Читать онлайн «Польша против СССР 1939-1950 гг.». Страница 54

Часть центров самообороны тесно сотрудничала с советскими партизанскими отрядами. Тем не менее положение в этих укрепленных пунктах самообороны было очень тяжелым, так как люди стекались в них со всей округи вместе со скотом. Причем прибывали в основном люди, чудом уцелевшие от уничтожения в окрестных селах. Таким образом в Пшебраже, селе, насчитывавшем около 1 150 человек и ставшем символом самообороны (сейчас на его месте украинское село Хайнове), а также в Выдранке и Рафалувке, скопилось, по разным данным от 10 000 до 25 000 человек. Вокруг этих сел были отрыты траншеи и окопы, созданы завалы, а непосредственно обороняло их около 500 человек. Прибывшие беженцы размещались в шалашах и землянках. Проблему представляла организация питания, лечения больных и раненых.

Центр Пшебраже отбил множество атак банд УПА. Действовавший в районе Цуманских лесов крупный советский партизанский отряд Н. Прокопюка действовал в тесном контакте с самобороной Пшебраже, которой командовали офицеры АК. Только благодаря этому взаимодействию 31 августа 1943 г. удалось разбить одну из сильных группировок УПА, пытавшуюся уничтожить Пшебраже. Польские отряды самообороны предпринимали также и контратаки. Так, в том же Пшебраже польские группы нападали на расположенные поблизости украинские деревни, контролируемые отрядами УПА Бандеры. Целью этих нападений было не столько желание мести, сколько обеспечение продуктами питания, которые, естественно, силой отбирались у украинских крестьян. К сожалению, в ходе таких акций имелись также и жертвы среди мирного гражданского населения. Были, однако, и акции, которые направлялись исключительно против структур УПА. Недалеко от Пшебраже находилось село Омельно, в котором действовала школа ОУН для обучения младшего командного состава УПА. Отряд самообороны Пшебраже совместно с отрядом советских партизан уничтожил эту школу, добыв при этом большие запасы продовольствия. Однако много самооборон в конце концов были уничтожены в связи с нехваткой вооружения. Летом 1943 г. УПА разгромило самооборону Гуты Степаньской (украинские историки утверждают, что это сделали немцы, переодетые в форму УПА), в результате чего жертвой банд стало около 500 человек гражданского населения, остатки которого едва успели добраться до Пшебраже.

При этом следует прислушаться к мнению Прокопюка как непосредственного участника тех событий, который заметил, что в междоусобице, спровоцированной гитлеровцами между украинскими и польскими националистами, руководители села Пшебраже играли, к сожалению, недальновидную роль, так как отождествляли УПА и украинский народ. В связи с чем, как отмечает опять же Прокопюк, советским партизанам приходилось пресекать попытки расширения этого противостояния с обеих сторон в виде мести, вымещаемой на мирном населении. Так, во время пребывания отряда Прокопюка в район Пшебраже вылазки польской самообороны против украинских сел прекратились. Да и П. Вершигора свидетельствует о случаях подавления вооруженного противостояния между поляками и украинцами со стороны советских партизан: «Но затем, за весну и лето сорок третьего года, мы встречались с явлением резни мирного населения и польскими, и немецко-украинскими националистами как с чем-то обыденным. ...Один раз мы спасаем польскую деревушку от украинских националистов, другой — украинцев от польских полицаев... Не все ли равно?»[152]

В целом же, по разным источникам, в тех или иных центрах самообороны удалось спастись около 70 тыс. поляков, в том числе не в последнюю очередь благодаря советским партизанам. В качестве еще одного примера можно привести судьбу поселка Гута Стара (ныне не существующего), где в начале 1943 г. образовался сильный центр самообороны, в котором нашли убежище около 10 тыс. поляков. Так вот, он опирался не только на местные структуры АК, но и на действовавшие поблизости советские партизанские отряды. В результате, когда 16 ноября 1943 г. этот поселок подвергся нападению частей УПА, последние были наголову разбиты, что позволило полякам продержаться до лета 1945 г., а затем переселиться в Польшу.

Что же касается отношения немцев к польским пунктам самообороны, то тактику оккупанта по отношению к ним можно, мягко говоря, назвать «вероломной». В «Докладной записке об отношении польского населения к немцам», подготовленной начальником управления НКГБ Львовской области, в частности, отмечается, что при обращении поляков к немцам за помощью от разбоя бандеровцев немцы, как правило, советовали тем создавать отряды самообороны. Оружие при этом они полякам не давали, но в случае самовооружения поляков карательные отряды СД считали их партизанами и обращались с ними соответственно[153]. От себя же посоветуем тем, кто все еще нуждается в комментариях, сравнить действия гитлеровцев и советских партизан из отряда Прокопюка, с учетом того обстоятельства, что и первые и вторые по нынешней «классификации» польских, и не только, «прогрессистов» являлись оккупантами. Увы, но не почувствовать между ними разницу будет весьма затруднительно, даже если очень постараться.

