Читать онлайн «Инквизиция: царство страха». Страница 34

Эта секта оказалась связана с множеством скандальных доктрин, вызвавших осуждение инквизиции. Ее членов обвиняли в том, что они утверждали, будто молитва должна быть умственной (внутренней), а не вербальной (ритуальной), что ада не существует. Им вменяли презрение к культу святых и папским буллам, непочтительность к таинствам, к образам святых и Девы Марии. Их подозревали еще и в утверждении, что церковные церемонии и праздники — обременительные обязанности («атадурас»)[497].

Одним из лидеров оказался Педро Руис де Алкарас[498]. Внук писца и сын торговца хлебом, Алкарас был бухгалтером и владел виноградником в Гвадалахаре[499]. По делам своих патронов он разъезжал по всей Кастилии, что предоставило ему возможность поисков новой духовности и встреч с людьми, которые мыслили, как он. Одной из них стала Изабелла де Ла Крус, прикрепленная к францисканцам в качестве участницы третьего ордена монашеского братства, хотя она не жила в женском монастыре. Второй была Мария де Касалья, чей брат Хуан был епископом и капелланом кардинала Синероса[500].

Как это часто происходило, интерес инквизиции был вызван завистью. 13 мая 1519 г. светская благочестивая женщина по имени Мария Нуньес, которую в Испании считали беатой, вместе со своей горничной и священником Эрнандо Диасом донесла на Алкараса, Касалью и Лa Крус. (Подробнее о беатах говорится в главе 12).

Мария Нуньес была напугана. Хотя она и была беатой, но оказалась неосмотрительной. Эрнандо Диас придумал ей прозвище «священник дам». Эта женщина была любовницей могущественного вельможи Бернардо Суареса де Фигероа, но желание сдерживалось хорошим тактом и воспитанностью. Мария упрекала его в импотенции.

Алкарас недоброжелательно относился к поведению такого рода и угрожал разрушить благочестивую репутацию Мари Нуньес. Он и его друзья начали собирать сведения против нее, которые планировали передать религиозным властям. Поэтому Нуньес решила первой донести на них[501].

Сначала инквизиция не придала этому значения. Алкарас продолжал путешествовать и широко проповедовать, а Изабелла де Ла Крус привлекла новых сторонников. Лишь позднее известия о лютеранском мятеже стали более тревожными. Официальные власти пересмотрели донос и решили, что секта алюмбрадос может оказаться опасной. Но не стояло вопроса о том, что на алюмбрадос оказывает влияние Лютер — секта возникла около 1512 г. У них имелось много общих идей, в особенности, в определении значения умственной молитвы и в высмеивании религиозных институтов.

Весной 1524 г. Алкараса арестовали. Во время длительного процесса подсудимого подвергали пыткам. Только в 1529 г. вынесли приговор. Его и Изабеллу де Ла Крус высекли и прогнали по улицам тех городов, где они проповедовали.

Алкарас оставался в тюрьме до 1537 г., Ла Крус — до 1538 г.[502]

Отвлекаясь от этого дела и размышляя о мире, который оно раскрывает, попадаешь в реальность, одновременно знакомую и неизвестную. Здесь, на знойных равнинах Кастилии, люди увлеченно ходили в гости друг к другу, обсуждали теологию и страстно размышляли над таинствами молитвы и религиозных обрядов.

Все это может показаться бесконечно далеким. Но резкие разногласия относительно религии и обычаев повседневной жизни все же имеют определенный резонанс.

Одна из проблем инквизиции в рассмотрении группы алюмбрадос заключалась в том, что у судей не имелось уверенности в том, к какому именно виду ереси ее следует отнести. Но это не имело столь же важного значения, как проблема похотливости и сексуальной распущенности, которые разжигали желание порицать их.

Марию Касалья, арестованную в 1532 г., обвинили в том, что она говорила, будто «была ближе к Богу, занимаясь любовью со своим мужем, чем в тот момент, когда совершала самую возвышенную молитву в мире»[503].

Но беата и алюмбрада из Саламанки Франсиска Эрнандес занимаясь религиозной практикой необычного типа со священником Антонио Медрано. Она утверждала, что «преданные Господу мужчина и женщина могут обнимать друг друга как в обнаженном виде, так и в одежде»[504].

Однако такая неразбериха вокруг новой ереси возникла из-за того, что не имелось всеобъемлющего еретического движения алюмбрадос.

