Читать онлайн «1612. Рождение Великой России». Страница 59

Само использование известного святой жизнью митрополита в качестве третейского судьи следует рассматривать как проявление мудрости, а не слабости Пожарского. Возвышение троицкого инока Кирилла могло не нравиться честолюбивому троицкому келарю, но это не значит, что мы должны некритично принимать оценки Авраамия. Его, как и вообще властей Троице-Сергеева монастыря, крайне раздражала медлительность Пожарского, не спешившего по призыву монахов бросаться очертя голову к Москве.

Если смотреть на дело глазами князя Дмитрия Михайловича, то он не имел возможности действовать поспешно. Под Москвой осталось очень мало дворян, зато было полно авантюристов, способных увлечь его сборное войско различными действительными или мнимыми выгодами, если князь не приведёт монолитные, крепкие, довольные службой и жалованьем полки. Минину требовалось дать время на сбор необходимых средств. А Пожарский просто не мог позволить себе потерпеть поражение от поляков или казаков, поскольку все средства снабжения из городов и уездов выжимались Мининым досуха.

Сципион «кунктатор» стал победителем Ганнибала именно благодаря своей «медлительности». Пожарский не менее разумно использовал промедление. Пока он собирал силы, поляки и бояре в Кремле голодали, а казаки под Москвой и шляхтичи в королевском лагере ссорились до драки. Король Сигизмунд был не прочь занять Московский престол, но сомневался в своих силах обуздать гражданскую войну, которая жгла уже саму Польшу. Разгулявшись на Руси, шляхта буйствовала и в Речи Посполитой; Пожарский ещё стоял под Ярославлем, когда 7 тыс. оставшихся без вождя ратников Сапеги составили конфедерацию и ушли из Москвы домой, грабить королевские имения, возмещая себе невыплаченное жалование.

Король препирался со шляхтой на сейме и не пошел к Москве. Лишь смоленский губернатор Яков Потоцкий в мае послал туда на смену Александру Гонсевскому полковника Николая Струся с 3 тыс. ратников. Тогда и литовский гетман Ян Карл Ходкевич, более полугода простояв без дела, двинулся к Москве с запасами для гарнизона, величайшими усилиями набрав 12-тыс. войско из сбродной польской и литовской шляхты, 15-ти хоругвей королевской конницы, отрядов пехоты и 8-ми тыс. украинских казаков.

Давняя вражда Потоцкого к Ходкевичу мешала объединению усилий неприятеля. Племянник Потоцкого Струсь задержал поход гетмана на 4 недели, но так и не объединился с ним. В начале июня 1612 г. Струсю удалось войти в Кремль, а Ходкевич доставил гарнизону продовольствие, но это был последний успех интервентов. Оголодавший гарнизон мигом расхватал доставленные припасы. По требованию Струся Гонсевский передал ему командование. Напрасно Ходкевич защищал Гонсевского, обещал гарнизону скорый приход короля, умолял Сигизмунда выступить в поход и собрать для войска жалованье.

Предвидя плачевный исход завоевания, Александр Гонсевский и множество его сторонников покинули Москву. В Кремле и Китай-городе осталось лишь войско Струся и часть ратников Сапеги под командой хорунжего Будилы. В залог будущего жалованья им были выданы драгоценности из царской сокровищницы (короны, скипетры, бармы, облачения и т. п.). Бояре, хоть и утеснённые в своей власти, готовы были расплачиваться с оккупантами чем угодно, лишь бы те продолжали их защищать.

Ходасевич уже понимал, что раньше зимы Москва королевских знамен не увидит, а прокормиться в ней интервенты не смогут. Чтобы удержать Москву, гетман должен был любой ценой собрать и доставить поредевшему гарнизону продовольствие. Он отступил на запад и разослал повсюду буйные отряды фуражиров, которые в поиске не разорённых сел сражались с казаками и отрядами ополчения, а в Новгородской земле—даже со шведами (коими были разбиты).

В свою очередь Пожарский одарил и ободрил ратников, по его призыву пришедших к Москве с южных рубежей, и послал к столице два конных отряда с задачей укрепиться в западной части города, на вероятном пути Ходасевича, обязательно отдельно от казаков. Расчёт был верным: в «острожке» отряда М.С. Дмитриева смогли укрыться от нападения казаков южнорусские ратники, а отряд Д.П. Лопаты-Пожарского обратил в бегство бросившихся на него воинов атамана Заруцкого.

