Читать онлайн «Наши мистики-сектанты. Александр Федорович Лабзин и его журнал "Сионский Вестник"». Страница 3

Горький и притом кровавый опыт заставил наконец Францию сознать всю необходимость религии [7].

— Священные понятия религии, — говорил с кафедры Порталис [8], — столь же необходимы для умственного мира, как идея творения для мира физического. Мораль, без церковного учения, есть тело без души и правосудие без судилищ. Народ уважает более то, что велят ему именем Бога, нежели то, что доказывают ему именем рассудка. Суеверие и фанатизм бывают следствием невежества; но религия есть плод ума и просвещения. Полуфилософия рождает безбожников, совершенная философия ведет к благочестию.

Христианская идея стала снова распространяться среди населения; в школах введено обязательное преподавание Закона Божия, и мало по малу восстановлялось публичное богослужение. Духовные училища были открыты, и духовенство получило право на свое существование.

Потрясения, вызванные французской революцией, в большей или меньшей степени отразились во всех государствах Европы. Общество очнулось и пришло к убеждению, что только религия просвещает и созидает прекраснейшее здание внутри человека, а напротив, безверие разрушает все.

— Какая жалкая тварь человек, не воспособляющийся небесными средствами, — говорил Монтань в той же Франции.

Мир узок для людей живущих без религии, понятия их ограничены, цели ничтожны, и жизнь незавидна. Человек без религии — «жалкое творение, имеет одни низкие только чувства, низкие желания, и все стремление его ограничено только землею, на которой он пресмыкается» [9]. В сердце каждого человека живет чувство и сознание божества, и религия служит надежною опорою для слабых сил в борьбе со злом. «Где дух Господень, там свобода», там порядок, там уважение ко всему честному и благородному, там исполнение долга и нравственных обязанностей. Народ, состоящий из одних атеистов и материалистов, не верующий в свободную жизнь духа, ни в загробное существование души, живет лишь одною животною жизнью и не в состоянии прогрессировать и цивилизоваться. «Христианство, — писал Ламартин, — впервые провозгласило на земле принципы свободы, братства и равенства». Философия же XVIII века, отвергая религиозные догматы, не изобрела ни одного слова более истинного, более совершенного и более святого, чем учение Христа. От того ни социальные смуты, ни антирелигиозное движение не в состоянии были вырвать с корнем из сердца человека врожденное ему стремление к божеству, не могли убить в нем потребность и спо-собность допытываться причины мироздания [10]. Тяжело состояние человека, который томится внутреннею жаждою божественной истины и не находит ее. «Жалкая работа сочинять себе веру», — говорит И.В.Киреевский [11].

Люди, с огорчением смотревшие на распущенность нравов и на упадок церкви, не могли оставаться на перекрестке двух путей — веры и безверия. Они не могли примириться с холодным материалистическим отрицанием религии, не питали сочувствия и к церкви римско-католической, профанируемой на Западе самим духовенством, осмеянной философами ХVІІІ века и совершенно упавшей в общественном мнении; они видели в ней смешение предания истинного с неистинным, божественного с человеческим; они с недоверием относились к ограниченности и сухости протестантства, отвергающего предание и дающего слишком мало питательного для сердца.

«Веришь ли ты бытию самого (ангела) хранителя? — спрашивал M.М.Сперанский свою дочь [12]. — Есть нечто столь привлекательное, — продолжает он, — столь идеальное в сей мысли иметь всегда с собою домашнего друга, что если бы она и не была справедлива, то для утешения принять ее должно... Как груба, как мертва религия без них. Посуди из сего, как жалки лютеране и все то, что называют реформой. Религия душ холодых, чувств материальных, между тем как они хвалятся чистотою. Еще бы лучше было все привести в математические исчисления и линии».

Одного отрицания оказалось недостаточно для полноты человеческой жизни; утомленная пустотою материализма, душа требовала пищи, искала нравственного удовлетворения, покоя и нашла его в мистицизме.

Мистика происходит от слова mysterium, т. е. таинство. Отсюда мистицизм есть религиозно-философское учение, состоящее в непосредственном созерцании или внутреннем чувстве, стремящемся к общению с Богом, созидающем в сердце человека храм свой, в котором живет дух его. Мистицизм проповедывал религию чувства, непосредственное соединение с божеством и совершенно отрицал участие в том разума. Учение это существовало давно и будет существовать всегда, как протест против материализма и преобладания внешних форм религиозности над внутренними порывами и стремлениями духа к общению с Богом. Он привлекает к себе той простотой и легкостью, с какой, по убеждению его последователей, всякий человек может приобрести душевный покой в самом тесном единении со Христом. Отличительная черта мистических сочинений есть вера в озарение свыше, с помощью которого мистик может проникать в загробный мир и созерцать тайны природы [13]. Увлекая читателя в таинственный мир и порывая связи с действительной жизнью, мистические сочинения естественно вызывали в нем сильнейшую внутреннюю борьбу и преобразовывали все духовное существо человека.