Самих алюмбрадос можно разделить на две группы. Рекогидос стремились обрести мир и союз с Господом через религиозное созерцание. А дехадос, подобные Франсиске Эрнандес, утверждали, что ни от каких мыслей не следует отказываться, предаваясь Господу, этого вполне достаточно для мистического союза[505].

Философия «алюмбрамиенто» фактически впервые была полностью сформулирована самой инквизицией в эдикте веры от 23 сентября 1525 г. Она никогда не обсуждалась с этой точки зрения какими-нибудь предполагаемыми адептами[506]. Как таковая, эта философская система, как и «иудаизм» конверсос, была, по сути дела, придумана самой инквизицией. Аналогично тому, не существовало сети представителей «пятой колонны» алюмбрадос, пока инквизиция не идентифицировала ее. Хотя и циркулировали идеи, которые не выглядели ортодоксальными, эти мысли не принимали в качестве характеристики движения, пока инквизиция сама не выбрала их таковыми и не приступила к преследованию.

В действительности, восприятие ереси в движении алюмбрадос во многом обязано восприятию конверсос. Алкарас, Касалья и Лa Крус — выходцы из семей конверсос, некоторые из их родственников были наказаны инквизицией[507]. Сначала самого Алкараса представили в качестве конверсо, тайно предающегося иудаизму. Его обвинили в том, что он поддерживает философию дехамиенто, чтобы привести Кастилию к Моисееву закону[508].

Когда Алкарас продемонстрировал, что совершенно не знает принципов иудаизма, инквизиторы решили, что у нового движения найдется больше общего с лютеранством. Хотя форма обвинений изменилась, некоторые инквизиторы заявили: опасность усугубляется тем, что все алюмбрадос происходили из конверсос[509].

Так старый способ концептуализации ереси стал мостом к новому. Когда многие конверсос при дворе Карла V обратились к реформаторским идеям Эразма Роттердамского, на них повесили ярлык их врагов — алюмбрадос[510]. Здесь появился новый удобный всеобъемлющий ярлык — название, которое прилипает. Приклеивание ярлыка, как оказалось, стало прелюдией к уничтожению сторонников этих новых идей.

Со своей «базы» в Нидерландах, стране с высокими небесами и зарождающейся шерстяной индустрией, Дезидерий Эразм выпустил серию работ, призывающих к пересмотру христианской религии в Европе. Влияние Эразма быстро распространилось в Европе. В период 1520-х гг. аристократию Испании охватила настоящая лихорадка, так как каждый стремился познакомиться с его трудами.

Один из испанских поклонников Эразма 2 сентября 1526 г. писал: инквизиторы приказали, чтобы никто не смел писать против него. «Ваши противники проникли в дома знатных дам и их дочерей, в женские монастыри, убеждая, что никто не должен слушать тех, кто читал Эразма, кто даже приобрел какую-нибудь из его работ… Но так как запретный плод всегда слаще, они ухитряются использовать каждую возможность, чтобы убедить, что понимают Эразма, выискивая сторонников, интерпретируя его труды. Это дает основания предполагать, что его работы вскоре станут очень хорошо известны в аристократических домах и в женских монастырях»[511].

В 1525 г. основные работы Эразма на латыни были опубликованы в университете Алькалы, а в 1527 г. для обсуждения его идей великий инквизитор Алонсо де Манрике организовал в Вальядолиде конференцию. В последующие годы публиковались многочисленные переводы его работ[512]. Этот первоначальный восторг в основном объясняется широким распространением фламандского влияния при дворе короля Карла V из династии Габсбургов. Многие придворные из его свиты были личными друзьями Эразма. Но нация, рассматривающая себя после разгрома мавров и открытия Америки в качестве народа, на который возложена историческая миссия[513], особенно остро прореагировала на значение духовного возрождения и внутренней связи с Господом, которое подчеркивал Эразм. Тенденции универсальности в идеях Эразма полостью соответствовали всемирным амбициям испанского владычества и ощущению Испанией своего имперского предназначения[514].

Но здесь мы должны понять Испанию. За пятьдесят лет до того она перешла из состояния постоянной гражданской войны к возмездию мусульманам после падения в 1453 г. Константинополя и к открытию совершенно нового континента. Страна приступила к его освоению. Согласно идеям времени, неизбежно появилось ощущение религиозной предопределенности.