Читать онлайн «Черноморские казаки (сборник)». Страница 48

Собручи

Гнила

Короткая

Николаевка

Котляровка — вторая

Петрова

Кроме того, много было устроено хуторов и жилищ при рыболовных заводах по речкам и лиманам.

Не успели черноморцы обжиться на отведенной гетманом земле, как получили повеление готовиться к новому переселению на Высочайше пожалованную войску землю на Тамани (Фанагорийский полуостров).

Это известие как громом поразило черноморцев. С одной стороны, оказывался крайний недостаток пожалованной земли для удобного поселения всего Черноморского войска; с другой, казаков торопили переселением, следовательно, лишали их возможности сбыть что-либо с выгодой из хозяйственного устройства за Бугом. А в хозяйстве заключалось все достояние черноморцев!.. Но делать бы нечего… Черноморцы мирно встретили новое и неожиданное испытание их в покорности и верности отечеству и престолу. Тогдашнее жалкое состояние черноморцев отразилось в песне Головатаго, живущей и доныне в памяти народной. Что будет, то будет, а будет то, что Бог даст!.. Так порешили казаки на общей войсковой раде и смело пошли навстречу судьбе.

Первым делом черноморского коша была посылка войскового есаула Гулика для осмотра пожалованной земли и прилегающего к ней дикого и пустынного Кубанского края, занятие которого черноморцами входило в программу общих кошевых предположений.

Мокий Семенович Гулик отправился с приличною командою в дальний путь и со всею подробностью в топографическом отношении осмотрел Таманский полуостров и Кубанский край. Гулик пробрался до Георгиевска, где был ласково принят кавказским корпусный командиром, генералом графом Гудовичем. Возвратившись в Слободзею, старшина этот представил кошевому атаману отчет о своей командировке [144].

В то время как Гулик странствовал по диким пустыням Черноморья, войсковой судья Головатый, с разрешения графа Михаила Каховского и по приговору войсковой рады, был послан в столицу для испрошения у государыни прав на вечнопотомственное владение той землей, на которую должно было переселиться Черноморское войско [145].

Незабвенный Антон Андреевич Головатый, отправившись в С.-Петербург с прошением от войска, усердно хлопотал об охранении благосостояния черноморцев на новом месте жительства. Дружественные связи с значительными лицами в государстве, личные ходатайства у царицы, ласково его принявшей, и умное исполнение поручения увенчали труды Головатого полным успехом [146].

Дипломат наш и поэт —

Знаменитый Головатый

Испросил нам край богатый,

Где промчалось много лет:

Давших славу нам военну,

Милость Царску незабвенну,

Мирных дней драгой покой,

Век счастливый, золотой!

Испросив для войска две Высочайшие грамоты, Головатый удостоился благодарить лично великую монархиею за оказанные милости «верным» черноморцам.

Общую радость войска Антон Андреевич выразил в песне, сочиненной им на обратном пути из Петербурга в Слободзею, с драгоценными залогами монаршей любви к Черноморскому войску.

Высочайшими грамотами была дарована войску земля между Черным и Азовским морями, по реке Ею и до Усть-Лабинского редута. Войсковому начальству предоставлено самому чинить внутренний суд и расправу; черноморцы получили право заниматься торговлею и всякими промыслами; были ограждены вообще многими привилегиями и обязывались только охранять границы на Кубани от набегов горских народов.

Императрица Екатерина, награждая депутацию черноморских казаков благосклонным приемом, милостивым вниманием и денежными подарками, излила чрез этих представителей царские щедроты и на все свое «верное» войско Черноморское. Кроме Высочайших грамот, определявших права и вольности казаков, ее величество пожаловала войску, в 30-й день июня, большое белое знамя, серебряные трубы, печать с надписью: «Е.И.В. печать коша Войска Верного Черноморского», и подарила, чрез Головатого, войску на новоселье хлеб и соль на золотом блюде, с такою же солонкою [147]. На этих царских подарках вычеканены были следующие слова надписью на блюде: «дар Екатерины Великой Войску Верному Черноморскому. 1792 года, июля 13-го. В Царском Селе. Чрез войскового судью и кавалера Антона Головатого»; на солонке: «подарена с хлебом Войску Черноморскому. 1792 года, июля 13-го».