История христианской церкви свидетельствует, что в ней с самого начала христианства находились люди, которые, не довольствуясь познаниями о Боге и путем спасения, указанным Христом, старались проникнуть в сокровенные тайны божества и стремились к единению и сообщению с Богом. Такие сектанты во II и III веках назывались гностиками, т. е. обладающими истинным ведением, а с X века они стали называться мистиками, т. е. таинственниками, обращающимися к области сокровенного и постигающими тайны [14]. Первые следы мистицизма видны в Александрии и вообще в Египте. Ориген и его школа любили таинственное изъяснение Св.Писания. Писатель IV века Макарий Египетский упоминает о различных степенях духовного созерцания и описал созерцательное состояние. Гностики внесли в христианское учение многое из греческой философии, преимущественно Пифагора и Платона, а также из философии персидской и халдейской. В средние века мистицизм особенно развился в Германии, как противодействие сухой и безжизненной схоластики, стремившейся превратить религию в научную систему.

Мистическое направление продолжалось через все средние века, имело в числе своих представителей весьма много достойных людей и привлекало к себе множество лиц разных состояний, не находивших удовлетворения в сухих формах католической догматики и обрядности. Первым классическим представителем средневековой мистики был Бернард Клервосский, но наиболее высокое и притом методическое развитие христианская мистика получила со времени Эккарта и Таулера в XIV веке. Унижая и устраняя рассудочныя силлогистические формы знания, они обратились к живому чувству веры, как единственному способу постижения божественной истины. Практическим выражением и применением идей этой мистики была книжка, приписываемая Фоме Кемпийскому (1380—1471): «О подражании Христу», явившаяся в первый раз в 1494 году и имевшая на языках всех образованных народов столько изданий, сколько ни одна книга в мире. Наконец последним представителем германской мистики средних веков, уже в период возрождения наук, был Яков Бэм (1575—1614 г.) [15].

Последователи этих учителей мистицизма делились на разные группы и были известны под наименованием: братьев и сестер свободного духа, братьев розового креста, тамплиеров или храмовников и проч.

В ХV веке из среды мистиков выделились иллюминаты — озаренные, или мужи разумения, учившие, что без озарения свыше никто не может совершенно уразуметь Св.Писание и что можно достигнуть откровения гораздо более совершенного, чем слово Божие Ветхого и Нового Завета. Но в наибольшей силе мистицизм проявился в последние два столетия, когда масоны (каменщики), франк-масоны (свободные каменщики), карбонары (угольщики) стали проповедывать свободу религии и открывали свои масонские ложи. В это время появилось множество мистических писателей, из которых наиболее замечательны: Франциск Ла-Комб, ученица его Мария де ла-Мот-Гион, знаменитый ее друг и защитник — епископ Франциск Солиньяк-Фенелон и англичанка Анна Лида, известная своими предсказаниями и основательница филадельфийского общества [16].

Трудно, да нет и надобности перечислять все мистические сочинения, книги и брошюры, появившиеся в течение XVIII и первой четверти XIX века, тем более, что большинство наших мистиков не усвоило себе ясных понятий об этом учении в чистом его значении. Переводчики и издатели наши были часто настолько незнающи, что сочинения западных мистиков являлись в неточных переводах и неточных толкованиях [17]. Издатели сами не имели определенных сведений о предмете, их интересовавшем, и постоянно смешивали мистику с теософией, пиетизмом, алхимией, каббалистикой и другими предметами. Кроме печатных изданий, мистики оставили потомству множество рукописей, свидетельствующих, как мало понимали предмет сами писавшие, как запутаны были мысли и стремления доказать то, что, в сущности, не подчиняется доказательствам и чувствуется только сердцем. Вот почему писавшие о мистицизме стремились к одной и той же цели, но пути, ими избранные, и способы толкований были настолько разнообразны, что нужно было много времени, чтобы понять и усвоить истины, ими проповедываемые. «Вся наша духовность, писал M.М.Сперанский [18], сводилась к теософии: к ней же относятся творения Бема, С.Мартена, Сведенборга и т. п. Это лишь азбука. Десять лет провел я в изучении, и когда я думал, что овладел всем, я трудился лишь над начатками. Это было преддверие царства Божия». Сколько же времени нужно было употребить на то, чтобы перечитать всех мистических писателей, усвоить их учение и стать истинным мистиком?.. Отвечать на этот вопрос крайне трудно и, чтобы убедиться в этой трудности, достаточно познакомиться с подробным обзором мистической литературы, сделанным А.Д.Галаховым [19]. Из этого обзора ясно видно, что большинство наших мистиков, читая самые разнообразные сочинения, не понимало их сущности и довольствовалось только внешней стороной учения, которое сводится к следующим общим положениям: