Читать онлайн «Родная старина Книга 3 Отечественная история с конца XVI по начало XVII». Страница 21

Этот дикий призыв к убийству и грабежу мог быть по душе разве только самой разнузданной черни и «лихим людям». Все лучшие люди отшатнулись от Болотникова. Прокопий Ляпунов с братом Захаром и Сунбуловым, приглядевшись к Болотникову и его полчищу, решились обратиться с повинной головой к Шуйскому: быть заодно с разбойниками, разорявшими родную страну, им было противно, а Дмитрий, которому они хотели послужить верой и правдой, не являлся. С Ляпуновым и Сунбуловым явились в Москву толпы дворян и детей боярских, а за ними стрельцы, которые в Коломне перешли было к Болотникову. Василий Иванович принял их, конечно, с радостью, простил их, даже обласкал и наградил — переход лучших сил от Болотникова спасал его. Помогло ему и то, что Тверь, где архиепископ воодушевил защитников, не поддалась Болотникову и отбила от стен своих отряды его. Пример Твери подействовал и на другие соседние города. Смоленск также держался Василия Ивановича. Многих готовых прежде постоять за Дмитрия начало брать сомнение, существует ли он. В Москву стали подходить ратные силы из Смоленской и Тверской областей. Сил у царя набралось довольно; можно было уже ударить на скопище мятежников, но царь медлил, выказывая человеколюбие и жалость к ним. Он обещал милость и прощение мятежникам, если они смирятся, но те упорствовали, — надо было решать дело боем.

Под стенами Москвы произошла битва. Царский племянник, молодой воевода, князь Михаил Васильевич Скопин-Шуйский, разбил Болотникова, которого покинул и Пашков со своим отрядом. Болотников не в силах был уже держаться под Москвой, бежал с остатками своего полчища и засел в Калуге. В несколько дней он укрепил ее глубокими рвами и валом, собрал около десяти тысяч беглецов и приготовился к осаде, а между тем послал в северский край к своим сторонникам с известием, что ему нужна скорая помощь, нужен и царевич Дмитрий, потому что, не видя его, люди начинают сомневаться в его существовании… Но новый Лжедмитрий не являлся. Шаховской и другие мятежные бояре призвали на помощь запорожских казаков, ополчили всех, кого только могли навербовать в северской земле, и поспешно выступили в поход, на выручку Болотникова. Незадолго перед тем среди терских казаков явился бродяга, назвавшийся Петром, небывалым сыном царя Федора. Шаховской призвал этого Лжепетра с шайкой терских мятежников, встретил его с большой честью в Путивле как царского племянника и наместника.

Между тем Болотников мужественно защищался в Калуге. Напрасно царская рать пыталась взять город. Четыре месяца уже длилась неудачная осада. Наконец Болотников сделал вылазку: он так внезапно и сильно ударил на осаждавших, что царское войско обратило тыл; пушки, обоз и припасы достались мятежникам, вдобавок около пятнадцати тысяч воинов и отряд наемных немцев передались Болотникову.

Эти вести поразили и всю Москву, и царя. Вчера еще ждали вести об окончательном уничтожении крамолы, а сегодня с ужасом приходится думать о защите столицы от торжествующих мятежников… Всевозможные меры были немедленно приняты. Приказано было, чтобы все, кто только мог держать оружие в руках, вооружились; монастыри должны были доставить в Москву свои хлебные запасы; даже иноки обязаны были на всякий случай готовиться к ратному делу. Святители всенародно по церквам предавали анафеме Болотникова и других злодеев.

К счастью, Болотников не решился напасть на Москву с теми силами, какие были у него под рукой, а поджидал Шаховского. Царь тем временем успел собрать войско, около ста тысяч. 21 мая он сел на ратного коня и повел боевые силы всего своего царства на скопище злодеев. Болотников оставил Калугу и перешел в Тулу, где соединился с Шаховским. Неподалеку от города Каширы царские отряды встретились с мятежниками. Начался кровавый бой. Царская рать стала уже подаваться под напором врагов, но воевода Голицын и Лыков воодушевили ее. Они кинулись в самый пыл битвы с криком:

— Нет для нас бегства! Смерть или победа!

Сильным ударом царские ратники смяли мятежников. Те, побросав свои пушки и обоз, поспешно отступили и заперлись в Туле.