Казачий предводитель терял почву под ногами. Укрепившийся было в Пскове самозванец, на которого он рассчитывал и которым так пугали Пожарского троицкие монахи, был схвачен псковичами и вскоре убит. Окончательно сделав ставку на сына Марины Мнишек и рассорившись с Трубецким, Заруцкий ушёл в Коломну, где жила Марина. Но больше половины казаков осталось с Трубецким, который высказывался за союз с Пожарским. Тогда Заруцкий разорил Коломну и бежал в рязанские края, надолго сойдя с политической авансцены.

26 июля 1612 г. главные силы Земского ополчения выступили из Ярославля. Шли медленно, подстраиваясь под скорость движения тяжелой стенобитной артиллерии и большого обоза с запасами, необходимыми в разоренных окрестностях столицы. Поджидали в условленных местах подкрепления, посылали «по вестям» отряды для изгнания неприятеля из ближних и дальних городов. Троицкие монахи усердно слали грамоты, торопя наступление на Москву. Пожарский не отказывался, но находил благочестивые предлоги двигаться достаточно медленно, чтобы по дорого собирать и обучать войска, а также «очищать» государство.

Отойдя от Ярославля на семь верст, князь передал командование князю Ивану Андреевичу Хованскому и Кузьме Минину. Он разослал по городам грамоты с призывом направлять отряды и казну в Ростов, а сам удалился в суздальский Спасо-Евфимиев монастырь помолиться у гробниц предков. Когда войско отстоялось и пополнилось в Ростове, Пожарский прибыл в город и молился в Борисоглебском монастыре. Придя в Переяславль, ополчение вновь отдыхало и принимало в свои ряды местные отряды. Здесь Пожарский провел переговоры с посланниками Трубецкого, просившими поспешить к столице для обороны от Ходкевича.

Князь одарил посланников, направил к Москве подмогу и обещал выступить немедленно. Он выполнил обещание, хотя оборона подвластной «Совету всей земли» территории требовала посылать отряды вплоть до Архангельска. 14 августа 1612 г. ополчение уже стояло под Троице-Сергеевым монастырем. Здесь была последняя остановка на пути к столице, здесь Пожарскому и Минину пришлось выдержать последний спор с командирами, опасавшимися, что князь будет убит казаками подобно Ляпунову, а Второе ополчение ждет судьба Первого.

Часть казаков из лагеря Трубецкого пришла к Троице и, поклявшись верно служить Земскому делу, влилась в ополчение. Но большинство не желало отказываться от вольницы и готово было защищать её с оружием в руках. Земские ратники успокоились, лишь получив уверение, что они ни за что не встанут в одном лагере с казаками, а вождь их не поедет к Трубецкому.

Сомнения и колебания ополчения замечательно характеризует сцена выступления войска от Троицы 18 августа, описанная С.М. Соловьевым: «Отпевши молебен у чудотворца, благословившись у архимандрита, войска выступили, монахи провожали их крестным ходом, и вот, когда последние люди двигались на великое дело, сильный ветер подул от Москвы навстречу ополчению! Дурной знак! Сердца упали; со страхом и томлением подходили ратники к образам Святой Троицы, Сергия и Никона чудотворцев, прикладывались ко кресту из рук архимандрита, который кропил их святою водою. Но когда этот священный обряд был кончен, ветер вдруг переменился и с такою силою подул в тыл войску, что всадники едва держались на лошадях, тотчас все лица просияли, везде слушались обещания: помереть за дом Пречистой Богородицы, за православную христианскую веру»{123}.

При подходе к Москве Трубецкой не раз посылал звать Пожарского к себе. Ответ воеводы и ополчения был один: «Отнюдь не бывать тому, чтоб нам стать вместе с казаками!» 20 августа Трубецкой, смирив гордыню, лично встретил Пожарского и просил объединить силы в одном лагере, но получил решительный отказ. Казаки оскорбились, однако Земское ополчение беспрепятственно заняло отчасти уже обустроенные передовыми отрядами позиции по широкой дуге западной части Белого города от Алексеевской башни на Москве-реке до Петровских ворот.

Главные силы Пожарского и Минина сосредоточились у Арбатских ворот, на кратчайшем пути к Кремлю от Смоленской дороги. Они немедленно занялись укреплением своих позиций острожками и сплошным глубоким рвом. Казаки, засевшие в Замоскворечье и по восточной части Белого города, давно перекопали все рвами и траншеями, но всё равно просили подмоги. Опасаясь их «шатости», Пожарский вынужден был по просьбе Трубецкого послать к его Ставке у Крымского двора пять сотен конных дворян, ослабив свое воинство, имевшее, за вычетом гарнизонов в разных городах и рейдовых отрядов, едва 10 тыс. ратников[7] и в основном малоопытных воевод.