Со всей царской благостыней Головатый прибыл в войско благополучно. Кошевой атаман Чепега командировал для встречи дорогого гостя, за тридцать верст, пятисотенный полк, пригласил в войсковую резиденцию всех старшин войска, херсонского архиепископа и прочее духовенство. На устроенном великолепном месте кошевой Чепега, при собрании казаков и многочисленном стечении народа, окруженный свитой, выслушал приветствие Головатого и принял с честью Высочайше пожалованную ему, за доблестное управление войском, саблю, алмазами украшенную. Препоясавшись дорогим подарком, Чепега, с чувством глубокого умиления, взял от войскового судьи драгоценные знаки Монаршего благоволения к Черноморскому войску, объявил народу Высочайшие грамоты и с подобающей церемонией, возблагодарив Бога в войсковой церкви, угостил войско царским хлебом и солью на славу. Этот незабвенный для черноморцев день был, при громе пушек и мушкетов, отпразднован с общим веселием, по старому казацкому обычаю, а чтобы сохранить навсегда память незабвенного дня, черноморцы соорудили такое же знамя, какое пожаловано Императрицей Екатериной II.

За все излиянные на черноморских казаков милости Чепега, от имени войска, благодарил государыню всеподданнейшим письмом.

Готовясь к дальнему походу, Черноморское войско снарядило при Фальче 51 лодку и одну яхту. На этой флотилии, до прибытия еще Головатого, пешие черноморские казаки, в числе 3847 человек под командою войскового полковника Саввы Белого и в сопровождении бригадира Пустошкина, отправились Черным морем на Тамань, куда прибыли 25-го числа августа [148].

По прибытии на место Савва Белый отрядил войскового полковника Чернышева с частью войска, на 12 лодках, к устью Кубани, в Кизильтажский и Сукоров лиманы, для наблюдения за действиями закубанских черкесов и для охранения от них войсковых рыбных ловлей, а полковника Кордовского поставил с командою при Старом Темрюке.

Для облегчения же казачьих судов находившиеся на лодках пушки и артиллерийские припасы по Высочайшему повелению, были сгружены в Фанагорийскую крепость [149].

Кошевой атаман Чепега, по окончании торжества войскового праздника, оставил за Бугом, с Головатым, один конный и один пеший полк, 2-го и 5-го сентября выступил, со всем войсковым штабом, обозом и остальным казачьим войском, тремя конными и двумя пешими пятисотенными полками, в поход на новопожалованную землю, сухим путем [150].

В конце октября Чепега прибыл к границам Черноморья на р. Ее и, изнуренный дальним путем, в неблагоприятную осеннюю погоду, остановился зимовать при Ейской косе в Ханском городке. Для наблюдения за действиями с неприятельской стороны, от Кубани, в степи, за 150 верст, была поставлена команда из 200 казаков при р. Челбасах. В следующем, 1793-м году была занята Черноморским войском и вся кубанская граница. В этом году пришли из-за Буга на Кубань, с Головатым, остальные полки с семействами переселявшихся черноморцев.

Не привлек, однако, безлюдный край заграничных выходцев из Польши, из Молдавии и Валахии. Они все остались на месте. Напротив, черноморцы рассеянного Запорожья старались сплотить за Кубани одну родную семью, в главе которой находился их батько-кошевой Харько Чепега. Ради пользы правительства черноморцы жертвовали своею собственностью: за неимением покупщиков они должны были оставить за Бугом непроданными все свои хозяйственные заведения и неудобное к перевозке, по дальнему пути, движимое имущество [151]. Такое плачевное состояние забугских черноморцев выразилось в нескольких словах сложенной тогда песни:

Течуть рички из загори мутни,

Идут люди из городив смутни,

Покидают вжитки, песики любезни

И предорогие грунти…

По переходе из-за Буга черноморцы нашли кубанскую землю необитаемою, со многими заросшими камышом речками и болотами. Пустынный край требовал для своего оживления необыкновенной деятельности малочисленных пришельцев. Черноморцы преодолели все трудности первоначальной бездомной жизни, победили, можно сказать, самую природу; мертвая кубанская сторона обратилась в оживленную область, и тем оправдались и слова, сказанные Головатым у монаршего трона, и надежды Екатерины II, выраженные в Высочайшей грамоте.