Началась осада. Болотников делал беспрестанно, даже по нескольку раз в день, смелые вылазки и наносил большой вред осаждающим. Царь порешил взять город измором — все пути в Тулу были преграждены и гнездо мятежников было все охвачено царской ратью. Прошло два месяца. С каждым днем силы осажденных убывали; наконец они стали чувствовать уже недостаток в припасах — пришлось есть лошадей. Явились недовольные.

— Где же тот, — говорили они, — за кого мы умираем? Где Димитрий?

Шаховской клялся, что Дмитрий в Литве, Болотников уверял, что он видел его своими глазами.

И тот и другой писали в Литву, настоятельно требуя, чтобы их сторонники выставили какого-нибудь Дмитрия. Посланные с письмами очень ловко пробрались сквозь русский стан. До конца лета мятежники упорно отбивались и выносили твердо недостаток в хлебе и соли. Желанный Дмитрий не являлся, и помощи из Литвы не было. Но и царская рать уже тяготилась осадой; неоднократно пытались идти на приступ, но каждый раз возвращались с большим уроном. В царском войске начиналась уже «шатость». Неизвестно, чем кончилась бы эта осада, если бы царя Василия не выручил один из его воинов, Кравков, который был, по словам летописи, «большой хитроделец». Он явился к царю и сказал:

— Я обещаю тебе, государь, потопить Тулу водой и заставить мятежников сдаться.

Царь посулил ему большие милости, если это сбудется.

«Хитроделец» сработал во всю ширину реки Упы плот, велел сыпать на него землю. Плот с землей затонул и преградил течение реки; она вышла из берегов и затопила Тулу. Людям пришлось ездить по улицам в лодках. Вода залила погреба и кладовые с припасами. Осажденным и раньше уже приходилось жить впроголодь, беречь остатки запасов, а теперь начался настоящий голод — стали есть кошек, мышей, собак… Пришлось сдаться. Мятежники послали сказать царю:

— Мы сдадим город, если ты нас помилуешь, не казнишь смертью. Если же не обещаешь помиловать нас, то будем держаться, хотя бы пришлось нам есть друг друга от голода!

Царь обещал им свое милосердие. Болотников явился к нему в полном вооружении, снял с себя саблю, «ударил челом в землю» и сказал:

— Царь-государь! Я служил верно по присяге тому, кто в Польше назывался Димитрием. Точно ли он Димитрий или нет, не знаю: я не видал его прежде. Он меня покинул. Теперь я в твоей власти. В твоей воле убить меня, вот моя сабля — убей. Если же ты помилуешь меня, как обещал, то я буду тебе служить так же верно, как служил тому, кто меня оставил!

С торжеством вернулся Василий Иванович в Москву. Взятие Тулы праздновали, как некогда взятие Казани. Лжепетра повесили, Болотникова отвезли в Каргополь и там утопили. Другим важнейшим мятежникам была оказана пощада. Шаховского сослали на Кубенское озеро; немцев, изменивших присяге, отправили в Сибирь, а менее важных пленников оставили на свободе без наказания.

Давно ожидаемый мятежниками Дмитрий наконец явился. Это было незадолго до взятия Тулы. Кто был этот второй Лжедмитрий, трудно сказать — так разноречивы известия о нем. Наиболее вероятное сказание гласит, что он родом был из Стародуба; отсюда переселился в Белую Русь, где промышлял учительством, обучал детей грамоте. Бездомный скиталец и бедняк, он ходил в изодранном тулупе, в бараньей шапке даже летом: по бедности не мог он обзавестись летней одеждой. Из Могилева он перешел в Пропойск. Здесь его почему-то сочли шпионом и посадили в тюрьму. Чтобы избавиться от беды, он назвался боярином Нагим, дядей царя Дмитрия. Ему поверили, и приказано было его отпустить. К нему пристало несколько таких же проходимцев, как и он. Мнимый Нагой и приставшие к нему явились в Стародуб, где распустили молву, что сюда скоро прибудет царь Дмитрий. Один из товарищей самозванца, подьячий Рукин, приехал в Путивль и стал рассказывать, что Дмитрий в Стародубе. Путивляне его задержали и стали добиваться верных известий.

— Мы тебя замучим, — говорили они Рукину, — если ты не укажешь нам царя.

Под стражей нескольких путивлян Рукин был отправлен в Стародуб. «Где царь?» — стали спрашивать у мнимого царского дяди. Тот ответил, что не знает. Тогда стародубцы и путивляне принялись за ложного вестовщика — стали Рукина бить беспощадно кнутом, приговаривая при этом: «Скажи, где Димитрий!» Рукин не стерпел муки и закричал: