парижской коммуной.

Б-фаза 1873–1890-х гг. стала периодом территориального расширения капитализма. Многие исследователи называют его «первой глобализацией» или «первой волной глобализации», что не совсем верно, потому как капитализм на протяжении всей своей истории стремился к расширению, к тому, чтобы стать действительно всемирной, глобальной экономической системой.

Мировой рынок зарождается как трансатлантический еще в XVI веке, когда торговый капитал Европы впервые осваивает преимущества колониального ограбления Нового Света. Но и эта торговая паутина проникала очень неглубоко, ограничиваясь Европой и побережьем Атлантического океана. До этого, в XV веке, сложились торговые пути португальцев, стремившихся в Азию, вокруг Африки.

Все большие территории и все большее население вовлекаются в логику капиталистического рынка, этот процесс превращает экономику в мировую экономику, все части которой связаны в одну систему торговыми цепочками, а история отдельных стран или «цивилизаций» превращается в мировую историю. Соответственно и революционные изменения теперь приобретают всемирный характер.

Сама экономическая система подчиняется логике накопления капитала. Тот, кто владеет условиями и средствами производства – капиталист, – нанимает на работу того, у кого этих средств производства нет, – «свободного» работника. При этом разница между стоимостью израсходованных средств производства и рабочей силы, с одной стороны, и стоимостью произведенного продукта – с другой, составляет прибавочную стоимость. Часть ее идет на удовлетворение разного рода потребностей капиталиста, а остальное снова вкладывается в производство. Этот в пределе бесконечный процесс накопления капитала становится главной движущей силой мировой экономики, которая за несколько столетий проделала путь от весьма скромных капиталов генуэзских купцов до многомиллиардных состояний Джорджа Сороса или Романа Абрамовича, от небольших мануфактур до транснациональных производственных объединений. Общественный прогресс при этом оказывается только побочным продуктом этого экономического perpetuum mobile, он является настолько противоречивым, что раз за разом ставится вопрос о том, не слишком ли велика цена прогресса.

Например, расширение «цивилизованной» области за пределы Западной Европы сопровождается уничтожением коренного населения Америки – это от 90 до 120 миллионов жизней. Расцвет капитализма в Западной Европе производит специфические перемены в Восточной Европе, которая становится источником сельскохозяйственных продуктов и сырья для более развитой экономики Запада: здесь «расцветает» самый жестокий за всю историю феодализм, «второе издание крепостного права». В Северной Америке «расцветает» рабовладельческое хозяйство, которое призвано дать хлопок для английской текстильной промышленности. Трансатлантическая работорговля, которой занимались почти все ведущие «цивилизованные» нации Европы, унесла, по современным подсчетам, 112 миллионов африканцев. К тому же охота за рабами трансформировала социальную структуру африканского общества так, что плоды этого континент пожинает до сих пор. Более развитые прибрежные племена превращались европейцами в поставщиков живого товара, занимавшихся отловом рабов из числа менее развитых племен. Заложенные таким образом противоречия уже в ХХ веке привели к вспышкам геноцида и этническим войнам.

Индии тоже пришлось заплатить свою цену за интеграцию в мировую экономику. Английские предприниматели, подавляя конкуренцию, разорили местную текстильную промышленность, что привело к голоду в Бенгалии – основном центре хлопчатобумажного производства страны. В 1769–1770 годах голод унес 7 миллионов человек, треть населения региона. Голод вернулся еще раз в 80–90-е годы XVIII века, когда умерла половина населения – 10 миллионов человек. По мере того как власть англичан распространилась на всю Индию, голод стал общенациональным бедствием. Так, за последнюю четверть XIX века голод унес жизни 26 миллионов индийцев – более миллиона жизней в год.

Чтобы запустить мотор индустриализации и капиталистического накопления, весь мир заплатил очень высокую цену.

К концу XIX века не включенными или слабо включенными в мировой рынок остаются только Африка и Китай. Против них и была направлена внешняя экспансия мирового капитализма, причиной которой стал кризис перенакопления капитала 1870-х годов, «поздневикторианская депрессия».

Внутренние резервы расширения производства на основах, заложенных индустриальной революцией начала XIX века, были к тому времени исчерпаны, а новые технологии, связанные прежде всего с использованием электричества, еще не созданы. Гигантские финансовые ресурсы оказались накопленными, но отсутствовала возможность их производительного использования. Такая возможность была открыта за счет военной экспансии в Африку и военно-политической – в Китай. За 15 лет европейскими державами был поделен континент, который считался до этого диким и никому не нужным. Англия, Франция, Германия, Россия, Япония а также Бельгия и Голландия увеличили в период с 1876 по 1914 год свои колониальные владения в полтора раза. Приобрели колонии и Соединенные Штаты. Причем ни они, ни Германия и Япония ранее колоний вообще не имели, а Франция имела в 10 раз меньшие, чем в 1914-м.