Однако вернемся к АК, которая тем временем издала очередную директиву о формировании сильных партизанских групп быстрого реагирования, которые должны были взаимодействовать с отрядами самообороны в укрепленных пунктах. Тем самым она оказала хоть какую-то организационную помощь в создании отрядов из местных сил, жаль только, подкрепления, подтянутые из Польши, были уж очень незначительные, а кроме того, слишком запоздалая реакция польского подполья на тяжелое положение поляков на Западной Украине переломить ситуацию уже не могла. В целом на Волыни было сформировано девять партизанских отрядов, общей численностью около 1 500 человек, тогда как численность отрядов УПА разными авторами оценивается в 15-20 тыс. человек. Чья брала при таких раскладах, — наверное, уточнять не надо.

И все же, несмотря на явное неравенство сил, беспощадность, с которой действовала УГІА, вызывала не менее кровавые ответные рейды со стороны поляков. Польский историк В. Романовский в своей книге об АК на Волыни пишет следующее: «Бесспорно, необходимо также вспомнить о стихийных вылазках возмездия. Они организовывались в особенности... в период максимального усиления деятельности банд УПА. За разрушения, грабеж и смерть платили тем же самым ближайшим деревенькам, которые были под подозрением в содействии нападавшим. Такие экспедиции (несмотря на то что они могли возбуждать моральное беспокойство) пользовались симпатией поляков, так как приносили некоторое удовлетворение за понесенную несправедливость и разрушения. ...ответом на убийства, грабеж были атаки возмездия, убийства... Убийство рассматривалось как доблесть. Парни, которые убивали целые семьи, отмечали количество жертв на прикладах своих винтовок. ...В боях с УПА пленных вообще не брали. Даже захваченные без оружия мужчины не могли рассчитывать на снисхождение. Уговорам и приказам командиров противостояла жажда мести их подчиненных»[154].

А вот и воспоминания солдата АК, попавшего на Волынь весной 1944 г. в служебную командировку из Варшавского округа АК, когда волна активных нападений УПА на поляков уже прошла: «...Мы разбили отряд УПА под Корытницей... Я никогда ранее не встречался с таким остервенением среди солдат АК. Мои товарищи по отряду, по происхождению с Волыни, убивали всех украинцев из УПА, не брали пленных вообще. Когда я пробовал противиться, мне ответили, чтобы я не вмешивался. Раньше я слышал только, что на Волыни происходили страшные вещи, но только тогда узнал потрясающие подробности, рассказанные людьми, у которых УПА поубивала целые семьи. Я понял: это была их месть»[155]. Тут дело совершенно понятное, добавлять к этому нечего.

Следует отметить, что польские исследователи проблемы отмечают особую «заслугу» в массовом уничтожении польского населения и несогласных с этим украинцев на Волыни так называемой «Службы Бэзпэки» («Службы безопасности» УПА), контролировавшейся выходцами из УПА Бандеры в Галиции и в основном формировавшейся из украинцев Галиции. В Восточной Галиции ситуация была несколько иной. Как уже отмечалось, вследствие того, что Львов и Галиция после оккупации немцами были включены в состав Генерал-губернаторства, доступ туда для АК и Делегатуры был несравненно более легким, чем на Волыни, которая входила в «Рейхскомиссариат Украина». Сам этот факт отсутствия административных границ давал возможность отрядам АК оказывать более эффективную помощь польскому населению. К тому же, в отличие от Волыни, АК в основном отстроила там свои структуры уже к 1942 г., объединив в своих рядах такие подпольные формирования, как «Национальная военная организация», «Национальные вооруженные силы», «Конвент национально-освободительных организаций». Базы самообороны, как и на Волыни в Галиции, тоже были, но не такие значительные. К крупнейшим относились Ханачув, Микуличин и т.д. Да и немцы здесь вели себя по-иному, нежели на Волыни, содействуя некоторым центрам самообороны, чтобы исключить сбои в собирании контингентов с продовольствием. Правда, и на территории Генерал-губернаторства лица, сотрудничавшие с советскими партизанами, немцами же и ликвидировались. А потому ввиду отсутствия какого-либо советского подполья по согласованию со штабом партизанского движения в первый период оккупации на Львовщине действовала польская прокоммунистическая Гвардия Людова, которая со временам преобразовалась в структуру Украинского штаба партизанского движения, но серьезной вооруженной силой так и не стала. Так что и здесь полякам за помощью не к кому было обращаться и приходилось рассчитывать только на себя.